– А, еще дюжина из Глостера! – радостно воскликнул он с акцентом, который, как впоследствии выяснилось, был шотландским. – Доктор Мидоуз уже говорил, что вы – прекрасные экземпляры, и теперь я вижу, что он был прав. Я мистер Кэмпбелл, а это – мое творение. – И он величественно взмахнул рукой. – Плавучие тюрьмы! Они гораздо удобнее Ньюгейта и, в сущности, любой другой тюрьмы. У вас есть вещи? Отлично. Позор тем, кто отказывает заключенным в праве на имущество. Нил! Нил, где ты?

Человек, который был точной копией Кэмпбелла, вынырнул откуда-то из люка корабля, сбежал на причал и остановился, отдуваясь.

– Я здесь, Дункан.

– Прекрасно! Я не хотел упускать случай показать тебе этих замечательных ребят. Мой брат помогает мне, – объяснил мистер Кэмпбелл так, словно считал заключенных равными себе. – Его попечению поручены «Юстиция» и «Блюститель», а я слишком занят моей дорогой «Церерой» – она великолепна! Новенькая, как с иголочки! Разумеется, вы отправитесь на «Цереру». Как удобно, что вас ровно двенадцать и что вы настолько здоровы. Два отряда для двух новых черпалок. – От удовольствия он начал пританцовывать. – Прекрасно, прекрасно! – И он ринулся прочь, увлекая за собой безропотного брата.

– Какой чудак! – не выдержал Билл Уайтинг.

– Ша! – рявкнул надзиратель и с тошнотворным глухим стуком обрушил дубинку на руку Уайтинга. – Умолкни!

Эти слова все поняли без объяснений. Айк Роджерс незаметно поддерживал теряющего сознание от боли Уайтинга, остальные окружили их, вцепившись в свои пожитки, и двинулись по скользким доскам к ждущему лихтеру.

Мимо проплывали низкие, болотистые берега и силуэты кораблей, едва различимые сквозь серую пелену дождя. Подняв воротники, поправив шапки так, чтобы вода стекала на плечи, а не на шею, заключенные сидели среди своих сундуков, мешков и узлов. Двенадцать молчаливых гребцов оттолкнули лихтер от причала, развернули его и вывели на середину широкой реки плавными и легкими движениями весел, почти не тревожившими водную гладь.

Примерно в трехстах ярдах к югу, у побережья Кента, вдоль берега выстроились четыре судна, похожих на стадо коров. Каждое было пришвартовано более надежно, чем любой другой корабль, даже в Кингроуде, в устье Северна. Суда почти не качались на якорях и пришвартованы были не обычными тросами, а цепями. Самый маленький корабль располагался выше всех по течению и ближе к Лондону, а самый большой – ниже всех по течению; по возрасту каждое судно превосходило предыдущее на добрую сотню лет.

– Корабль-лазарет «Хранитель», а дальше – «Блюститель», «Юстиция» и «Церера», – объяснил стражник.

Лихтер направился к «Блюстителю», развернулся и поплыл вниз по течению; отлив облегчал гребцам работу. Благодаря этому узникам посчастливилось рассмотреть все три плавучие тюрьмы. Они выглядели жалкой пародией на корабли: такелаж давно исчез, грот-мачты, спиленные на высоте сорока футов, расщепились и потрескались, фок-мачты уцелели, но лишились вантов, на веревках, протянутых между грот– и фок-мачтами, сушилось белье – как и на тросах между фок-мачтой и обрубком бушприта. На палубах теснились дощатые хибары и надстройки, лес железных дымоходов поднимался над ними, кренясь во все стороны; такие же строения заполонили шканцы, полубаки и сгрудились вокруг кормовой рубки. Судя по виду, «Блюститель» и «Юстиция» выходили в море еще вместе с флотом доброй королевы Бесс и сражались с судами «Непобедимой армады»: краска на них облупилась, все медные гвозди позеленели, доски потрескались.

По сравнению с этими судами «Церера» выглядела не ветхой, а попросту старой. На обшивке еще сохранилась местами черная и желтая краска, а под бушпритом – носовое украшение в виде дородной женщины с обнаженной грудью и ярко-красными сосками. Бойницы «Блюстителя» и «Юстиции» были наглухо задраены, а на «Церере» снабжены решетками из толстых железных прутьев, поэтому бристольцы, сведущие в подобных делах, пришли к выводу, что под верхней палубой на корабле имеются еще две – первая и вторая нижняя. Стало быть, когда-то «Церера» была линейным кораблем с девяноста орудиями. Никакому грузовому судну или галере не понадобилось бы столько бойниц.

Ричард задумался: удастся ли им поднять свои вещи по веревочной лестнице? Цепи неизбежно будут сковывать движения. Но вскоре выяснилось, что энергичный доктор Дункан Кэмпбелл оборудовал свою красу и гордость дощатым трапом, соединенным с покачивающимся на воде помостом. Подхватив на руки сундук, перекинув через плечо два мешка, Ричард первым перебрался через борт лихтера вслед за стражником с дубинкой и с трудом поднялся по трапу на шестнадцать футов вверх, к борту судна. «Церера» имела незначительную осадку.

– Эй, старший! – крикнул стражник.

Незнакомец неряшливой, но внушительной наружности вынырнул из-за ближайшей дощатой надстройки, ковыряя щепкой в зубах. Вдалеке Ричард заметил промелькнувшую юбку, услышал женские голоса и понял, что в ветхих хибарах на верхней палубе разместились надзиратели.

