– Джонни Пауэр умеет плавать, но до сих пор не удрал.

– Интересно, стал бы он сопротивляться на Тенерифе, если бы знал то, что я выяснил сегодня?

Ричард встревожился:

– В чем дело?

– Когда флотилия отплыла из Портсмута, у пехотинцев было лишь по нескольку зарядов.

– Вы шутите?!

– Ни в коем случае! – Донован усмехнулся и покачал головой. – Вот как тщательно продумана вся экспедиция! Те, кто возглавляет ее, забыли купить боеприпасы.

– О Господи!

– Я узнал об этом только потому, что его превосходительство губернатор Филлип распорядился приобрести десять тысяч гильз с зарядами здесь, в Рио.

– Значит, если бы на каком-нибудь корабле вспыхнул бунт, во всей флотилии не осталось бы ни единой пули! Я видел, как бездумно пехотинцы расходуют порох.

Мистер Донован устремил на Ричарда пристальный взгляд, открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал и кивнул на свертки:

– Здесь есть кое-что и для тебя. Завтра привезу еще. Я слышал, скоро мы отплываем. – Он сунул свертки в руки Ричарда. – Здесь деготь, какая-то целебная мазь – ее я купил у дряхлой и безобразной карги, наверняка ведьмы – и еще молотая кора, которой, по ее же словам, лечат лихорадку. Я прихватил и флакон лауданума – на случай, если воды Рио вызовут дизентерию. Врачи опасаются ее, а лейтенант Кинг надеется на лучшее. В свертках ты найдешь чистые тряпки и пару новых рубашек из тонкого хлопка. Покупая одежду себе, я не удержался и решил принарядить тебя. Нет ничего приятнее и удобнее прохладной хлопчатобумажной ткани в жаркую погоду! А вот солод раздобыть не удалось – первыми на складах побывали корабельные врачи, черт бы побрал этих проныр! Попробуй насушить апельсиновых и лимонных корок, а потом понемногу жуй их. Матросы говорят, цитрусовые предотвращают цингу.

Ричард не сводил с Донована глаз, переполненных благодарностью, но Донован был достаточно умен и не принял это чувство за нечто большее. Ричард – его друг, он готов умереть за этого человека, который когда-то любил, но давно забыл, что на свете существует любовь. Кого из близких он потерял? Как это случилось? Должно быть, женщина, способная открыть райские врата, тут ни при чем. Судя по лицу Ричарда, воспоминания о ней вызывали у него отвращение. Но больше он не упоминал ни об одной женщине, а тем более о мужчине. «Когда-нибудь я узнаю всю твою историю, Ричард Морган», – мысленно сказал себе Донован.

На следующее утро Ричард встретил четвертого помощника у веревочного трапа.

– Очередная просьба? – с улыбкой спросил Донован, готовый на все.

– Да, но только в том случае, если вы возьмете деньги. – Ричард наклонился и сделал вид, что ищет что-то на палубе. Донован присел рядом. Никто не заметил, как семь золотых монет перешли из одной руки в другую.

– Зачем так много? Этих денег хватит, чтобы купить топаз размером с лайм или почти такой же большой аметист.

– Мне необходимо побольше корундового порошка и самый надежный рыбий клей, – объяснил Ричард.

Донован уставился на него с приоткрытым ртом.

– Корундовый порошок? Рыбий клей? Но для чего?

– Наверное, их можно купить и на мысе Доброй Надежды, но, по-моему, там цены гораздо выше. В Рио-де-Жанейро все обходится дешево, – рассудил Ричард.

– Ты не ответил на мой вопрос. Ты загадочный человек, дружище. Объясни, зачем тебе понадобилось все это, иначе я не выполню твою просьбу.

– Выполните, – уверенно возразил Ричард и широко улыбнулся. – Ну ладно, я объясню. – И он устремил взгляд вдаль, к холмам, на которых раскинулись джунгли. – Во время плавания я часто и подолгу размышлял о том, чем займусь, когда мы наконец прибудем в Ботани-Бей. Среди каторжников едва ли найдется несколько человек, сведущих хоть в каком-нибудь ремесле, а мы все слышали, о чем говорят морские офицеры – особенно после прибытия в Рио, когда визиты участились. Младший лейтенант Ральф Кларк не умеет держать язык за зубами. Но он не только описывает попойки на шканцах «Дружбы» и расхваливает жену и сына – иногда от него можно услышать кое-что полезное. – Ричард перевел дыхание. – Впрочем, речь не о нем. Вернемся к тому, что среди каторжников почти нет опытных ремесленников. А у меня есть кое-какие навыки, и один из них наверняка пригодится нам в будущем – ведь нам придется рубить деревья и пилить их. Я умею затачивать пилы. Более того, я умею делать разводку, а это настоящее искусство. Возможно, кузену Джеймсу удалось переправить мои инструменты на один из кораблей, а может, и нет. Так или иначе, мне не обойтись без корундового порошка и клея. Наверное, на судах найдутся напильники, но если об инструментах позаботились так же, как о провизии, то никто не подумал прихватить с собой корундовый порошок или рыбий клей. Известие о том, что в экспедицию не взяли боеприпасы, не радует меня. Что мы будем делать, если туземцы Нового Южного Уэльса окажутся кровожадными и нападут на нас?

– Уместный вопрос, – мрачно отозвался Стивен Донован. – А как ты намерен поступить с корундовым порошком и рыбьим клеем?

– Сам сделаю наждачную бумагу и напильники.

– Тебе понадобятся обычные напильники, если на судах их не окажется?

