— Как кролики, — признался он. — Как можно дальше и быстрее.

Они свернули за угол и прошли сквозь стеклянные двери на крытую платформу. Длинный состав стоял на рельсах; дым паровоза относило ветром в сторону, и он закручивался вокруг стропил высоко над головой. Люди сновали туда и сюда по деревянному настилу платформы, носильщики загружали багаж в вагон посредине состава.

Человек в белой униформе стоял у конца последнего вагона, ожидая их прихода.

— Добрый вечер, мистер и миссис Тиллотсон, — поздоровался он, когда они подошли ближе. — Добро пожаловать.

— Благодарю вас, — вежливо ответил Ривлин, однако у Мадди екнуло сердце. — Если вы проследите за тем, чтобы нас не беспокоили до отправления, мы будем вам чрезвычайно обязаны.

— Непременно, сэр.

Ривлин слегка поклонился Мадди.

— После вас, моя дорогая.

— Позвольте мне, мадам, — сказал служащий, быстро шагнул вперед и предложил Мадди руку, помогая подняться по ступенькам.

Мадди справилась с задачей, не наступив себе на подол, поблагодарила за помощь и вошла в вагон. Занавески были опущены, керосиновые лампы зажжены, но даже при их приглушенном свете Мадди поразила роскошь обстановки. Прекрасная мягкая кровать была уже опущена и застелена, медное изголовье скрыто пышными подушками в наволочках, обшитых кружевом. Ривлин появился следом за ней, бросил сумки на пол у двери и запер ее. Сорвав с головы котелок, он отправил его небрежным жестом в угол.

Мадди посмотрела на Ривлина, высоко подняв брови:

— Тиллотсон?

— Я позаимствовал имя у одного из своих зятьев, — объяснил он, подходя к ней и обнимая за талию. — Ты моя жена — говорю на тот случай, если ты уже не догадалась об этом сама. Энн Тиллотсон.

Мадди быстро прикинула что-то.

— Энн — твоя сестра.

— Она — да, а ты — нет, — улыбнулся Ривлин. — В соответствии с общим замыслом.

— Тебе стоило бы заранее предупредить меня, — сказала Мадди, — ведь я могла поставить нас обоих в глупое положение.

— Прости. — Он нежно поцеловал ее. — Ты прекрасно справилась с этим. Я бы сказал, что мы оба заработали выпивку. Тебе бренди, дорогая?

Ривлин подошел к столику с напитками и налил бокалы, а Мадди тем временем сняла шляпу и перчатки, положила их на стол и, опустившись на диван, сбросила туфли. Потягивая ароматную жидкость, она наблюдала, как ее спутник достает из саквояжа портупею. Потом Ривлин уселся на другом конце дивана, опустив правую ногу на пол, а левую согнув и пристроив на диване таким образом, чтобы поставить на колено бокал с бренди.

С платформы донесся голос кондуктора, призывающий пассажиров занять места. Паровоз загудел. Сразу за гудком последовал резкий толчок, сопровождаемый скрежетом металла и лязгом буферов. Еще два коротких гудка — и состав медленно тронулся.

У Мадди словно гора свалилась с плеч. Она сделала еще один глоток и сказала:

— Я запомнила во время моего суда, что есть правила допроса свидетелей. Представители обвинения должны сообщить защите, о чем они хотели бы спросить меня. Как ты считаешь, они знают, что Харкер замешан во взяточничестве?

— Трудно думать иначе. На месте Фоли, Коллинза или Лэйна хотела бы ты угодить в тюрьму, в то время как твой соучастник воспользовался бы судом над тобой, чтобы выставить свою кандидатуру в президенты?

— Я бы сделала все, чтобы он угодил в тюрьму первым, — сказала Мадди, и Ривлин приветствовал ее заявление, приподняв свой бокал и улыбнувшись. — Но если обвинителям известно о причастности Харкера к коррупции, почему они не судят его вместе с другими?

— По этому поводу я могу только высказать предположение. Что случится, если они обвинят Харкера, но по каким-то причинам не получат твоих показаний, связывающих его с Томом Фоли?

— Тогда им никогда больше не придется выступать в роли представителей закона.

— И все их личные амбиции, таким образом, пойдут прахом, — добавил Ривлин; разглядывая бренди на свет. — Нет, они задумали огласить сведения, дать пищу газетчикам, предоставить им возможность раскопать всю эту грязь. Господа обвинители будут наслаждаться славой первооткрывателей скандальной истории, а далее им, вероятно, могут предложить, чтобы они предъявили обвинение Харкеру — а это прямая дорога к членству в Верховном суде. Мадди прониклась глубоким уважением к уму Ривлина — ей самой ни за что бы не разобраться в таких хитросплетениях.

— Как ты до всего этого додумался?

— Прежде я бежал не просто от богатства — я уносил ноги из мира людей определенного образа мыслей. В этом мире полным-полно Харкеров, и никакие моральные соображения не удержат их на пути к достижению желанной цели.

— Но если сенатор хочет уничтожить меня, чтобы я не дала показаний, жизнь Тома не стоит ни гроша. Ривлин допил бренди.

— Том Фоли обречен независимо от того, чем кончится суд, — сказал он убежденно. — Харкер не собирается оставлять следов. Сэм и Билл, считай, тоже покойники.

— Я видела лицо Харкера на вокзале, — заметила Мадди озабоченно. — Он понимает, что мы обо всем знаем.

