— Какие книжки?

— Пелевина и Коэльо.

— А вдруг она никогда этого Пелевина в руках не держала! — все больше ужасалась Митиной наглости г-жа Можаева.

— Сейчас все девушки читают Пелевина и Коэльо. Стопудово у нее один из двух оказался бы. Кстати, Пелевин у нее как раз нашелся, правда весь какой-то гадостью залит по самые не балуйся. Но не в этом дело!

— А в чем? Что у нее предки выглядят как мистер Дракула и Медуза Горгона?

— Да нет, прекрати перебивать! Выглядят они как совершенно обычные люди, может быть, даже симпатичные. Фокус в другом!


Когда Митя уже уходил от Волковых с книжкой в портфеле, Максим Геннадьевич поинтересовался, мол, видел ли молодой человек, какие Катенька чудесные рисовала картины? Безбородов только замычал в ответ. Безумный папаша потащил Митю в галерею на Палихе, чтобы продемонстрировать свои работы и рисунки дочери. В конце концов, парень оказался в мастерской художника. Там он усадил Митю в кресло напротив закрытого материей мольберта. Сбросил с него покров и с дрожью в голосе спросил:

— Ну как?

На картине молоденькая остроносая брюнетка с грустным лицом чертила что-то пальчиком на запотевшем окне. Левую руку она, как будто защищаясь от ветра, прижала к полной груди.

— Здорово, — только и смог выдавить из себя не очень-то разбиравшийся в живописи Митя. — Задумчивая такая, мечтательная.

— Да, она именно такая и была, моя Катенька.

— Так это и есть ваша дочь? — промямлил Безбородов.

Он встал с кресла и принялся внимательно рассматривать картину.

— А что, у Кати знака не было? — наконец спросил он.

— Я его еще не прорисовал, работа еще не закончена. Вот такой вот у нее рисуночек был на ручке, — и Максим Геннадьевич ловко изобразил на краю холста синей краской «птичку» с двумя точками внутри.


Люся уставилась на Митю широко открытыми глазами и ждала продолжения. Но он молча курил и, кажется, добавить к рассказанному ему было больше нечего.

— Понимаешь? — наконец, не дождавшись от Люси никакой реакции, спросил он.

— Что понимаю? — переспросила г-жа Можаева.

— Ну у Ленки, помнишь, какой знак был?

— Какой?

— Такой же! Мне Ленкины родители нарисовали точь-в-точь такой же рисунок, когда я спросил, какой у Ленки был знак. Теперь понимаешь?

— Да, — энергично закивала Люся, — точно! Я помню, зайцевская мать что-то подобное изображала.

— Да не подобное, а точно такое же! — рявкнул Безбородов и тут же успокоился. — Почти такой же и у меня был. Только без точек.

— Погоди ты про себя! Ты хочешь сказать, что у Ленка и Катька получили одинаковые знаки? — заверещала на всю лестницу пораженная г-жа Можаева.

— Ну, наконец-то! Шерлок Холмс отдыхает! — язвительно «похвалил» ее Митя.

— Они что, лесбиянки что ли? Прямо как в «Пире» Платона описано? — затараторила возбужденная г-жа Можаева.

— Сам не знаю, — пожал плечами Митя. — Но на лесбиянку Зайцева совсем не похожа. К тому же у нее вроде как нашелся какой-то там парень, который на поминки не пришел даже. Может, в Небесной канцелярии что-то напутали и наштамповали целую серию одинаковых знаков? Или специально это сделали, чтобы увеличить количество подходящих вариантов? Я не знаю! Или так вышло потому, что женщин у нас больше, чем мужчин. Типа многоженство разрешили…

— Я в шоке!

Тут на лестницу высунулась г-жа Безбородова:

— Молодые люди, вы тут еще долго прохлаждаться намерены? Там, между прочим, народ ждет, а нам закрываться скоро.

— Эх! — шептала г-жа Можаева Мите, семеня за Надеждой Петровной. — Жалко, что Ленкину почту сегодня, наверное, посмотреть не удастся — мне надо скоро убегать на свидание. Мить! Пообещай без меня в ее почтовый ящик не влезать, ладно? Мне же интересно! Обещаешь?

