— Нет.

— Это к северу от Кэмден-таун, ближе к Хэмпстеду. Очень милый район Лондона, там есть, что посмотреть. Если не захочешь, можешь не ехать, но там вполне можно остановиться, пока не найдешь что-нибудь подходящее.

— Спасибо, — едва выговорила Мэри. К горлу подступил комок. Может, сестра Блэшфорд и эксплуатирует бедных девушек-детопроизводительниц, но она очень добра и отзывчива.

— Такси довезет тебя до Стоквелла. Оттуда на электричке доедешь до Белсайз-парка. Вот тут, на карточке, написано, как найти нужный тебе дом.

Она, как всегда, продумала все до мелочей, подумала Мэри.

— Теперь все позади, — сказала сестра Блэшфорд. — Советую тебе не тащить с собой груз воспоминаний. А теперь ступай наверх и собери вещи. Такси приедет через десять минут.

В комнате была одна Беверли, с Ширли они распрощались, когда та уходила утром на работу.

— Жаль, что не я уезжаю, — мрачно сказала ей Ширли. — Бог знает, кого нам подселят. Хотя хуже, чем наша Бев, уж, верно, не будет. Правда ведь? — с надеждой переспросила она.

Беверли лежала на кровати, заваленной мягкими атласными подушками с кружевной оторочкой — ее собственное приобретение, — и, высунув от напряжения кончик языка, старательно покрывала лаком палец на ноге. Она не проявила ни малейшего интереса к отъезду соседки. Она всегда была так поглощена собой, что до остальных ей не было никакого дела. Беверли даже не повернула головы в сторону Мэри, когда та выходила за дверь. «Плевать мне на тебя», — подумала Мэри, в последний раз спускаясь по застланной красным ковром лестнице.

По традиции сестра Блэшфорд сама проводила отъезжающую до такси.

— Шоферу заплачено, — сказала она, когда они вместе шли по дорожке. — Не забыла, где надо сделать пересадку?

Она криво усмехнулась и, помолчав, добавила:

— Я надеюсь, все обошлось не так уж плохо?

— Совсем не плохо, — горячо возразила Мэри. — Я вам очень благодарна. Не знаю, что бы я без вас делала. А вы все очень хорошо устроили. Я рада, что к вам обратилась.

— Ты заметно повзрослела за эти месяцы, — сказала сестра, по-доброму улыбнувшись.

— И многому научилась. На своих ошибках быстро выучиваешься. Теперь уж не попадусь.

Нет, подумала про себя миссис Блэшфорд. Ты точно не попадешься. А вот про многих других этого не скажешь. Знала бы ты, сколько вашей сестры возвращаются под эту крышу.

— Ты сделала правильный выбор, — поощрительно сказала она, — и при этом осчастливила двух очень милых людей.

Она открыла дверцу ожидавшей у тротуара машины, положила на заднее сиденье сумку и, отступив на шаг назад, протянула Мэри руку.

— Удачи тебе, — по-прежнему улыбаясь, пожелала она. — Надеюсь, ты сумеешь добиться своего.

— Уж я постараюсь, будьте уверены, — со всей искренностью ответила Мэри.

Девушка села в машину, сестра Блэшфорд захлопнула дверцу, и машина тронулась с места в сторону Коулдхарбор-лейн. Мэри не оглянулась. Хозяйка посоветовала ей похоронить воспоминания об этом событии, и она твердо намеревалась именно так и поступить.

Как все, однако, странно обернулось. Полгода назад она приехала сюда, чувствуя себя словно в кошмарном сне, который хочется поскорее прервать и забыть. А в эти минуты, когда она, наконец, можно считать, очнулась от страшного сна, вдруг оказалось, что пережитое имело не одну только черную сторону. Она приобрела опыт. Опыт, который принесет ей больше пользы, чем полученные деньги. Ей удалось справиться с травмой, которая подкосила не одну девушку. Нет, уж она-то нипочем не сунет голову в газовую духовку или, как Тельма, не пойдет куда глаза глядят. Она одолела беду, и при этом поняла, что она сама собой представляет, повзрослела, а вдобавок, как сказала сестра Блэшфорд, осчастливила двух незнакомых людей. Теперь у нее есть деньжата, есть, где на первых порах остановиться, и есть планы, которые она должна осуществить. Словом, ей не о чем сожалеть, и теперь, когда все самое неприятное позади, она может наконец чувствовать себя в безопасности.

8

Из журнала «Силвер Скрин», июль 1991-го

Мэгги Кендал внесла свой вклад в создание целого ряда эпохальных кинопроизведений, но ее появление в фильме «Я так хочу» мгновенно перевело ее в совершенно другой класс; она перешагнула черту, отделяющую просто актрис от звезд. Вскоре она превратилась в одну из голливудских примадонн, в живую легенду и, как утверждают некоторые критики, — в великую актрису. Сейчас она прибыла в Лондон, — впервые за последние шесть лет, — чтобы выступить в новой постановке пьесы Теннесси Уильямса «Кошка на раскаленной крыше», в этом знаменитом шедевре о сексуальных переживаниях. Актриса впервые исполнила роль своей тезки Мэгги десять лет назад в Нью-Йорке, где снискала шумный успех — тем более знаменательный, что многие сомневались в ее возможностях сыграть сексуально озабоченную женщину. Теперь она вновь будет играть эту героиню. Наш корреспондент Стив Стоун посетил репетицию и встретился с Мэгги, чтобы поговорить о ее прошлом, настоящем и, — надеемся, что мрачные слухи окажутся беспочвенными, — будущем.