– Да, но я не могу истратить все деньги, а злоупотреблять вашей щедростью не хочу. Надеюсь, мои инструменты все-таки найдутся.

– Расспрашивать тебя – все равно что выжимать кровь из камня, – пошутил мистер Донован. – Но кое-что я уже выведал. Когда-нибудь я узнаю все.

– Мне почти нечего рассказывать. Заранее спасибо вам.

– Я всегда к твоим услугам, Ричард. Если бы мне не пришлось разыскивать для тебя лекарства, я не успел бы повидать и половины того, что увидел в Рио. Подобно Джонстоуну и Шарпу я шатался бы по кофейням и притонам да обхаживал бы португальские власти в надежде на дорогие подарки. – И, насвистывая, он спустился по веревочной лестнице с небрежной грацией человека, привыкшего карабкаться по вантам.

В последнее воскресенье, проведенное флотилией в гавани Рио, преподобный мистер Ричард Джонсон, священник экспедиции, известный своей рассудительностью и приверженностью англиканской церкви (а также смирением), прочел проповедь и провел службу на борту «Александера» под нестройный аккомпанемент множества колоколов католических церквей. Палубы чисто вымыли, все лишнее с них убрали – верный признак того, что час отплытия близок.


Выводить одиннадцать кораблей из усеянной островками гавани Рио-де-Жанейро начали четвертого сентября и завершили пятого, после целого месяца пребывания в краю апельсинов и фейерверков. Форт Санта-Крус и «Сириус» дали прощальный залп. На судах уже объявили о том, что в день каждому мужчине будут выдавать всего по три пинты воды – видимо, беспокойство врачей по поводу качества бразильской воды не оставило губернатора равнодушным.

К ночи земля скрылась из виду, флотилия устремилась на восток в надежде, что ей удастся быстро преодолеть три тысячи триста сухопутных миль до мыса Доброй Надежды. Кораблям предстояло держать курс на юго-восток в почти неизведанных водах. До сих пор им изредка встречались португальские торговые суда, но теперь надеяться на частые встречи было нечего: на оживленные морские пути, ведущие в Ост-Индию, флотилия должна была выйти только у самого мыса.

Ричард пополнил свои запасы, вдобавок раздобыл корундовый порошок, клей и несколько хороших напильников. Предметом постоянных тревог стали для него каменные фильтры: у Ричарда еще осталось два запасных, а у его пяти товарищей – ни одного. Если кузен Джеймс-аптекарь не ошибся, то вскоре все пять фильтров отслужат свое. В поисках выхода Ричард сплел из веревки подобие прочной сетки и в ней бросил один из фильтров в море, молясь о том, чтобы акулы не польстились на него. Однажды голодная акула набросилась даже на штаны, которые морской офицер решил хорошенько выстирать, привязав на веревке к борту. Перекусив веревку, акула пожевала штаны и с отвращением выплюнула их. То же самое могло случиться и с каменным фильтром: как только веревка будет перекушена, он пойдет ко дну. Но через неделю Ричард благополучно вытащил фильтр на палубу и оставил его сушиться на солнце, а за борт отправил следующий. Он надеялся успешно промыть все фильтры прежде, чем они окончательно перестанут пропускать воду.

Двигаясь на юг, к быстрому течению, которое должно было пронести суда через весь океан от Бразилии до Африки, путешественники то и дело встречали кашалотов, тоже плывущих на юг. Морды этих громоздких существ сбоку напоминали небольшие утесы, под которыми помещались нелепо тонкие нижние челюсти, вооруженные страшными зубами. Их хвосты были толще, хвостовые плавники меньше, чем у китов, они реже выделывали акробатические трюки, которыми щеголяли другие морские гиганты. Океан изобиловал обычными спутниками кораблей – морскими свиньями, дельфинами и акулами, но съедобная рыба гораздо реже попадалась на крючки, потому что суда двигались быстрее, а волны стали выше. Иногда путешественникам все же случалось полакомиться ухой, но чаще всего им приходилось довольствоваться солониной и черствым хлебом, кишащим долгоносиками и червями. Такая еда ни у кого не возбуждала аппетита. Каторжники насушили большой мешок цедры цитрусовых и теперь все вместе понемногу жевали ее.

В южных широтах им все чаще попадались гигантские морские птицы – альбатросы, но когда один из морских пехотинцев выбежал на палубу с мушкетом, надеясь подстрелить альбатроса и зажарить его, вся команда пришла в ужас: убийство этих повелителей воздуха считалось плохой приметой.

Новая болезнь вспыхнула сначала среди морских пехотинцев, а затем ее жертвами стали и каторжники. Окуривание, отмывание и побелка стали регулярными процедурами. Нары заполнились больными, один из каторжников умер во время шторма. Доктор Балмен, уже притерпевшийся к вони тюремной камеры, сновал между ней и помещением для морских пехотинцев. При хорошей погоде он устраивал очередное окуривание, отмывание и побелку, хотя всем уже стало ясно, что эти процедуры не помогают. Впрочем, на нижней палубе стало светлее, и теперь Ричард, Билл, Уилл, Недди и остальные могли читать, сидя за столом, а не на палубе, где они мешали матросам. Ветер часто менялся, и вскоре выяснилось, что капитан Синклер – опытный моряк: едва поднимался попутный ветер, он велел ставить паруса и приказывал убрать их, как только ветер начинал дуть в другую сторону. Паруса то поднимали, то вновь спускали – и так без конца. Неудивительно, что Джон Пауэр, Уилли Дринг и Джо Робинсон и не показывались на нижней палубе: каждому из них нашлась работа. Между вахтами матросы едва успевали отдохнуть.