Диллон

Окна комнаты Пенелопы находится напротив моих, и кроме двора, наши дома ничего не

разделяет. Ее окно закрыто занавесками цвета сливы, а мое, просто пыльными

занавесками. С тех пор, как мы обнаружили какой вид открывается из них, занавески на

наших окнах, никогда не задергивались.

В дверь звонят, и моя мама зовет меня снизу. Я надеваю школьные туфли, и быстро пишу

на листе бумаги черным маркером. После этого, я прикладываю листок к стеклу, чтобы

Пен смогла прочитать, что я написал. Мое сердце подпрыгивает, когда она появляется у

окна. Как и каждое утро, на протяжении последних двух недель, ее глаза скрывает пара

солнцезащитных очков. Сегодня, они в форме звезд в голубой оправе.

Она читает, что я написал на бумаге.

Готова?

Быстро кивая, новая девочка исчезает из своей комнаты.

– Диллон, твои друзья пришли, дорогой, – громко говорит мама с нижней ступени

лестницы. Ее голос отскакивает от стен.

Я хватаю свой рюкзак с кровати и мчусь в коридор, пытаясь опередить Рису. Пахнущая

дымом как скунс (убеждая всех, что все легально), моя сестра сдвигается в сторону,

поэтому я успеваю промчаться мимо и быть на предпоследней ступени вовремя.

– Передай Пен, что я ее люблю, – кричит она мне в след со смешком и вздохом.

Когда я врываюсь на кухню, Герб роется в холодильнике, а моя мама вытирает что-то с

лица Кайла. Я ничего не имею против того, что Герб угощается огуречно-лаймовым желе

без сахара, которое я отказался есть вчера вечером, в то время как мама слюнявит палец,

чтобы оттереть что-то с подбородка моего друга (что очень напоминает веснушку).

Проходя мимо Кайла, я тучу в спину пальцем, чтобы он держал осанку. Но Пенелопа уже

ждет нас, поэтому я отцепляю велосипед с цепи и оставляют своих друзей позади.

Они вскоре догоняют.

– Давайте бросим девчонку, – жалуется Кайл, бросая свой скейтборд на дорогу. – Она

очень медленная.

Я откатываю велосипед от крыльца и прочнее натягиваю лямки рюкзака, прежде чем

взобраться. Герб делает прыжок с тротуара, и в это время, моя соседка с родителями

выходят из дома.

– Я все слышала, – шутит Пен. Она отталкивается шестью пластиковыми колесами от

асфальта и катится в мою сторону. Грязные красные туфли, которые она взяла на сменку в

школу, привязаны к сумке.

– Ты думаешь, моя дочь медленная, парень? – спрашивает Уэйн Файнел, называемый

Диллоном Нацист. Он скрещивает свои волосатые руки на груди и с полу-ухмылкой

сводит брови.

Я стою прямой, как будто кол проглотил, спиной.

– Это сказал не я, – выпаливаю я.

– Надеюсь на это, – говорит он, вздрагивая, когда жена толкает его локтем.

– Оставь его в покое, Уэйн, – говорит она с улыбкой.

Пенелопа выделывает пируэты на пути ко мне, поворачиваясь так плавно на колесиках,

что ее волосы парят в виде идеального круга над головой. Остановившись у своего

велосипеда, я смотрю на ее лицо, которое в это утро сияет под очками, которые неплохо

бы было снять.

– Готов? – спрашивает она мягко, намекая на записку, которую я написал.

Начиная с того дня, как мы сели на велосипед, Герб, Кайл и я всегда ездили в школу, а не

ходили. Школа всего лишь в паре кварталов отсюда, поэтому дорога не занимала более

десяти минут. Теперь же, когда Пенелопа стала ездить с нами, практически каждый день,

мы едва поспевали к последнему звонку. Ей нравилось ехать не спеша, останавливаясь,

чтобы погонять белок или понюхать цветущие розы.

Мама выходит из дома, чтобы проводить нас. Она машет в сторону дома слева от нас и

говорит:

– Доброе утро, Соня.

Миссис Файнел, очень большая и очень счастливая, машет в ответ. Полная рука трясется

от жира.

Мистер Файнел раздувает ноздри.

– Смотрите, еду без рук! – Герберт мчится с жужжанием мимо дома с Матильдой Тип на

руле велосипеда. Она вытянула ноги впереди себя, а руками уперлась в резиновые

накладки. Розовые волосы бьют моего друга по лицу.

Еще раз попрощавшись, мы отдаляемся от безрассудного смельчака и его рыжеволосой.

Мы не успеваем доехать с Пенелопой до конца улицы, когда понимаем что отстали. Она

едет очень медленно, поэтому я даже не кручу педали, а просто веду велик вперед, пока

она выделывает повороты как балерина.

– Ты можешь ехать быстрее без меня, – говорит Пен.

Вместо того, что бы в сотый раз убеждать ее в том, что не хочу ехать без нее, я меняю

тему и толкаю свой велосипед вперед через трещины на тротуаре.

