Джейми внимательно изучал потолок.

– Саймон имел хороший дом – лакомый кусочек для них. Они обвинили его в измене. Любой хайлендер, чья собственность интересовала англичан, становился изменником, даже если не поддерживал Стюартов.

Рассказ был прерван кашлем.

– Я, можно сказать, вышел сухим из воды. Саймон же не дожил до суда. Английская корона хотела прихватить все, по ее мнению, причитающееся ей. Если бы не Нед Гоуэн, Лаогера оказалась бы на улице. Старина Нед добрался до Эдинбурга и таки утер им нос – главный дом и какая-то копейка достались вдове будто бы неотчуждаемые.

– Нед? Нед Гоуэн еще топчет землю?

Нед был адвокатом, консультировавшим Маккензи. В свое время этот маленький старичок сделал все возможное, чтобы меня не сожгли добрые охотники на ведьм восемнадцатого века. Двадцать лет назад он был стариком, но все еще жив! Мне тяжело было скрыть радость.

– Ну, англичаночка, как же ему умереть? Разве кто хорошенько погладит топором его мудрую башку. Старик крепок – он и в свои семьдесят отлично себя чувствует.

– Все еще обретается в Леохе?

Кивок Джейми, пившего воду, подтвердил правоту моей догадки.

– Нед живет в руинах, некогда бывших Леохом, если сказать точнее. – Джейми поставил графин на стол. – Но чаще он ездит по судам: многочисленные государственные изменники нуждаются в его помощи. Он помогает вернуть им собственность.

Горькая складка легла у его рта.

– Говорят, что на поле брани после окончания сражения являются вороны, чтобы есть убитых, а оставшиеся кости подбирают адвокаты-крючкотворы. – Говоря о войне, Джейми тер раненую руку. – Но должен тебе сказать, англичаночка, Нед – отличный парень, хоть и давно седой. Скольким он помог! Курсирует между Инвернессом и Эдинбургом, а подчас и до Лондона с Парижем добирается. Мы принимаем его, когда он бывает здесь проездом.

Когда Нед возвратился из поездки в Балригган, он рассказал о тяжбе, связанной с делом Лаогеры. Дженни разговорила его и таким образом узнала все, что хотела. Без ведома Джейми в Балригган было отправлено приглашение отметить зимние праздники с обитателями усадьбы в Лаллиброхе.

Стараниями Дженни усадьба сияла. Свечи ярко горели, освещая весь дом, парадную дверь венчал падуб и плющ. Был даже приглашен волынщик – редкость в Шотландии, пережившей Каллоден. Он и скрипач создали праздничное настроение, а ромовый пунш, пирог со сливовой начинкой, пирожные с миндалем и савойское печенье довершали атмосферу торжества.

Джейми не спешил показываться гостям, поэтому вышел к ним довольно поздно. Это было объяснимо: десять лет разлуки наложили свой отпечаток на отношения со многими знакомыми; теперь не только трудно было придумать предмет разговора, но и просто показаться на глаза. Дженни, желая сгладить пропасть между братом и остальными, привела в порядок его вещи, починив и выстирав то, что можно было починить, и справив то, в чем нуждался Джейми, и заплела его рыжую шевелюру в аккуратную косу. Волей-неволей пришлось праздновать вместе со всеми, раз уж не было предлога, чтобы остаться у себя.

– Джейми Фрэзер?

Громкий оклик Пегги Гиббонс приковал к Джейми всеобщее внимание. На лице девушки читалась искренняя радость. Джейми обнял ее, и вслед за этим ему пришлось поочередно обнимать множество девушек и молодых женщин, стайкой слетевшихся к нему, хвалить их малышей, о существовании которых он узнал только что от них самих, сносить прикосновения и поцелуи – словом, отдать себя шумной компании.

Их мужья встретили Джейми сдержаннее, не выказывая своих чувств, как и подобает настоящим мужчинам, тем более горцам. Джейми хлопали по спине и сопровождали другими неуклюжими проявлениями радости, пока он не поднялся в кабинет лэрда, сбежав от праздничной суеты.

Это была до боли знакомая комната, вмещавшая в себе все заботы хозяина поместья, – кабинет отца Джейми, а после и его собственный. Зять взял на себя эти заботы, пока Джейми отсутствовал. Пульс деловой жизни Лаллиброха – реестры, разнообразные счета, гроссбухи. Все это было уложено в стопочки, покоившиеся на столе. Приятно было касаться кожи корешков этих книг, на протяжении лет учитывавших, сколько зерна посеяно и сколько собрано, что, с какой целью и на какие средства куплено, что удалось нажить трудом и от чего пришлось отказаться, сдать в аренду. Разумеется, состояние арендованных земель тоже строго учитывалось.

Полка, предназначенная для книг, сохранила то, что Джейми оставил, считая ценным, перед своим заключением в английскую тюрьму. Так, здесь была деревянная змейка, икона вишневого дерева, подаренная старшим братом, который умер в детстве, и многие другие важные мелочи. Он долго вертел в руках змейку, участницу стольких игр.

– Джейми? – позвала его девушка, открывшая дверь.

Он сидел в темноте, помня наизусть все предметы и желая осязать их, а для этого вполне достаточно было свечи в коридоре. Лаогера – а это была она – казалась невидимой из-за обрамлявших ее лицо светлых волос, не собранных в пучок и свободно лившихся по плечам.

