Ему не хотелось оплачивать оказываемые женщиной услуги, и не от жадности, а потому что это вызывало у него отвращение.

Ему вовсе не требовалось покупать любовные утехи.

Он был не только хорош собой, но и умен и слыл отличным собеседником.

Кроме того, он отличался завидной щедростью.

Он осыпал объект своей страсти цветами и подарками, и женские сердца отзывались на это восторгом и благодарностью.

Веера, зонтики от солнца, перчатки, дорогие французские духи почти ежедневно посылались красавице, которой маркиз в данный момент интересовался.

К несчастью, его любовные романы всегда были непродолжительными.

Маркиз и сам не мог понять почему.

Почему женщина, которую он так недавно и так страстно желал, ради благосклонности которой готов был пожертвовать очень многим, вдруг начинала его раздражать.

У него уже не хватало сил слушать ее бесконечную болтовню?

После долгих лет войны, которые маркиз провел на полях сражений под командованием Веллингтона, а потом в оккупационной армии, лондонская великосветская жизнь показалась ему необыкновенно привлекательной.

Маркиза абсолютно не трогало, что в Уайт-клубе заключались пари, сколько продлится его очередной любовный роман, как делались ставки на скачках в Ньюмаркете.

«Мне всегда было безразлично, что говорят за моей спиной, – заявил он как-то раз. – Лишь бы в глаза мне не говорили гадостей».

В свете это выказывание повторяли и обсуждали тысячи раз. Многие сочли его шуткой, однако маркиз говорил совершенно серьезно.

В Хасборн-хаус, на скачки, которые устраивал граф, он отправился, рассчитывая выиграть кубок.

Считалось, что это одни из самых сложных и престижных состязаний в Англии.

Как раз в то время маркиз размышлял о том, стоит или не стоит заводить интрижку с графиней ди Торрио.

Друзья предупреждали его, что это было бы ошибкой.

Однако сама графиня, красавица итальянка с темными волосами и огромными черными глазами, всякий раз при встрече с маркизом на балах и званых вечерах давала понять, что не будет возражать против его ухаживаний.

Он был уверен, что графиня – необыкновенно страстная особа, и склонялся к тому, чтобы пережить с ней незабываемые мгновения.

Близкие друзья маркиза отговаривали его.

«Не глупи, Вулкан, – говорили они. – Ее муж, известный дипломат, необычайно ревнив. Если он хоть что-то заподозрит, пощады не жди. Связываться с этой итальяночкой – все равно что класть голову в пасть льву».

Однако это лишь подогревало интерес маркиза.

И все-таки, выиграв стипл-чейз, он решил, что не стоит искушать судьбу дважды.

Кроме красавицы итальянки, немало женщин поглядывали на него с так хорошо знакомым ему выражением.

Взять хотя бы жену пожилого государственного служащего, которая перед самым отъездом маркиза из Лондона пригласила его поужинать с ним.

«Соберется лишь небольшой круг знакомых, – сказала она, – поскольку, к сожалению, мой муж в настоящее время пребывает на севере».

Маркиз прекрасно понимал, что это означает: когда он приедет в гости, то увидит лишь одну пожилую пару.

А сразу после ужина они наверняка заторопятся домой, и маркиз с хозяйкой останутся одни.

Так что все условности будут соблюдены. Никто не сможет сказать, что он ужинал наедине с замужней женщиной.

Маркиз уже почти решил сразу же по возвращении в Лондон отправиться к ней.

И вот графиня Хасборн спутала ему карты, обвинив в том, что он скомпрометировал леди Имильду.

А ведь друзья не раз предупреждали его, что с молоденькими девушками нужно держать ухо востро.

И основания для подобных предупреждений у них были, причем очень даже веские.

Например, один из друзей маркиза, молодой граф, был вынужден жениться на девушке, которая не могла похвастаться знатным происхождением.

Ее мать не остановилась перед тем, чтобы призвать на помощь принца Уэльского, доказывая, что молодой человек нанес непоправимый урон репутации ее дочери.

Вина молодого графа заключалась лишь в том, что как-то вечером после ужина он вышел с девицей в сад.

В тот вечер ожидалось лунное затмение, и ему показалось интересным его понаблюдать.

В действительности же никакого лунного затмения не произошло, зато принц Уэльский, сообщив графу о необыкновенных страданиях матери девушки, настоятельно посоветовал ему, учитывая сложившиеся обстоятельства, жениться на девице.

Маркиз был уверен, что с ним-то уж такого никогда не случится.

На леди Имильду он вообще не обращал внимания до тех пор, пока она не заговорила с ним за ужином о тех трудностях, которые выпали на долю фермеров после войны.

Маркиз действительно никогда об этом не задумывался, хотя иногда он испытывал легкое чувство вины за то, что решил никогда больше не появляться в Мелверли-холле.

Однако он успокаивал себя тем, что для такого решения у него есть веские причины, и никто не заставит его изменить это решение.

Мелверли-холл олицетворял собой все несчастья жизни маркиза после смерти матери.

