Виктория Холт - Путь на эшафот

Симонетт сидела в комнате для шитья, склонившись над работой, спиной к окну готического стиля, в которое светило горячее яркое солнце. Был август, комната для шитья находилась в передней части замка Хивер, окруженного рвом. В дверь заглянула маленькая девочка лет семи, улыбнулась и подошла к ней. Девочка была очень красивая, высокая для своих лет, складная и тоненькая, с темными длинными волосами, мягкими, как шелк, и смуглой кожей. Но особенно выразительными были ее глаза – большие, опушенные длинными ресницами. Девочка была не по годам развита, и до сих пор у Симонетт никогда не было столь способной ученицы. Она говорила на языке Симонетт почти так же хорошо, как и ее учительница, великолепно пела и прекрасно играла на музыкальных инструментах. Музыке она училась потому, что этого хотел ее отец.

Симонетт часто думала о том, что на первый взгляд этот ребенок мог бы показаться самим совершенством. Но это было не так, отнюдь! У маленькой Анны имелось много недостатков. Нужно было видеть, как она топала ножкой, когда ей чего-то очень хотелось, и она добивалась этого любой ценой. А когда она играла в старинную игру, напоминавшую бадминтон, с маленькой дочкой Уайаттов, она из кожи лезла, только бы выиграть. Уж кто-кто, а она обладала силой воли! Она быстро выходила из себя, говорила в глаза, что думала, и не боялась быть наказанной. У нее был характер мальчишки-сорванца. Девочка любила приключения так же, как и ее братья Джордж и Том Уайатт, обожала лазать по подвалам замка. Да, недостатки у нее имелись, но она была сама собой, и из всех детей Болейнов Симонетт любила ее больше всех.

От кого, спрашивала себя иногда Симонетт, эти маленькие Болейны унаследовали свое очарование? От сэра Томаса, своего отца, который на деньги, доставшиеся ему от своих предков-купцов, купил Бликлин в Норфолке и Хивер в Кенте, а также свою аристократического происхождения жену? Конечно нет! Не от злого и жадного сэра Томаса, готового любой ценой заполучить все, чего ему хотелось. Его сердце было холодным, а у молодых Болейнов сердца горячие, считала Симонетт. Да, они безрассудны, честолюбивы, но все они – Мария, Джордж и Анна – любящие и преданные, их сердца открыты любви. И в этом, думала Симонетт, и кроется их очарование. Может, они унаследовали эти качества от своей матери? Возможно, в какой-то степени. Хотя ее милость была очень хорошенькой женщиной, ее обаяние не могло сравниться с обаянием ее детей. Мария, старшая дочь, была очень красивой девушкой, и Симонетт, как истинной француженке, стоило бы больше беспокоиться о Марии, чем о Джордже или Анне. В свои одиннадцать Мария была настоящей женщиной. Она напоминала маленький неглубокий ручеек, постоянно журчащий, чтобы привлечь к себе внимание окружающих и вызвать возгласы: «Какая прелесть!».

Мария была неразумной и легкомысленной. Ужас охватывал Симонетт при мысли о том, что с ней будет, если она окажется при дворе, где мораль, если верить разговорам, оставляет желать много лучшего. А красавец Джордж, у которого на кончике языка всегда готов остроумный ответ, который пишет забавные стихи о себе и своих сестрах и злые о Симонетт, тоже не страдает отсутствием обаяния. Двое младших детей очень умны, понимают это и очень друг друга любят. Симонетт часто видела их здесь, в Хивере, и в Бликлине тоже, шепчущимися, поверяющими друг другу страшные тайны! Они часто играли со своими кузенами, детьми Уайаттов – ведь Уайатты были их соседями и в Кенте, и в Норфолке. Томас, Джордж и Анна – три друга. Маргарет, Мария Уайатт и Мария Болейн держались отдельно. Их не интересовали детские игры, во всяком случае Мария Болейн, – она часто развлекалась тем, что строила планы на будущее, воображая себя взрослой и при дворе.

Анна подошла к гувернантке. Вела она себя, как всегда, застенчиво, руки держала за спиной, но ее глаза блестели. Выглядела она грациозно, но скромно. Изяществом ее наделила природа, а привычка прятать руки за спину была вызвана тем, что на левой руке у нее были зачатки шестого пальца. Это не выглядело безобразно и было почти незаметно, но она остро воспринимала свои недостатки, и это отличие от других, которое хоть и нельзя было назвать уродством, ее раздражало. Однако, обладая врожденным шармом, она так очаровательно держала руки за спиной, что, стоя вместе с другими детьми своего возраста, выглядела гораздо грациозней, чем они.

– Симонетт, у меня прекрасная новость! – сказала она по-французски. – Пришло письмо от папы. Я еду во Францию.

Симонетт показалось, что в комнате для рукоделия вдруг стало очень тихо. За окном ветер шелестел ивовыми листьями, которые отрывались и падали в ров. Вышивание выскользнуло у нее из рук, упало на пол. Анна подняла его и положила гувернантке на колени. Будучи чувствительной и обладая воображением, она поняла, что новость для Симонетт была слишком неожиданной и что она совершила ошибку, сообщив ее так сразу. Анна обняла Симонетт за смуглую шею и прижалась к ней.

