Все просчитано до мелочей, удовлетворенно подумала Ева.

— И именно поэтому, моя дорогая, ты не имеешь права на ошибку, — продолжал Стормонт назидательным тоном. — Ты не должна заходить слишком далеко и подвергать опасности свою жизнь и всю операцию. В данных обстоятельствах ты не сможешь убежать, скрыться, сменить свое имя, как змея сбрасывает кожу, и снова уйти в себя, как это случилось в прошлый раз. Все, что ты сделаешь, останется с тобой на всю оставшуюся жизнь.

Ева отвернулась, пряча глаза.

— Превосходно, — неожиданно сказала она, оборачиваясь. — Я понимаю степень риска и готова к нему.

— И правила игры ты тоже, надеюсь, знаешь. Ты должна заставить Фрейзера работать на нас. С этой целью ты играешь роль легкомысленной женщины и расставляешь ему сети. Затем находишь какую-нибудь зацепку и сдаешь его нам. На этом твоя роль заканчивается. Повторяю, ты не должна наносить ему какой-либо вред по собственному разумению и по своей инициативе. Это тебе понятно?

Стормонт пристально смотрел на Еву, стараясь сделать так, чтобы между ними не осталось никаких недоразумений, чтобы во всем была полная ясность.

Ева смотрела на него прямым и доверчивым взглядом, давая ему возможность самым тщательным образом изучить ее реакцию.

— Когда я находилась в реабилитационной клинике и корчилась от боли во время ломки, мне действительно хотелось убить Фрейзера. А потом, когда мне стало намного лучше, я прочитала в газете о казни Сун и пожелала ему такой же смерти. Но те четыре года, что я провела во Вьетнаме, заставили меня изменить свое отношение к этому человеку. Я поняла — будет лучше, если я забуду о нем навсегда. Мне казалось, что сама мысль о нем может отравить мое существование. Нельзя же в самом деле жить только жаждой мести.

— Почему же тогда ты согласилась с моим предложением?

— Из-за обещания. Если помнишь, я тоже дала тебе обещание. Во время неисчислимых страданий от наркотического голода я жила единственной надеждой: отомстить Фрейзеру, заставить его испытать нечто подобное. Только это и помогло мне выжить и избавиться от пагубной страсти. Если бы не надежда, я сошла бы с ума. Конечно, мои слова похожи на шизофренический бред, но это правда, поверь мне. Понимаешь, меня вылечили не доктора, а ненависть к Фрейзеру и страстное желание отомстить ему. А потом все стало потихоньку затухать, по мере того как я набиралась сил и обретала утраченную уверенность в себе.

— А сейчас?

Ева говорила медленно, тщательно взвешивая каждое слово.

— Я отправлюсь к Фрейзеру и сдержу свое обещание, но по совсем иной причине. Я это сделаю для тебя и ради тебя. Я сделаю все, что ты хочешь, и лично вручу тебе этого мерзавца. Поверь, я уже порядком устала от насилия и не хочу мстить. Разумеется, если я почувствую его грязные лапы на своей шее, то отвечу ему аналогичным образом, словом, я сделаю это только при исключительных обстоятельствах.

Стормонт внимательно смотрел на Еву и напряженно молчал.

— Мне нужно было услышать это от тебя, — сказал он наконец и медленно поднялся. Теперь он был абсолютно уверен, что Ева все прекрасно поняла, осознала степень неизбежного в таких случаях риска и добровольно согласилась пойти на него. Опасения Эйдена, к счастью, оказались совершенно напрасными. В ее желании поймать Фрейзера на крючок не было ничего мессианского, патетического. Она трезво взвесила факты и приняла правильное решение. Он может всецело положиться на нее. — Хорошо, Ева, — тихо сказал он. — Ты знаешь, что делать. На первом этапе — Макадам, на втором — Фрейзер. Сейчас все внимание — Макадаму. Поймай его на живца, подружись с ним, установи доверительный контакт и выясни все, что только возможно, — и о нем лично, и о его бизнесе. Да, будь готова к тому, что скоро тебе придется оказать ему серьезную помощь, если он попадет в беду.

Ева тоже встала, подхватила сумку и медленно направилась к двери. На пороге она обернулась и пристально посмотрела на Стормонта.

— А как же он, интересно, попадет в беду?

— Это уже наша забота, — уклончиво ответил тот. — Ты позаботься о Макадаме, а мы — о том, чтобы он попал в беду.

Она бросила на него последний долгий взгляд.

— Не сомневаюсь в успехе.

Звук захлопнувшейся двери раздался точно звонкий удар хлыста.

ГЛАВА 3

Вернувшись в Ханой, Ева тотчас же приступила к поиску Грейнджера Макадама. Это оказалось делом не очень трудным. Он был отъявленным алкоголиком и все свободное время проводил в одном из своих трех любимых баров, а то и во всех поочередно в течение одного вечера. Еве оставалось лишь выбрать небольшой уютный столик и сидеть в гордом одиночестве, дожидаясь, когда он обратит на нее внимание. И он подошел к ней. Подошел, как собака Павлова, подчиняющаяся условному рефлексу.

В течение нескольких недель их встречи стали делом привычным и даже слегка обыденным. Они оба любили посидеть в ресторане, изрядно набраться и поболтать о том о сем. Макадам оказался весьма компанейским парнем, но это обстоятельство, по мнению Евы, усложняло выполнение задачи.