– Ты не забыл меня? – Она все-таки постеснялась войти.

– Нет. Я помню, кто ты, – не спеша заверил Джейми.

– В гостиной музыка, – сообщила она.

Да, в гостиной было, несомненно, весело, если в кабинет долетали звуки скрипки, радостный хохот и громкие замечания, смысл которых, впрочем, не удавалось ухватить – да и стоило ли? – и шарканье подошв, перемежавшееся топотом. С утра Лаллиброх наполнится уснувшими гостями, ведь многие будут не в силах добраться домой.

– Дженни сказала, что ты хороший танцор, – Лаогера робела, но постепенно осваивалась в роли соблазнительницы.

– Был им когда-то, – Джейми не хотел идти на поводу у сестры, поддаваясь на недвусмысленные уговоры Лаогеры, но не мог устоять на месте, заслышав музыку.

– Играют «Вереск – вот моя постель», помнишь ее? Может, попробуешь снова?

Она дала ему ручку, которую Джейми взял. Это было начало их тесного знакомства.

– Вот здесь, – по ходу рассказа он указывал, кто где стоял. – Оставили один стол с едой и виски, остальное Дженни велела вынести. Скрипач у окна, освещенный луной.

Розовый куст просился в комнату, как и в тот Новый год. Эта мысль покоробила меня, к тому же Джейми вспоминал все так живо.

– Танцы длились всю ночь. Конечно, мы танцевали в основном друг с другом. Когда рассвело, занялись гаданием; знаешь, как гадают те, у кого нет пары. Женщины делают несколько оборотов вокруг себя с закрытыми глазами. Суженый – первый, кто попадется на глаза.

Выпито было прилично, а танцы только подогрели всеобщее возбуждение. Лаогера будто бы и не хотела участвовать, мол, в ее годы это не подобает (для женщины тридцать четыре в тогдашней Шотландии – почтенный возраст), что она уже матрона, мать двоих детей. Был шум, возня, много смеялись, и по настойчивым просьбам она присоединилась к молоденьким девчушкам, желавшим найти жениха. Три оборота по часовой стрелке, выйти за дверь, снова три оборота. Разумеется, ожидания оправдались: она увидела Джейми.

– Она нуждалась в муже… Вдове трудно управиться с детьми, сама понимаешь. А я… мне нужен был кто-нибудь.

Торф в камине давал тепло, но светил плохо.

– Мне показалось, что мы поможем друг другу выстоять.

В Балриггане сыграли тихую свадьбу. Джейми стал жить там. Но не прошло и года, как он уехал в Эдинбург.

– Почему же? – Я не скрывала интереса.

Взгляд Джейми был обреченным.

– Не знаю. Я не смог ничего сделать для нее. У нас ничего не получалось, сам не знаю почему. – Он провел рукой по лбу. – Как посмотреть, так это я был виноват. Но что было делать!.. Ужинаем вдвоем, вроде все в порядке. Вдруг откуда ни возьмись слезы, стенания, она уходит. Я ничего не понимал.

Он с силой сжал пальцы в кулак.

– Что это было, что с ней происходило? Я не знал, как повернуться, что сказать, чтобы не вызвать слез, чтобы не расстроить ее. И никогда не мог угадать. Она, бывало, могла неделю молчать. Я подхожу – она отворачивается и смотрит в окно. Я снова уходил – а что было делать?

Джейми коснулся тех мест, где были царапины. Если следы от пальцев Лаогеры зажили, то мои знаки симпатии еще оставались на его шее.

– Англичаночка, ты никогда не делала так. Поэтому я был бессилен ей помочь.

– Конечно не делала. Не люблю таких женских штучек. Уж если я и обиделась, то не скрываю причины.

Он лег на кровать. Зависло задумчивое молчание. Спустя несколько минут Джейми проговорил:

– Мне казалось, что я не вынесу, если ты расскажешь мне, как жила с Фрэнком. Но, наверное, это нужно знать.

– Когда захочешь, я все расскажу. Но пока хочу послушать тебя. Ты ведь еще не все рассказал мне.

Джейми надолго умолк.

– Ей было страшно со мной. Почему – кто знает? Я делал все, что мог. Все, что любят женщины, я пытался с ней делать, пытался быть мягким и нежным, чтобы она перестала страшиться. Но мои усилия были напрасными.

Его голова заметалась по подушке, оставляя следы в пуху, которым та была набита.

– Я думал, что это ее мужья, Хью или Саймон. Может, дело было в них, но она не говорила мне об этом. Хорошие ребята. Но, возможно, между ней и кем-то из них произошла неприятность, и с этих пор Лаогера не хотела мужчин. Возможно, это последствия тяжелых родов. Но мне было так больно, когда она пряталась от меня, едва я касался ее. Что-то во мне пугало ее, а я не мог понять что.

Джейми говорил это с закрытыми глазами, воскрешая в памяти все превратности их с Лаогерой совместной жизни. Я сжала его руку, сочувствуя.

Он ответил пожатием.

– Поэтому я ушел. Может, это было неправильно, может, нужно было терпеть ее выходки, чтобы помочь ей. Но мое терпение исчерпалось.

Держа его руку, я отсчитывала удары его сердца, отдававшиеся в пульсе. Все было в порядке – размеренный, именно такой, как нужно.

Джейми поднял плечи и скривился от боли.

– Плохо?