– Стивен, какая радость! – воскликнула Китти, глаза которой заблестели.

Ричард пожал другу руку.

– Но насколько я понимаю, эта новость не единственная.

– Ты прав. – Стивен словно светился изнутри – сильный, красивый мужчина, перед которым открылся новый мир. – Отныне я – корабельный гардемарин королевского флота, и когда Кинг получит разрешение его превосходительства, я получу чин лейтенанта и место на одном из кораблей, приписанных к Портсмуту. Но тревожиться незачем: пока я останусь здесь и покину остров, только когда получу чин, да и то не сразу. А тем временем я побуду лоцманом. Короче, меня следует называть лейтенант Донован, в свободное время мне поручено следить за вырубкой леса на горе Георга, поэтому мне больше незачем бывать на каменоломне!

– Отличный повод для маленького праздника, – подытожил Ричард и извлек из-за книг бутылку. – Это ром моего изготовления – особый напиток Моргана. Покидая остров, майор Росс оставил мне большой запас рома, но я ни разу не пробовал его. А теперь мы проверим, каким становится местный ром, побывавший в настоящем бочонке и смешанный с бристольским напитком.

– За тебя, Ричард. – Стивен поднял кружку и глотнул, прислушиваясь к своим ощущениям. По его лицу разлилось удивление, он сделал еще один глоток. – Ричард, а он не так уж плох! – И Стивен поднял кружку, глядя на Китти. – А этот глоток – за Китти и малыша, которому я буду крестным отцом. Пусть родится девочка – мы назовем ее Кейт!

– А почему Кейт? – спросила Китти.

– Потому что здесь, на краю света, лучше быть строптивицей, чем мышкой. – Стивен усмехнулся. – И незачем так пугаться, маленькая мама! Наверняка в мире найдется мужчина, способный укротить ее.

– А если родится мальчик? – полюбопытствовала маленькая мама.

Ей ответил Ричард:

– Моего первенца будут звать только Уильям Генри. Да, Уильям Генри.

– Уильям Генри… мне нравится, – отозвалась довольная Китти.

Склонившись над кружкой, Стивен подавил вздох. Значит, Китти еще ничего не знает. Узнает ли она когда-нибудь всю правду? «Ричард, расскажи ей! Относись к ней как к равной!»

– У меня тоже есть новости, лейтенант, – надеюсь, когда-нибудь вы станете адмиралом флота, – объявил Ричард, поднимая кружку. – Мистер Кинг приказал Томми Краудеру составить список земельных участков и их владельцев. Я войду в него как свободный колонист Ричард Морган, полноправный владелец двенадцати акров земли. Кроме того, я получил десять акров в Куинсборо – это ровный, уже расчищенный участок. Здесь, возле дома, я буду выращивать пшеницу, а в Куинсборо – кукурузу на корм свиньям. – И он снова поднял кружку. – Я предлагаю второй тост за вас, лейтенант Донован, и за вашу безграничную доброту. Ручаюсь, когда-нибудь вы поведете стопушечный корабль в битву против французов, уже успев получить чин адмирала. Китти, отвернись и не подглядывай.

И Ричард сунул в руку Стивена двадцать золотых монет. Тот поднял брови, но молча опустил монеты в карман холщовой куртки. Когда Китти разрешили обернуться, мужчины уже смеялись, но почему – она так и не узнала.


Тысяча семьсот девяносто второй год выдался засушливым, хотя накануне Рождества, уже после сбора урожая, начались дожди. Живот Китти не выглядел безобразно раздутым; она по-прежнему двигалась довольно легко и без труда справлялась с домашними делами.

– Ричард, можно подумать, что это ты ждешь первого ребенка! – не раз со смехом повторяла она. – Ты так беспокоишься!

– По-моему, тебе давно пора переселиться к Оливии Лукас, в долину Артура, – встревоженно заявил Ричард. – Здесь поблизости нет ни души.

– Ни к какой Оливии Лукас я не пойду!

– А если ребенок родится раньше, чем мы предполагаем?

– Ричард, я уже обо всем поговорила с Оливией, я все знаю! Поверь, мне с избытком хватит времени известить Джо, тебя и Оливию. Это же будут мои первые роды, обычно они затягиваются надолго, – объяснила Китти.

– Ты уверена?

– Ну конечно, – голосом умирающей мученицы отозвалась она, плавно подошла к стулу и без труда села, а потом устремила на мужа серьезный взгляд. – Я хочу задать тебе несколько вопросов, Ричард, и получить на них ответы.

Ее лицо вдруг стало властным; как зачарованный, Ричард не мог отвести от него глаз.

– Спрашивай, – произнес он, садясь лицом к жене. – Смелее!

– Ричард, скоро у меня появится твой ребенок, а я попрежнему ничего не знаю о тебе. То немногое, что мне известно, я узнала от Лиззи Лок, но, по-моему, я вправе знать больше, чем она. Расскажи мне о дочери, которая теперь была бы моей ровесницей.

– Ее звали Мэри, она похоронена рядом со своей матерью на кладбище Святого Иакова в Бристоле. Мэри умерла от оспы, когда ей было три года. Вот почему я предпочел бы, чтобы мои дети росли на острове: самое худшее, что им здесь угрожает, – дизентерия.

– У тебя были другие дети?

– Сын Уильям Генри. Он утонул.

Китти ахнула:

– О, Ричард!..

– Не надо, Китти. Это случилось давным-давно, в другой стране. Моим будущим детям не грозит такая участь.

