Джейн не могла забыть слова, которые не раз слышала от короля: «Вспомни, что стало с твоей предшественницей!» Ему не следовало говорить ей, чтобы она вспомнила, что с ней произошло – она и так не могла этого забыть.

Она стала более тщательно соблюдать религиозные обряды, а так как придерживалась старой религии, Крэнмер и Кромвель были обеспокоены. Но они не осмелились жаловаться королю, так как знали, что он им ответит: «Пусть королева ест рыбу по пятницам. Пусть она делает, что хочет, – она родит мне сына!»

Люди в стране ждали рождения сына. Что будет с Джейн, спрашивали они, если она родит мертвого ребенка? А что если она родит девочку?..

Многие цинично отзывались о состоянии супружеских дел короля, хихикали, прикрыв рот рукой. Уже есть Мария и Елизавета. Они обе объявлены незаконнорожденными. А что если опять родится девочка? Уж лучше не высовываться, иначе может постичь судьба Катарины Арагонской и Анны Болейн.

Вдовствующая герцогиня Норфолкская с нетерпением ждала новостей. Неужели Джейн Сеймур удастся сделать то, чего не удалось ее внучке? Неужели это бледное болезненное существо сможет одержать победу там, где потерпела поражение блестящая и живая Анна? Она так не думала.

Катерина Ховард надеялась, что у короля родится сын. Она горько плакала после смерти своей кузины, но в противоположность бабушке не чувствовала ненависти к новой королеве. Пусть Джейн Сеймур будет счастлива, хотя Анне этого не удалось. Зачем быть злопамятной? Она почти не слушала зловещих предсказаний герцогини.

Катерина сильно изменилась после того, как бабушка так ужасно ее избила. Теперь она действительно выглядела дочерью дома Ховардов. Она стала спокойней. Она была страшно напугана тем, что о ее похождениях узнали. Лорд Уильям, полагавший, что на случившееся следует смотреть как на незначительный эпизод девичьего безрассудства, прочел ей несколько нотаций, а бабушка очень серьезно предупредила ее о последствиях. Оставшись один на один с внучкой, герцогиня сообщила ей, что она знает, насколько серьезно Катерина согрешила, и велела ей забыть обо всем этом и, если кто-либо будет ее спрашивать, решительно все отрицать. Она вела себя преступно глупо, пусть она не забывает об этом. И Катерина запомнила и вела себя сдержанно.

Она очень похорошела. Приятные манеры придали новую прелесть ее внешности. Герцогиня была готова забыть все прошлые неприятности и надеялась, что Катерина тоже больше не вспоминает о них. Она не знала, что Катерина все еще получает письма от Дерхэма и что с помощью Джейн Акворд, всегда готовой помочь, переписка продолжается.

Дерхэм писал: «Не думай, что я забыл тебя. Не забывай и ты, что мы муж и жена. Я этого никогда не забуду. Я также помню, как ты сказала мне, что никогда мне не изменишь. Я не изменю тебе никогда. Настанет день, и я вернусь за тобой…»

Катерине, любившей приключения, очень нравилось получать любовные письма и тайно переправлять свои ответы. Ее радовало, что она освободилась от женщин, которые знали о ее любовной связи с Дерхэмом и время от времени напоминали ей об этом. Все любовные забавы прекратились, герцогиня строго следила за поведением в своем доме. И Катерине не хотелось больше заниматься любовью. Она поняла, как глупо вела себя, и ей было стыдно за вольности, которым она предавалась с Мэноксом. Она полагала, что все еще любит Фрэнсиса. Ей нравилось получать от него письма. Придет день, и он вернется к ней.

Настал октябрь. Однажды рано утром Катерина проснулась от звона колоколов и залпов пушек. Джейн Сеймур родила королю сына.


Джейн была слишком больна, чтобы насладиться своим триумфом. Она едва понимала, что происходит в ее комнате. Какие-то люди появлялись и исчезали. Она видела огромного человека с красным лицом, который громко смеялся, мешая ей уснуть. Она слышала шепот, крики и смех.

Король с беспокойством смотрел на своего сына. Какой он маленький и несчастный, думал Генрих, опасаясь, что он, как и остальные дети мужского пола, умрет, не достигнув зрелости. Даже Ричмонд не выжил, хотя и был здоровым младенцем. Этот же маленький Эдуард был хрупким, бледным и слабым.

Но у короля был сын, и он был счастлив. Придворные пришли в комнату Джейн. Им следовало поцеловать ей руку, поздравить ее. Она переутомилась? Чепуха! Разве она не достигла того, чего не удалось достичь ее предшественницам? Разве она не родила королю сына?

Ей принесли фрукты и мясо, а также подарки короля. Она должна выразить свое удовольствие по поводу внимания, оказываемого ей Его Величеством. Она ела, не чувствуя вкуса еды.

В ее комнате проходила церемония крещения. Ее подняли с кровати и посадили на государственное ложе, украшенное коронами и гербами Англии, вышитыми золотом. Она полулежала, опираясь на подушки малинового Дамаска, укутанная в мантию малинового бархата, подбитую горностаевым мехом, но лицо ее выглядело мертвенно-бледным на фоне малинового цвета ее одежд. Джейн была без сил еще до того, как ее подняли с кровати. Голова болела, руки были горячими. Ей хотелось спать, но она напоминала себе снова и снова, что должна выполнить свой долг, присутствуя при крещении сына. Что скажет король, если увидит, что мать его сына спит, когда она должна улыбаться от счастья?..