– Что надо? – осведомился внушительный незнакомец.

– Двенадцать каторжников из глостерской тюрьмы, мистер Хэнкс. Понимают только по-английски. Мистер Кэмпбелл сказал, что это два новых отряда для двух черпалок. Док говорит, что все они здоровы.

– Деревенщина! – с отвращением процедил мистер Хэнкс. – И так ими здесь кишмя кишит, Сайкс. – И он повернулся к заключенным. – Я Герберт Хэнкс, старший – по-вашему, начальник тюрьмы. Отправьте их вниз, Сайкс. И запомните, тут вы не заключенные, а каторжники, ясно?

Вновь прибывшие молча кивнули, с трудом поняв смысл обращенной к ним речи. Начальник тюрьмы глотал половину согласных.

– У заключенных, – светски продолжал мистер Хэнкс, – еще есть шанс оказаться на свободе. А каторжники остаются каторжниками, пока не отбудут срок. Здесь свои правила, поэтому слушайте внимательно – повторять я не собираюсь. Посетителей сюда пускают по воскресеньям, после обязательной церковной службы. Никаких сектантских или диссидентских служб – только англиканские. Всех обыскивают, обнаруженные подозрительные предметы конфискуют. Почему? Да потому, что кое-кто пробует пронести на судно напильники в пирогах и пудингах.

Он сделал паузу и обвел слушателей взглядом, в котором сочетались злорадство и свирепость. Видимо, Хэнкс наслаждался своей «тронной речью».

– На корабле вам положено сидеть взаперти, в самом низу. Только я имею право отпирать двери, а это бывает нечасто. Наверх – на работу, вниз – спать, и так с понедельника до субботы. В хорошую погоду будете работать и не вздумайте отлынивать! К примеру, сегодня никто не работает – с самого утра зарядил этот чертов дождь. Есть будете то же, что и все остальные, а пить то, что разрешу я. Джин стоит недешево, получить его можно только у меня: за шесть пенсов – полпинты.

Сделав очередную паузу, мистер Хэнкс харкнул и сплюнул под ноги.

– Есть будете вшестером из одного котла, припасы выдает эконом. По воскресеньям, понедельникам, средам, четвергам и субботам на шестерых положена одна коровья щека или голень, три пинты гороха, три фунта овощей, шесть фунтов хлеба и шесть кварт легкого пива. По вторникам и пятницам дают овсянку. Можете брать столько воды из Темзы, сколько захотите, да вдобавок получите три пинты овсяной крупы, три фунта сыра и шесть фунтов хлеба. И больше ни на что не рассчитывайте. Если съедите все это на ужин, утром вам придется поголодать. Мистер Кэмпбелл разрешает вам мыться каждый день и бриться по воскресеньям, перед церковной службой. Выходя из трюма на работу или службу, берите с собой ведра и выливайте за борт. На каждый отряд полагается одно ведро. Вас будут держать взаперти, а чем вы будете заниматься там, внизу, мне все равно, как и мистеру Кэмпбеллу.

Он довольно осклабился.

– Но сначала, – продолжал он, присев на корточки, хотя мистер Сайкс и его помощники остались стоять, – я обыщу ваши сундуки и мешки, так что открывайте их, и поживее!

Уже научившись понимать странный выговор начальника плавучей тюрьмы, каторжники отперли замки на сундуках и подняли крышки.

Мистер Герберт Хэнкс проводил обыск с непревзойденным усердием. К счастью, он начал осмотр с вещей Айка Роджерса и его товарищей, сундуки которых были меньше размером и легче, а у двух пареньков из Уилтшира вообще отсутствовали. Тряпки и одежду Хэнкс отбрасывал в сторону, но каждый предмет попадал в руки мистера Сайкса, который тщательно прощупывал все швы и подкладки. При обыске не было найдено ничего подозрительного. Тюремщики не польстились на скудные пожитки заключенных.

– А где ваши деньги? – спросил Хэнкс.

Айк умело изобразил удивление:

– У нас их нет, сэр. Мы пробыли в глостерской тюрьме целый год и потратили все до последнего гроша.

– Вот как? – Мистер Хэнкс повернулся к товарищам Ричарда, и его глаза хищно блеснули. – А что там у вас? Откуда столько вещей? – Из сундука и мешков Ричарда он извлек одежду, бутылки и флаконы, несколько каменных фильтров, кучу тряпок, книги, пачку писчей бумаги и перья – прелюбопытные предметы! – и две лишние пары грубых башмаков. Осмотрев башмаки, Хэнкс разочарованно нахмурился и переглянулся с не менее разочарованным Сайксом. – И вправду деревенщина. Таких ножищ здесь нет ни у кого, башмаки будут велики даже Длинному Джойсу. Что это? – продолжал он, указывая на бутылку.

– Деготь, мистер Хэнкс.

– А это что за штуковина?

– Каменный фильтр, сэр. Через него я пропускаю воду для питья.

– Здесь уже есть фильтры, стоят под каждой помпой. Как тебя зовут, большеногий?

– Ричард Морган.

Хэнкс выхватил у одного из помощников Сайкса лист бумаги и просмотрел его: он умел читать, но это искусство давалось ему с трудом.

– Теперь у тебя нет имени. Отныне, Морган, ты каторжник номер двести три.

– Да, сэр.

– Смотрю, ты у нас грамотный. – Мистер Хэнкс перелистал одну из книг Ричарда, надеясь отыскать скабрезные рисунки или стишки, но ничего не нашел и раздраженно захлопнул книгу. – А это что?