– Но и тут их может подстеречь беда. Мудрено ли утонуть на острове, окруженном водой?

– Поверь мне, здесь невозможно утонуть по той причине, по которой погиб мой сын. Так погибают люди в больших городах, а не на крохотных островках, где все знают друг друга в лицо. Да, среди нас есть подлецы, но мы не имеем с ними ничего общего, а если здесь когда-нибудь появится школа, мы, родители, будем знать об учителях больше, чем родители из Бристоля. Уильям Генри погиб из-за одного учителя. – Ричард склонил голову набок и вопросительно уставился на Китти. – Есть еще вопросы?

– От чего умерла твоя жена?

– От удара. В то время Уильям Генри еще был жив. Ее смерть была мгновенной, ей не пришлось страдать.

– О, Ричард!

– Незачем печалиться, дорогая. Я убежден: все это случилось лишь для того, чтобы я встретил тебя. Если бы я остался в Бристоле, у меня никогда не было бы ни настоящей семьи, ни собственного дома. Я прошу тебя только об одном: любить меня как отца наших детей. Этого мне будет достаточно.

Китти приоткрыла рот и чуть было не призналась, что Ричарду в ее сердце отведено лучшее место, но не издала ни звука. Произнести эти слова значило дать обещание, клятву, а Китти пока не знала, сумеет ли сдержать ее. Она питала к Ричарду глубокую привязанность и потому просто не могла обмануть его. До сих пор при виде Ричарда ее душа не начинала петь, а сердце – радостно трепетать. Если бы это произошло хотя бы один раз, между ними все изменилось бы. Если бы Ричард вызвал в ней радостный трепет, она сумела бы назвать его любимым.


Наступил ветреный и холодный февраль, на остров то и дело обрушивались ураганы. Но урожай уже был убран, зерно хранилось в прочных амбарах. Его хватило бы, чтобы прокормить все население Норфолка, разумеется, если бы не пришлось отдать часть запасов Порт-Джексону вместе с известью и древесиной.

Пятнадцатого февраля Ричард с опозданием вернулся домой: вице-губернатор засыпал его таким множеством вопросов, какое Китти не придумала бы и за неделю. Роды еще не начались, но Оливия Лукас уверяла, что это может случиться в любую минуту, а Джо Лонг вряд ли сумел бы заменить повитуху. Вспоминая заверения Оливии и Китти в том, что первые роды обычно бывают долгими, Ричард торопливо шагал по тропе к дому. Издалека заметив, что над трубой не поднимается дым, он ускорил шаг, размышляя о том, что даже на девятом месяце беременности Китти ухитрялась сама печь хлеб.

– Китти! – крикнул он, взбегая на крыльцо.

– Я здесь, – послышался негромкий голос.

Слыша гулкий стук собственного сердца, Ричард ворвался в дом и окинул комнату быстрым взглядом. Китти в ней не было. Значит, она в спальне! О Господи, началось!

Китти сидела в постели, опираясь на две подушки, и на ее лице играла счастливая улыбка.

– Ричард, поздоровайся с дочерью, – попросила она. – Скажи Кейт «добрый вечер».

У Ричарда подкосились ноги. Он с трудом подошел к кровати и присел на край.

– Китти!..

– Ты только посмотри на нее, Ричард. Разве она не прелесть?

И она протянула ему тугой сверток. Ричард мимоходом отметил, что руки Китти загрубели от домашней работы гораздо сильнее, чем его собственные. Взяв сверток, он осторожно отвел в сторону угол пеленки и увидел крохотное сморщенное личико, приоткрытый рот, опущенные пухлые веки, смуглую кожу и хохолок густых черных волос. Океан любви поглотил его целиком, и Ричард утонул в нем, даже не пытаясь спастись. Наклонившись, он поцеловал ребенка в лобик и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

– Ничего не понимаю… Еще днем ты была совершенно здорова! Почему ты ничего мне не сказала?

– А мне нечего было сказать – я и вправду чувствовала себя прекрасно. Роды начались неожиданно. Отошли воды, начались схватки, я почувствовала, как наружу выходит головка. Поэтому я расстелила на полу чистую простыню и стала тужиться. Малышка появилась через четверть часа. Как только вышел послед, я нашла нитки, перевязала пуповину и разрезала ее ножницами. Малышка закричала – и так пронзительно! Я выкупала ее, собрала простыню, замочила ее и вымылась сама. – Сияя гордостью, она закончила: – И незачем было поднимать такой шум! – Она расстегнула коленкоровую рубашку, обнажив грудь с набухшим темно-красным соском. – И молоко у меня уже появилось, хотя Оливия говорила, что это будет не сразу. Я умница, правда, Ричард?

Ричард бережно наклонился и благоговейно коснулся ее губ. Переполненный благодарностью, он смахнул слезы и неловко улыбнулся.

– Конечно, умница, Китти. Ты все сделала так, словно уже родила десять малышей.

– У меня нет весов, поэтому взвесить ее я не могу, но, похоже, она родилась крепкой и крупной. И пошла не в Кларков, а в Морганов.

Ричард вгляделся в лицо Кейт, ища подтверждения словам жены, но не нашел его.

– Она прекрасна, Китти, вот и все, что я могу сказать. – Он перевел взгляд на жену. Она выглядела усталой, но вместе с тем улыбалась так ослепительно, что Ричард не мог поверить, что совсем недавно ей грозила опасность. – Скажи честно: с тобой все хорошо?