— Итак, я потеряла роль в этом телесериале, — беспечно говорит мисс Кендал, сидя перед ярко освещенным зеркалом с трехкратным увеличением и тщательно наклеивая фальшивые ресницы. Подобно другой легендарной звезде, Марлен Дитрих, она очень быстро постигла тайны макияжа, который подчеркивает красоту ее лица. — Что-то теряешь, что-то находишь — такова жизнь, и, слава Богу, приобретений пока больше, чем потерь. Мне очень важно сыграть Мэгги; я уже слишком долго снималась в кино и на телевидении, пора попробовать себя в другом качестве.

— Значит, слухи о том, что вы пришли в ярость, узнав, что Клодия Альбиони увела роль Джудит Кейн у вас из-под носа, — безосновательны? — спрашиваю я. Мисс Кендал ловит мой взгляд в зеркале и пристально смотрит, ожидая, когда я превращусь в камень. Все знают об убийственном взгляде Медузы Горгоны, который унаследовала Мэгги Кендал. Он обычно предназначается тем, кто осмеливается задавать неуместные вопросы. На этот раз со мной обходятся милостиво: актриса недолго испытывает на мне могущество своего взгляда, и подняв свои изумительные брови, — жест, который разошелся в сотнях подражаний, — с улыбкой спрашивает:

— Из-под этого носа?

И я понимаю, что никто даже не осмелился бы подумать о такой дерзости. Да, господа, Мэгги Кендал не знает себе равных. Если она и побывала в руках хирурга-косметолога, это наверняка был гений своего дела — он не оставил никаких следов вмешательства в совершенную природу. Правда, в уголках ее кошачьих глаз едва заметны легкие морщинки, но увидеть их можно только при очень большом увеличении, которое, конечно, немыслимо для кинокамеры. Женщина, которая перешагнула за сорок, выглядит тридцатилетней. Несомненно, именно поэтому она играла тридцатилетних героинь дольше, чем другие. Но ведь на то она и суперзвезда, не так ли?

— Нет, дело совсем не в этом, — возражает мисс Кендал, приближая к зеркалу свое лицо, чтобы нанести последний штрих. — Все дело в моем диапазоне. Я могу сыграть и молоденькую, и старушку. — Она бросает на меня испытующий взгляд. — Я полагаю, вам доводилось видеть меня в разных ролях?

— Разумеется. В «Чокнутой» вам было тридцать, а в «Молодой душою» вы старились до семидесяти. Но вот то, что остается в промежутке — сорокалетние героини — они ведь пока так и не вошли в ваш репертуар. Похоже, тут кроется какая-то тайна?

Мисс Кендал ничуть не сконфужена. Правду говорят, она умеет держать удар.

— У каждой хорошей актрисы есть своя тайна, — спокойно отвечает она.

— Но вас давным-давно перестали называть «хорошей». Вы уже много лет как «великая» — если не ошибаюсь, с тех пор, как вы завоевали не только экран, но и сцену.

Она улыбается своим воспоминаниям.

— Господи, как сейчас помню этот гигантский жуткий зал театра «Ахмансон-центр». 1973 год. Я полмесяца подряд играю Гедду Габлер. В первый вечер меня просто силком вытолкнули на подмостки…

— Но лос-анджелесские критики присудили вам награду как Лучшей актрисе, и ангажемент продлили еще на три месяца. Спектакль шел при аншлагах.

— Это было очень мило с их стороны, — тихо произносит мисс Кендал.

— Потому что вы были очень хороши в этой роли. Вашу трактовку называли сенсационной и — цитирую — «неслыханно новой».

— Мне всегда хотелось сыграть Гедду. Мне кажется, я ее понимаю. — Всегда — то есть сколько времени?

— Я мечтала стать актрисой прежде, чем узнала значение этого слова.

— А как же это произошло? — спросил я, зная, что отчаянно рискую, ибо всем известно, что Мэгги Кендал ревностно оберегает свою частную жизнь и точно разграничивает свои общественные функции и личную жизнь.

— Теперь это уже не имеет никакого значения, — отвечает она с ледяным величием, ясно давая понять, что я вторгся в запретные пределы. — Я предпринимаю обходной маневр.

— Вы всегда хотели быть именно такой актрисой, какой стали? И играть именно такие роли? Тех самых женщин?

— Да, с тех пор как увидела Бетт Дэвис в «Лисичках». Она навсегда осталась моим кумиром.

— Жаль, что она уже не может вернуть вам комплимент. Она говорила, что вы слишком красивы для великой актрисы, что по-настоящему великая актриса может выглядеть красивой тогда, когда это необходимо по роли — независимо от того, хороша ли она в действительности или нет.

Она улыбается.

— Бетт никогда не боялась высказать то, что у нее на уме. К счастью, она была очень умной женщиной.

— Не потому ли вы никогда не играла вместе?

— Нам никто этого не предлагал.

— Возможно, из-за вашей несовместимости.

Я чувствую, что попал в точку. Глаза у мисс Кендал загораются.