Ей с самого начала понравился этот грубоватый, труднопереносимый и в то же время добрый человек, который больше всего на свете любил две вещи — алмазы и алкоголь. Правда, сейчас она собиралась умножить количество его несчастий. Маленькое зло должно было, по ее расчетам, провести разрушительную работу и уничтожить зло большое. К счастью, он никогда не узнает об этом. Не узнает, что невольно стал средством достижения других целей в этой не совсем благородной игре. Почему он должен платить столь высокую цену?

Сегодня она сидела в своей машине, рассеянно прислушиваясь к разнообразным звукам, доносившимся с оживленных улиц Ханоя. Этот шум напоминал ей фантастическую какофонию — сирены машин, сигналы мотоциклов, велосипедов, громкие крики прохожих, заполнивших улицы города, как стаи крикливых перелетных птиц. Несколько часов назад она позвонила Стормонту, и тот дал ей последние инструкции относительно запланированной операции. Все было продумано до мелочей.

Опустившись пониже на сиденье, Ева прикрыла лицо рукой и посмотрела на противоположную сторону улицы, где в тени между двумя машинами укрылся низкорослый вьетнамец. Затем она снова повернулась к двери «Метрополя», откуда должен был появиться Макадам.

Он вышел из двери отеля только через сорок минут и нетвердой походкой направился к своей машине. Порывшись в карманах, Макадам вынул ключи, сел в машину, завел двигатель и, быстро набирая скорость, рванул по улице. У поворота навстречу ему метнулась тень вьетнамца. Послышался громкий крик, скрежет тормозов и глухой удар тела о бампер. Человек покатился по дороге, несколько раз дернулся и затих.

Макадам выскочил из машины и закричал пораженной ужасом толпе зевак, что он ни в чем не виноват, что этот человек сам бросился под колеса и что у него не было практически никакой возможности предотвратить столкновение. К нему быстро подошли двое полицейских в форме и двое молодых солдат. Они были вооружены и настроены весьма решительно. От внимания Евы не ускользнуло и то, что они вынырнули откуда-то из темноты, где несколько минут назад прятался тот самый вьетнамец, который сейчас лежал, распластавшись на темном асфальте. Солдаты сразу же вцепились в обескураженного американца. А полицейские стояли и тупо смотрели на бездыханное тело своего соотечественника.

Еще через минуту к месту происшествия с громкой сиреной подкатила машина «скорой помощи». В считанные секунды вьетнамца положили на носилки и увезли в больницу, а американца бесцеремонно затолкали в зеленый военный джип. Ева успела заметить перекошенное от страха лицо Макадама и его неуклюжие жесты, с помощью которых он, очевидно, пытался доказать им свою невиновность. Ее даже передернуло от отвращения при воспоминании о том неприятном ощущении, которое сама испытала несколько лет назад во время ареста.

Когда зеленый джип скрылся из виду, она медленно поехала в тот самый бар на Ханг-Вай-стрит, где должна была встретиться с Макадамом.


Джип быстро мчался по темным улицам ночного города. Макадам неподвижно сидел на заднем сиденье, подавленный безотчетным страхом. Холодный пот заливал его лицо. Больше всего пугала неизвестность. Он понятия не имел, куда везут его эти солдаты; один из них сидел за рулем, а второй держал его под прицелом.

Через полчаса джип подъехал к какому-то зданию, окруженному высокой бетонной стеной и колючей проволокой. В мгновение ока Макадам оказался в сыром подвале, где после выполнения всех неизбежных в таких случаях формальностей его оставили одного. Он был почти вдвое крупнее низкорослых вьетнамцев, но при этом у него даже мысли не возникло оказать им сопротивление. Непомерная доза алкоголя и ощущение ужаса от происшедшего совершенно лишили его воли. Изрядно поколотив его, солдаты покинули подвал с чувством выполненного долга.

Макадам лежал на грязном полу с окровавленным лицом и тщетно пытался представить, что же будет с ним дальше.

Когда в подвале появилась Ева, он даже припомнить не мог, сколько прошло времени с тех пор, как его бросили в этот каменный мешок.

— Ева! — с радостным удивлением вскрикнул он. — Боже мой! Слава Богу, что ты приехала! Ты должна любой ценой вытащить меня отсюда. Понимаешь, я ни в чем не виноват. Это была не моя вина. Я даже заметить не успел, как он бросился под колеса. Я ничего не мог поделать…

Увидев за спиной Евы охранника, он замолчал. Когда дверь камеры была отперта, Ева вошла внутрь и остановилась, неотрывно глядя в его помутневшие глаза. Не дождавшись от нее слов утешения или поддержки, он неожиданно заплакал и понуро опустил голову.

— Я ждала тебя в баре, а когда ты не появился, поехала в «Метрополь». Там мне все и рассказали. Человек, которого ты сбил, уже умер. У него осталась жена и шестеро детей. Ты иностранец, американец и к тому же в стельку пьян. Чем я могу тебя утешить? Мне сказали, что в твоем положении есть два выхода: первый — ты платишь семье погибшего пятьдесят тысяч долларов, часть которых пойдет на подкуп чиновников; второй — ты проводишь в тюрьме как минимум двадцать лет жизни.