– Симонетт, милая! Моя радость омрачена расставанием с тобой.

На глазах у девочки появились слезы. Она плакала не потому, что уезжает, а потому что расстается с Симонетт, но не могла спрятать возбуждения, вызванного предвкушением предстоящей поездки. В Хивере было скучно без Джорджа и Томаса, уехавших продолжать свою учебу. Симонетт была душечкой, мама тоже. Но люди могут быть милыми и одновременно ужасно скучными, а Анна не могла выносить скуку.

– Симонетт, – сказала Анна, – может быть, я уеду ненадолго. – И добавила, чтобы хоть как-то утешить расстроенную Симонетт: – Я еду с сестрой короля!

Семь лет – это так мало. Даже если ребенок хорошо развит для своих лет. Эта малышка – при французском дворе! Сэр Томас действительно слишком честолюбив. Его не волнуют эти нежные молодые существа, которым именно в силу того, что они взрослы не по годам, нужна особая забота! Это конец, подумала Симонетт. Ну и пусть! Кто я такая, чтобы заниматься воспитанием младшей дочери сэра Томаса Болейна, которая теперь уже достаточно взрослая?

– Папа пишет, Симонетт… Он считает, что я должна собираться…

Как блестят ее глаза! Она так любила слушать сказки о королях и королевах! А теперь сама будет участвовать в их жизни. Не очень активно, конечно. Она еще слишком мала, чтобы играть заметную роль, и все же… Симонетт была уверена, что Анна будет стараться изо всех сил. Все кончено! Она больше не прибежит к Симонетт со своими вопросами, не будет слушать ее рассказы о любви короля к испанской принцессе. Симонетт часто рассказывала ей эту историю. Бедная маленькая испанская принцесса приехала в Англию и вышла замуж за короля Артура. Король умер, и на ней женился его брат, король Генрих.

– Симонетт, ты видела когда-нибудь короля?

– Я видела его на свадебной церемонии. Это было великолепно! Высокий, красивый. Кожа у него розовая, как у девушки. Рыжие волосы, рыжая борода. Самый красивый принц во всем мире!

– А принцесса, Симонетт?

Симонетт кривила рот. Будучи истинной француженкой, она не любила испанцев.

– Так, ничего себе. Она сидела на колеснице, застланной золотой материей. Две белые лошади везли колесницу. Волосы ее ниспадали почти до пола. – И она зло добавляла: – Волосы у нее были красивые. Это правда. Но он был еще совсем мальчик, а она – на шесть лет старше. – И шептала на ухо Анне: – Люди говорят, что жениться на вдове своего брата – плохо. Но ведь он не простой человек, Анна. Он король!

Два года назад Джордж и Томас часто сиживали на подоконнике и рассуждали о войне с Францией, как взрослые. Симонетт обычно не участвовала в этих разговорах – она боялась, что за грехи своей страны ее могут выгнать из замка. А на следующий год разразилась еще одна война – с Шотландией. Анна любила разговоры об этой войне, так как в битве у Флодден-Филд ее дедушка, герцог Норфолкский, и два ее дяди, Томас и Эдмунд, спасли для короля Англию. Обе эти войны успешно закончились, но войны не проходят бесследно. Они коснулись жизни даже тех, кто был далек от них. Эхо войны прокатилось от Парижа до Гринвича и достигло тихого замка в Кенте.

– Я буду сопровождать сестру короля, которая выходит замуж за короля Франции. Говорят, он очень, очень старый… – Анна поежилась. – Я никогда бы не вышла замуж за старика.

– Глупости, – возразила ей Симонетт, встав и отложив свое вышивание. – Он старик, но он король. Подумай об этом!

Анна задумалась. Глаза ее блеснули, и она заложила руки за спину. Нельзя любить тех, кого воспитываешь, вдруг подумала Симонетт.

– Пойдем, – сказала она. – Нам нужно написать письмо твоему отцу. Выразить наше огромное удовольствие в связи с честью, которая тебе выпала.

Анна бегом бросилась к двери. Ей хотелось ускорить эти увлекательные события. Но при мысли о разлуке с любимой гувернанткой ее охватила грусть. Дорогая, хорошая, добрая, но такая скучная Симонетт… Она остановилась, вернулась к гувернантке и взяла ее за руку.

Фрейлины хихикали и перешептывались в своих апартаментах в замке Дувр. Самая молодая из них, которой они постоянно делали замечания, потому что ее род был не таким знатным, как их, внимательно прислушивалась ко всему, что они говорили.

Какими великолепными они все были, эти молодые леди, и как менялось их поведение, когда им приходилось выполнять государственные обязанности, возложенные на них! Анна считала, что они слишком прекрасны для живых девушек, когда стояла с ними рядом на праздновании по случаю королевской свадьбы в Гринвиче, где герцог Лонгвильский представлял короля Франции. К концу церемонии у нее устали ноги, глаза стало резать от чрезмерного блеска, и, несмотря на возбуждение, она вспомнила о крепких руках Симонетт, когда та несла ее в постель. Здесь же, в апартаментах, леди сбросили с себя все свои парадные одежды и расхаживали почти нагишом, с удивительной откровенностью перемывая косточки лордам и графам, что, конечно, было очень интересно семилетней девочке.