- Не боись... я добрый доктор...


Обработать перекисью раны, кое-что даже пластырем заклеить.

И снова присел у моих ног. Странный взгляд в очи.

- Что? - пунцовею под его молчаливым напором.

Мгновения волнительных скрытых мыслей, интриги, соблазна - и внезапно закачал головой:

- Ничего. Просто... до сих пор не верится, что затащил тебя к себе. Что ты теперь - моя.

Смущенно улыбнулась, пряча на мгновение взор.

- А я и так была твоей... причем... с первой нашей встречи.

Рассмеялся враз, но еще миг - и осекся, прервал себя. И снова... соитие взглядов.

Закивал одобрительно:

- А я - твой. Только... сам этого не понял. Потому... столько времени упустил.

- Но у тебя еще была... Ирина.

И снова кивки, болезненно кривляясь и виновато пряча очи.

- Да. Была...

Момент - и внезапно замотал головой, будто прогоняя мысли из головы. Зажмурился. Скривился:

- Но... слава Богу, всё позади, - устремил взгляд мне в глаза, пристальный, говорящий, глубокий. - И все ошибки... грубо, но исправлены. И теперь у каждого из нас есть шанс... быть счастливым. В том числе - и у Малого.

Немного помолчав, добавил:

- И ты - теперь моя, а я - твой. Всецело.

Вдруг движение - и несмело, бережно взял мою ступню в свои ладони. Нежное касание, поглаживание по голени - и неожиданно коснулся, прилип губами. Сладкий, короткий поцелуй... и ход дальше. Перебежками, робким напором... поднимался всё выше и выше - пока вовсе не повалил меня на спину и проник между ног, нагло, откровенно разводя их в стороны. Мнусь, сопротивляюсь - да только... это уже неважно: скользя влажным языком по внутренней стороне бедер, нежностью, трепетной, до дрожи доводящей, ласки... до стонов изнеможенных накаляя меня, Костя творил свою дерзкую, шальную... умопомрачительную феерию. Жадный, бешеный, отрешенный крик разорвал тишину, оповещая весь мир о моем поражении, сокрушении... и самозабвении. Звезды взорвались блеском, рассыпаясь по темному полотну искренних, но вместе с тем... и сказочных ощущений и чувств.


***

Жадно прижаться друг к другу - и попытаться уснуть.

Однако... чем сильнее я пыталась прогнать мысли, тем упорнее... они возвращались обратно и с новой, большей силой затевали очередной вихрь. И неважно, что голова гудела, раскалывалась на части, тело ломило, будто каток переехал меня, - рассуждения... куда более беспощадным изувером оказались, кромсая, пиля, рвя меня на ошметки, душу испепеляя заодно.

- Знаешь... о чем я еще думаю? - осмеливаюсь на самое жуткое, потаенное. Но, словно воздух наконец-то хлебнув, почувствовав невероятное облегчение, сознавшись ему, моему Косте, покаявшись... пооткровенничав с ним, я больше не могу, да и не хочу останавливаться: высказаться, избавиться от внутреннего груза... разделить горе напополам. Ведь только так... у меня появляются силы... жить, идти дальше, вперед.

Эгоистично? Нагло? Самонадеянно?

Возможно... возможно и так. Но не могу уже... иначе.

Пахомов - это всё моё, весь мой мир... и я хочу в нем раствориться, прошлое... позабыв навсегда.

- Что? - так и не дождавшись продолжения, отозвался учтиво мой мальчик.

Прожевала страх, собрала волю в кулак - и решилась на... важное:

- Иногда мне кажется... что если бы я хотела... действительно хотела этого ребенка, то он бы... выжил. Держался бы до последнего. Вопреки всему...

Обмер, пришпиленный заявленным Костя. Долгий, жуткий миг тишины, безучастия, отсутствия вдохов - и словно очнулся: враз сжал крепче в своих объятиях, невольно сильнее зарываясь носом мне в волосы.

Еще вдох - и шепнул на ухо:

- Лизонька... Девочка моя... Что суждено, то суждено. И мы не в силах что-то изменить. И всё, что должно было случиться... с нами: со мной, с тобой, с нашими близкими - всё и случилось. И только благодаря этому (горькому опыту, радости и печали) мы те - кто мы есть сегодня. Только так бы... мы встретились с тобой. И только так бы - обрели друг друга. Не потеряли, не оттолкнули, не профукали... Только так... мы ныне безумно ценим и дорожим тем, что у нас есть. Только так...

- Но Его больше нет, - болезненно рычу я от обиды, заливаясь, захлебываясь уже слезами. - Ни его... ни других. И никогда уже больше не будет.

- Мы что-нибудь придумаем...

- Что?! - горько, отчаянно, невольно дернувшись в его хватке, но не поддался, не уступил.

Все так же сдержанно, нежно, успокаивающе:

- Что-нибудь, - приговором. - Люди в космос летают... А то... с таким мы не справимся.

- Космос? - отчаянно, озлобленно гаркаю. - Ты серьезно?!

- Сколько детей... без родителей растут. Без семьи, без дома... Кому-то да надо их брать, любовью одаривать... И заодно - судьбу спасать.

Обмерла я в рассуждениях. Болезненные за и против. Решаюсь:

- А тебе не обидно? - жгуче, себя режа заживо.

- Насчет чего?

- Тебе же... любая... может родить. Любая! Твоего... по крови родного. А тут - от всего отказаться. И ради чего?