– Пожалуйста, не говори ему то, что я тебе скажу, но Герберт очень увлечен Матильдой.

Голубые звезды съехали с носа Пен и она подняла их вверх с глаз, которые я не видел с

первого дня в школе. Она никогда не носит одну и ту же пару дважды: всегда разный

стиль и цвет очков каждый день.

– Я могу сказать, – говорит она.

Мы останавливаемся в конце дороги и оба смотрим по сторонам, прежде чем перейти.

Настырно нежелающее уходить, позднее солнце августа, светит сквозь серые облака,

проникая через толстые ветки деревьев, которые бросают тень на улицу. Совсем скоро,

через пару месяцев, они будут стоять совершенно голые без листьев. Мимо мчится желто-

оранжевый школьный автобус, полный наших одноклассников, выпуская черный дым в

воздух. Когда он ровняется с нами, прямо перед колесами появляется кот, мелькает между

большими шинами, прежде чем быть раздавленным.

Пенелопа кричит и хватается за свитер в том месте, где у нее неистово бьется сердце.

Когда автобус продолжает двигаться вперед, Пен останавливается, переживая за судьбу

кота. Я тоже останавливаюсь. Кот давно уже убежал, но судя по бледному

выразительному лицу и по вздрагивающим плечам, переживает она не о бродячем коте.

Я спрыгиваю с велосипеда и бросаю его на газон. Все еще стоя на роликах, но тяжело

дыша как безумная, Пенелопа смотрит вперед на дорогу, где кот практически встретился с

Создателем. Пронзительный визг девочки все еще стоит у меня в ушах.

– Эй, – говорю я, дотрагиваясь до ее плеча.

Когда она чувствует прикосновение, то выходит из оцепенения и поворачивает голову в

мою сторону. Цвет сошел с ее лица, и карие глаза широко раскрыты под голубыми

стеклами.

– Все в порядке?

Она глубоко вздыхает и вроде как улыбается, пожимая плечами.

– Я испугалась.

Я засовываю руки в карманы и только сейчас отмечаю, как быстро бьется мое сердце.

Когда Пенелопа начинает грызть свои ногти, я сворачиваю пальцы в кулак и крепко держу

их в кармане джинс, чтобы не делать того же.

– Куда убежал кот? – спрашивает она, бормоча из-под обкусанных ногтей. – Он же успел

перебежать, так? Ты видел, Диллон? Ты думаешь, его сбили?

Не раздумывая, я отнимаю руку Пен от ее рта и опускаю ее вниз, чтобы она не ранила

себя снова. На ее губах остается кровь с обкусанных пальцев.

– Он убежал, – говорю я, крепко держа ее дрожащее запястье. – Кот жив.

Балерина на роликах, которая заставляет мой пульс учащаться, кивает головой и

слизывает кровь с губ языком.

– Ок. Ок.

С того самого дня когда она и ее семья въехали в дом по соседству, я влюблен в Пенелопу

Файнел. Фиолетово-оранжевый ее любимый цвет, даже после того как я сказал, что

фиолетовый и оранжевый не сочетаются. Она завязывает свою левую туфлю таким

образом, что получаются ушки зайца. Пен открывает бананы с другого конца и любит

кушать вареные яйца с тутовым вареньем.

Девочка, которая просыпается и появляется в своем окне ровно в шесть тридцать утра, с

сумасшедшей укладкой после сна, которая пользуется бальзамом для губ с запахом колы и

любит музыку в стиле гранж. Мама для нее отрезает корки с хлеба, сначала с боков и

затем сверху и снизу. Пен использует розовый пластиковый термос каждый день в школе,

несмотря на то, что он весь в трещинах. Она и глазом не моргнет, если компот капнет с

половника, и обязательно оставит пятна на блузке.

Несмотря на все эти знания, ее обкусанные ногти, что-то совершенно новое для меня. Я

беру ее руку, чтобы лучше разглядеть, что она с собой натворила, водя пальцем по

красной ободранной коже там, где должна быть кутикула.

– Ты мой лучший друг, – звук мягкого голоса Пенелопы заставляет меня оторваться от ее

рук и перевести взгляд на голубые очки в оправе в виде звезд. – Я очень счастлива, что

дружу с тобой.

Опять двадцать пять!

***

Мы вбегаем в класс после последнего звонка, прокрадываемся на свои места, пока он все

еще звенит и звук гудит и трещит в коробке динамика, висящего на стене класса. С

улыбкой на лицах, я и Пен прикладываем руки к груди в районе сердца и отдаем честь под

музыку гимна нашей страны. После всех утренних объявлений, мы наконец-то можем

присесть и восстановить дыхание, и Пенелопа меняет роликовые коньки на туфли.

– Вы оба постарались, – говорит миссис Алабастер перед началом переклички.

Пенелопа еще шире улыбается нашему надоевшему инструктору и превращает свои

тусклые шнурки в заячьи ушки. Изгиб с ее губ исчезает, пока она старательно