— Ему надо сначала поймать нас, дорогая. — Ривлин встал с дивана и направился к бару с пустым бокалом в руке.

— Потому мы и убегаем?

Он поставил бокал и прислонился к шкафчику для напитков.

— Мы отступаем, Мадди. Нам нужна передышка, но до нее еще многое может случиться.

Внезапно Мадди сообразила, что Ривлин вовсе не хочет подбодрить ее — он не прикидывается, не убеждает ее, что все в порядке и они легко справятся с задачей.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, — проговорила она, — но ведь нам грозит серьезная опасность, верно? Сенатор Харкер перевернет небо и землю, лишь бы как можно скорее найти нас.

Ривлин помедлил с ответом, улыбнулся, потом сказал:

— Я считаю, что ты очень точно понимаешь положение вещей.

— Тогда чего же ты улыбаешься? Я не вижу к тому никаких оснований.

— Не видишь?

— Нет.

— Мы получили ответы на вопросы, Мадди. — Голос его звучал прямо-таки жизнерадостно. — Мы больше не бродим вслепую. Нам уже нет нужды подчиняться обстоятельствам. Мы можем планировать наши действия и защищать себя. Наши шансы выбраться живыми из этой истории велики, как никогда прежде.

— Но ведь существует предписание о нашем аресте, — напомнила Мадди.

— Верно, — согласился он. — Но с этим мы в конце концов справимся. Зато сейчас у нас есть серьезная причина для бегства.

Ривлин подошел к дивану, но не сел, а наклонился и уперся обеими руками о спинку.

— Самое лучшее то, — тихо сказал он, — что я теперь не должен подчиняться обстоятельствам. Это и делает меня счастливым.

Он прижался губами к ее губам, и Мадди обхватила Ривлина за шею обеими руками, принимая нечаянный подарок судьбы. Пусть будет что будет, но сейчас она хочет радоваться тому, что у нее есть.

Ривлину одного поцелуя оказалось недостаточно; второй, восхитительно жаркий, вызвал желание поцеловать Мадди и в третий раз, а этот третий дал ему понять, что необходимо продолжение. Опираясь на одну руку, он запустил вторую Мадди под юбку и распустил завязки панталон…

В эту секунду кто-то постучал в дверь вагона. Ривлин отпрянул, схватился за рукоятку револьвера и в мгновение ока оказался между Мадди и дверью, но тотчас успокоился и повернулся с виноватой улыбкой:

— Это проводник.

Мадди выпрямилась и поправила платье. Дверь отворилась; в вагон ворвался порыв ветра и шум движения.

— Еще раз добрый вечер, мистер Тиллотсон, — донеслось до Мадди сквозь перестук колес. — Приветствую вас от имени Тихоокеанской линии железной дороги штата Миссури.

— Благодарю, — отозвался Ривлин. — Будьте добры, поставьте все на этот стол.

Тот же самый человек, который помог Мадди подняться в вагон, вошел в салон, держа в одной руке накрытый салфеткой поднос, а в другой — серебряное ведерко с крышкой.

— Мадам, — произнес он, вежливо наклонив голову, затем поставил принесенное на стол. — Мы постараемся сделать ваше путешествие как можно более приятным. Я нахожусь в последнем отделении следующего вагона. Если у вас будут какие-либо пожелания, вам нужно всего лишь потянуть за этот вот серебряный шнурок, и я приду.

Мадди поблагодарила его с безмятежной, как она надеялась, улыбкой, в глубине души злясь на себя за то, что не спросила своевременно у Ривлина, как следует обращаться к слугам. Ее невольная ошибка могла выдать их обоих.

После того как проводник и Ривлин обменялись на прощание любезностями, Мадди подошла к столу и сняла салфетку с подноса. Яблоки, груши, сливы/ окруженные маленькими сандвичами без корки и треугольничками сыра. На краю подноса лежал нож с серебряной ручкой. Мадди подняла крышку на серебряном ведерке и увидела зеленую бутылку, помещенную в колотый лед. Она повернула бутылку и прочла на этикетке: «Шампанское». Ей не раз доводилось слышать об этом напитке — в нем множество пузырьков, которые ударяют в нос.

— Выглядит недурно, правда? — игриво спросил Ривлин, подходя к ней.

— Это приветствие от Тихоокеанской линии железной дороги штата Миссури?

— Об этом я расскажу тебе позже, — пообещал он, обняв ее сзади и целуя в затылок, — я устал от разговоров. Где мы были, когда нам помешали?

— На диване, — шепотом ответила Мадди, дрожа всем телом от его прикосновения.

Ривлин поцеловал ее в ямку за ухом и принялся расстегивать на ней платье.

— А что мы там делали?

— Ты целовал меня, и это было восхитительно, — задыхаясь, с трудом выговорила она.

— По-моему, я вел себя совершенно недвусмысленно — старался снять с тебя панталоны.

— Да, это мне известно, — выдохнула Мадди, прильнув к нему.

— Но ведь это ужасно неудобно — приспущенные панталоны, — сказал он, продолжая ее раздевать. — Помочь тебе совсем избавиться от них?

— Это было бы очень кстати.

Смешно спрашивать о панталонах, когда и платье уже лежит на полу, а руки мужчины гладят твои обнаженные плечи с такой нежностью, от которой замирает сердце.