Наступила полночь. Процессия с Джейн во главе проследовала через коридоры, где гуляли сквозняки, в часовню. Джейн потеряла сознание, пришла в себя и улыбнулась. Она увидела принцессу Марию, поднесшую новорожденного принца к купели, увидела своего брата с маленькой Елизаветой на руках, глаза которой слипались, так ей хотелось спать, и в маленьких пухленьких ручках которой был крестик Эдуарда. Она увидела Крэнмера и Норфолка, крестных отцов принца, его няню и акушерку. Эта сцена показалась ей такой нереальной, что она подумала, будто видит сон, что сын ее еще не родился и что роды только начинаются.

В тумане перед ее глазами возник сэр Фрэнсис Брайан у купели, и она вспомнила, что еще совсем недавно он был среди тех, кто восхищался остроумием Анны Болейн. Потом она увидела седого старого человека, в руках которого была свеча, а на шее висело полотенце. Она узнала его. Это был отец Анны. Он выглядел смущенным и несчастным человеком, который понимает, что достоин презрения. Думал ли он в это время о своем блестящем сыне и очаровательной дочери, которые были умерщвлены ради этого маленького принца, которому он сейчас воздает должное, ибо не осмеливается поступить иначе?..

Не в состоянии следить за церемонией, Джейн то теряла сознание, то приходила в себя. Она мечтала оказаться в тишине своей комнаты, в своей кровати. Она хотела темноты, покоя и отдыха.

– Господи всемогущий, даруй же долгую и счастливую жизнь этому замечательному и благородному принцу Эдуарду, герцогу Корнуолла и Честера, дорогому и любимому сыну нашего всемогущего и милостивого короля лорда Генриха Восьмого!

Слова эти обрушились потоком на Джейн, и она чуть не утонула в них. Она попыталась глубоко вздохнуть, ей не хватало воздуха. В полусознательном состоянии ее отнесли в спальню.

Через несколько дней после крещения сына Джейн умерла.

Люди на улицах говорили друг другу:

– Его Величество в отчаянии. Бедный человек! Наконец-то он нашел себе королеву по сердцу. Наконец-то она удовлетворила его желание и родила ему сына, наследника престола. А теперь на него свалилась эта ужасная катастрофа.

Некоторые недовольные подняли головы, считая, что король слишком расстроен, чтобы обращать на них внимание. Но лев только притворялся, что спит. Когда он зарычал, недовольные поняли, что значит поднимать голос против короля. Комнаты пыток оказались переполненными. Людям отрезали уши, языки, искалеченных нагишом водили по улицам и избивали плетьми.

Джейн еще не похоронили, а король уже обсуждал с Кромвелем, кого ему теперь взять в жены.

Генрих искал себе новую жену. В политическом смысле он был силен как никогда. Он мог продолжать свою политику, держа врагов в замешательстве. Он направлял послов во Францию, делал намеки императору – оба эти монарха боялись союза одного из них с Англией.

Дела на Континенте беспокоили Генриха. Война между Франциском и Карлом закончилась. Теперь эти двое не грызлись друг с другом, а были друзьями. Поул продолжал свои козни с тем, чтобы разжечь в Англии гражданскую войну и заручиться поддержкой со стороны Континента. Все это вызывало беспокойство. Предложить себя в качестве жениха при подобных обстоятельствах было очень выгодно, и Генрих решил воспользоваться этим преимуществом.

И хотя он решил осуществить политически выгодный брак, его волновала перспектива женитьбы. Он старался представить себе, какой будет его новая жена. Так хорошо быть снова свободным. Перед ним все еще возникал образ Анны Болейн. Генрих прекрасно знал, какую жену хочет иметь. Она должна быть красивой, умной, живой, такой же мужественной и веселой, как Анна, и одновременно нежной, как Джейн. Он уверял себя, что хотя и необходимо пойти на политически выгодную женитьбу, он не женится на женщине, которая ему не понравится.

Он попросил Шательона, французского посла в Англии, сменившего при английском дворе Беллэйа, чтобы самые красивые и изысканные леди французского двора приехали в Кале. Генрих отправится туда и познакомится с ними. На эту просьбу Франциск ответил таким образом, что поставил Генриха в ужасно неудобное положение. И Генрих не поехал в Кале, чтобы лично познакомиться с претендентками в жены.

Среди других возможных претенденток была красавица Кристина из Милана, племянница императора Карла. Она вышла замуж за герцога Миланского, который умер и оставил ее вдовой-девственницей в шестнадцать лет. Генрих интересовался ею и после пренебрежительного жеста со стороны Франциска решил заняться поисками невесты в окружении императора. Он послал Гольбейна нарисовать ее портрет, и когда живописец вернулся, Генриху понравился портрет невесты, но не настолько, чтобы немедленно заключить сделку. Он все еще вел переговоры с Францией. Ему сообщили, что Кристина сказала, если бы у нее было две головы, то одну бы она уступила королю Англии, но поскольку голова у нее одна, она ни за что не поедет в Англию. Она слышала, что сестра ее бабушки, Катарина Арагонская, была там отравлена, что Анна Болейн, будучи невинной, казнена и что Джейн Сеймур умерла из-за недостаточного внимания при родах. Конечно, она полностью находилась под властью императора и сказала так именно потому, что Карл счел нежелательным брак Кристины с Генрихом.