- Ни чего, а кого, - невольно грубо вышло, озлобленно гаркнул. Но тотчас осекся, сменив тон на прежний: - Ради себя... и тебя. Не нужен мне никто иной. Только ты... И если не дано... иметь общего ребенка - то я это принимаю. И ничего здесь сверх... колоссального, сверхъестественного нет. Это - мое решение, - твердо, уверенно отчеканил слова. - И мне с ним жить. И пока у меня есть ты, и я счастлив рядом с тобой - пока всего этого мне будет хватать с головой. Я с радостью с тобой усыновлю ребенка. Да и за наших с тобой... поборюсь. Гляди, медицина не стоит на месте. "ЭКО-шмеко"... Че у них там есть? Всё можно перепробовать...

Отчаянно, скорбно рассмеялась я, зажмурившись от боли:

- И все-таки... надеешься. Ждешь.

- А ты? - резво спохватился, расселся в постели. Уставился на меня, да так, что буквально чувствую тактильно его взгляд. Поддаюсь - отрываю веки. Очи в очи. Продолжил: - Или все: сказали - и ты сдалась. Быстро руки опустила. Да?

Виновато, пристыжено прячу взгляд.

Долгие, шумных, тревожных вздохов, мгновения - и сдается:

- Ничего, - будто гром, звук его. Невольно вздрогнула я от испуга. Резво уставилась ему в глаза. Поддается, отвечает тем же: - Решим проблему нашу - и вернемся к этому разговору... И ты у меня уже не отвертишься, - игриво, коварно вдруг заухмылялся мой диктатор. - Будут у нас еще дети, - приказным тоном. - Сами родим или нет - неважно. А БУДУТ.


***

Часа четыре утра было, когда его вызвали на работу.

- А кушать? - взволнованно дернулась я в постели; пытка продрать глаза; увидеть, разглядеть нормально своего мальчика. - Давай хоть завтрак приготовлю? - живо кидаюсь на край дивана - голова невольно пошла кругом.

Но и без того - тотчас пресекает мне путь Пахомов: присев рядом, ловит в сильные, жадные объятия. Прижал к груди, короткий поцелуй в губы. Шепотом на ухо:

- Не надо, зай. Некогда. Там где-то заскочу, перекушу. Ты, главное, сама поешь. В холодильнике что-нибудь да найдешь... - резво отстранился, сорвался на ноги. Шаги по комнате. - А вечером уже привезу что-то более толковое, идет? Как и одежду - скинешь мне потом смс с размерами.

- Костя... - коротко, серьезно обронила я.

- Да? - невольно вздрогнул от удивления, учуяв неладное; резко уставился на меня.

Жгучие, резиновые мгновения - и отваживаюсь. Искренне и всецело осознавая:

- Я люблю тебя.

Вздернул невольно бровями. Округлились очи. Шальные секунды, дабы побороть шок, - и решается, заливаясь смущенной улыбкой:

- А я тебя, Лиз... Очень люблю.


***

Жуткий, пустой день... И пусть интерес брал свое - и изучать доселе закрытую от меня жизнь Пахомова было очень увлекательно, голова все же в основном туманилась другими мыслями: сердце откровенно изнемогало по своему мальчику. Едва обрела - всецело, безоговорочно - и надо отпускать. Волноваться... что, где, как. Лишь бы ничего плохого не произошло.

Честно, даже не представляю... как Ирина всё это выдерживала. Верю. Честно, верю... что она его любила. Какой-то странной, сдержанной, может быть, скрытой... нелепой любовью... Но любила. Ведь иначе просто не может быть - нет. Как можно Костю не любить? Когда он такой искренний, добрый, нежный, заботливый... верный, отважный, веселый... Не смотря на все "но", он хороший. Очень хороший...

Закачать в негодовании головой и шумно вздохнуть.

Скривиться.

И тем не менее, так плюнуть в душу, так предать...

Хотя... и я не лучше: по отношению к Буранову - тоже демон. Тоже - черти что...

Обмерла невольно у серванта, в мыслях своих потопая. А потому не сразу заметила, осознала, что взором наткнулась на что-то... до боли знакомое. В самом углу, в закромах блестела та самая заколка. Живо открыть стеклянную дверцу - и забраться внутрь, схватить цацку. Нет, не показалось (невольно смеюсь сама себе под нос): кручу в руках вещицу. Надо же... сохранил. Та самая... моя злосчастная заколка, что я моему Костику, моему "Захватчику", в "плату" за доброту, веселье и "лекарство" оставила, небрежно (тайно) обронив в машине.

Та самая, что для меня в те, кажется уже, далекие... времена немало мне нервов стоила. Буранов.... Чертов Буранов. Давно мы с тобой познакомились, очень давно - мне тогда только семнадцать стукнуло. Закрутилось, завертелось. Страсть, яркие впечатления, чувства... первая любовь. Ты стал для меня целым миром, я же для тебя - лишь попыткой... обрести что-то стоящее. Всё сомневался, всё что-то искал на стороне, куда-то душа твоя тянулась. А я терпела, ждала-выжидала... Надеялась, искренне надеялась, что наступит день - и я стану для тебя не просто девушкой, не просто даже... женой, а любовью - настоящей, единственной и неповторимой. Но единственное, что ты упорно дарил, изо дня в день, - так это вранье. Чистое, красивое, блестящее - как эта мерзкая заколка. Покрытая лишь позолотой - так и наши отношения, твое ко мне отношение - было лишь позолотой. Вместо бриллиантов - фианиты: вместо чувств - надежда; потом - игра, а затем... и вовсе пустая, вредная привычка.