Когда умер его отец, он с облегчением понял, что больше не обязан общаться с мачехой.

И маркиз распорядился, чтобы она навсегда покинула его родной дом, предоставив ей необходимое обеспечение.

Но и после ее смерти, случившейся два года назад, маркизу продолжало казаться, что Мелверли-холл навсегда пропитался атмосферой жестокости и что он никогда не сможет переступить порог своего дома, не ощутив мрачного присутствия женщины, чья ненависть отравила годы его юности.

Его секретарь и управляющий, мистер Ричардсон, ежемесячно присылал маркизу отчеты о расходах, однако хозяин даже не удосуживался их просматривать.

Он пересылал их своему секретарю в Лондон с просьбой разобраться в них.

Если же ему хотелось уехать из Лондона, он отправлялся в Ньюмаркет.

У него было пятнадцать отличных скаковых лошадей, и маркиз полагал, что со временем их число увеличится.

Он очень удачно приобрел дом, который продавался после смерти некоего пэра, проживавшего в нем последние двадцать лет.

Этот дом располагался неподалеку от ипподрома, и его окружали пятьсот акров отличной земли.

Маркиз как раз рассчитывал поохотиться в своих владениях на куропаток.

Когда его спрашивали, что он собирается сделать с Мелверли и так же ли красивы, как прежде, его сады, маркиз лишь пожимал плечами.

«Не знаю и не хочу знать, – отвечал он. – Даже если этот дом начнет рушиться, я и пальцем не пошевелю, чтобы его спасти».

После происшествия в Хасборн-хаусе маркиз отправился в Лондон в дорожном экипаже, запряженном четверкой лошадей, которых он приобрел два месяца назад.

Настроение у него было – хуже некуда.

Угораздило же его попасться в ловушку! Ну зачем ему жена? Только испортит его званые вечера в Ньюмаркете.

Да и в лондонском доме на Парк-Лейн[7] она будет только мешать.

Он даже не помнил, как выглядит леди Имильда. Только смутно припоминал, что при первом знакомстве она не вызвала у него выраженного неприятия.

Но все равно она оставалась одной из этих чертовых дебютанток, которые в белых платьицах жмутся у стен танцевальных залов во время званых вечеров.

И как я мог так нелепо попасться? – раздраженно повторял себе маркиз.

При этом он прекрасно понимал, что при попытке выбраться ему не избежать громкого скандала.

Маркиз призывал все громы небесные на голову графини Хасборн!

Она ему с первого взгляда не понравилась. Уж очень напоминала его собственную мачеху. Не понравилось и то, как она пыталась флиртовать с ним.

Маркизу графиня показалась слишком старой, чтобы вызвать к себе хоть какой-то интерес, кроме того, граф всегда ему нравился.

Было бы подлостью вторгаться в личную жизнь человека, который так сердечно принимал его в своем доме.

У маркиза были собственные представления о том, как должен вести себя джентльмен, и он неукоснительно следовал своим правилам.

По его мнению, мужчинам следовало бы приглядывать за своими женами, а не проводить большую часть жизни за азартными играми, на охоте или на рыбалке.

Именно подобное поведение большинства из них открывало двери их домов посетителям, подобным ему самому.

Но маркизу и в голову не приходило, что пребывание в Хасборн-хаусе может сулить какие-либо неожиданности. Ну разве что вожделенный кубок достанется не ему.

И сейчас, возвращаясь в Лондон, он был вне себя от ярости: быть вынужденным жениться на девчонке, к которой он не испытывал ни малейшего интереса!

«И как я мог быть настолько глуп, чтобы войти в ее комнату, когда она завизжала?» – недоумевал он.

Интересно, знала ли она о той западне, которая была для него расставлена?

Поразмыслив, маркиз решил, что это маловероятно.

Уж слишком искренне девица утверждала, что в ее комнате крыса.

Кроме того, маркиз отлично помнил, что, когда он появился на пороге ее спальни, она тряслась от страха. Да и голос у нее дрожал. В общем, если эта дебютантка – не блестящая актриса, которая ломала перед ним комедию, значит, крысу она видела на самом деле.

«Это наверняка подстроила мерзавка графиня», – раздраженно думал маркиз.

Ему говорили, что эта особа весьма честолюбива и жаждет занять место в высшем свете.

Еще маркиз припомнил, как было удивлено все великосветское общество, когда граф, который был так счастлив со своей женой, решился жениться снова.

«Она поймала его, равно как и меня», – решил маркиз, и гнев вспыхнул в нем с новой силой.

Те, кто хорошо его знали, знали и о том, что маркиз внешне никогда не выказывал ни злобы, ни раздражения.

Когда во время службы в армии ему приходилось делать выговор подчиненному, совершившему неблаговидный поступок, маркиз говорил медленно и четко, не повышая голоса. На провинившегося это производило не меньшее впечатление, чем грубая брань и угрозы. Сейчас, когда маркиз вошел в свой лондонский дом, слуги, всегда восхищавшиеся его военными заслугами, тотчас же поняли, что их хозяин не в духе.