— Обещаю, — кивнул Митька. — Приходи тогда завтра пораньше, вместе почитаем.

— Заметано! Я сегодня спать спокойно не смогу от любопытства! — Люся подмигнула Безбородову и пулей метнулась к своему столу.

Через полчаса, уходя, она погрозила Мите с порога пальчиком:

— Даже не думай! Высоко сижу, далеко гляжу — сразу узнаю, если слово нарушишь!

— И не подумаю, — ответил он, выключая компьютер.

Но Люся, конечно, не совсем доверяла Безбородову в этом вопросе. Велика вероятность, что он все-таки нарушит слово и влезет в Ленкину почту. «В худшем случае он сотрет свои собственные письма, а остальное не станет трогать! Зачем ему это?» — с трудом успокоила себя г-жа Можаева.

* * *

Улицу Остоженку Люся нашла легко. Только вот припарковаться на ней было еще сложнее, чем на Яузской. «Не зря я сюда не ездила раньше, — думала про себя Люся, медленно отъезжая все дальше от Дома фотографии и глядя на плотно уставленную машинами обочину. — Он бы еще на Красной площади свидание назначил!»

Наконец Люся нашла пустое место под знаком «остановка и стоянка запрещена» и с тревожным чувством припарковалась прямо под ним.

Дом фотографии на поверку оказался старым и давно не ремонтировавшимся домишкой. В гардеробе толклась толпа каких-то странных людей: умопомрачительно красивых девиц в стильных нарядах и весьма посредственно одетых мужчин, преимущественно лет за тридцать и старше. Г-жа Можаева, конечно, не знала, что девицы почти все считали себя фотомоделями и ходили сюда специально, чтобы знакомиться с фотографами из глянцевых журналов. Мужчины в джинсах как раз и были этими фотографами.

Люся сдала курточку, купила билет и набрала мобильник Андрея.

— Поднимайся на третий этаж, — без всяких предисловий выпалил он и бросил трубку.

Люся поднялась по серой плохо освещенной лестнице наверх. Там оказался просторный зал с белыми стенами и некрашеным деревянным полом. Г-жа Можаева озиралась по сторонам, каждый раз упираясь взглядом то в полуобнаженную девичью спину, то в лицо бородатого дядьки. Публика бродила вдоль стен, рассматривая огромные фотографии человеческих рук с новоявленными отметинами на запястьях. Вдруг кто-то взял Люсю за руку. Она вздрогнула.

— Ну что, Шуршунчик, потерялась? — спросил голос Андрея.

Г-жа Можаева обернулась и увидела его — в забавных оранжевых штанах, розовых солнечных очках, хотя на улице почти стемнело, и вязаной кофточке. Последний аксессуар показался Люсе слегка женским, но, оглянувшись, она обнаружила вокруг еще парочку парней примерно в таком же прикиде. «Похоже, я совсем потеряла представление о мужской моде», — поняла Люся, а вслух спросила:

— И что у нас тут сегодня показывают?

— Как всегда, актуальное искусство. Дом фотографии, Люсенька, это центр актуального искусства. Знаешь такое слово — актуальность?

— Обижаешь? Я, между прочим, МГУ закончила! — почти всерьез обиделась г-жа Можаева.

— Чуть больше недели прошло с момента появления этих знаков, а актуальные художники уже столько натворили! Посмотри только!

И Андрей потащил Люсю вдоль стен. Фотографы и правда наснимали кучу спецзнаков, причем очень интересно. На их снимках линии, черточки и точки на руках очень органично вписывались в природу и становились частью ее. Например, рука с концентрическими кругами на запястье черпала воду, по которой расходились точно такие же концентрические круги. Люся хотела остановиться около каждого снимка и повнимательнее рассмотреть его, но Андрей не давал ей предаться созерцанию. Он тащил г-жу Можаеву куда-то в угол зала. Наконец он остановился перед одним из снимков и горделиво спросил:

— Ну как тебе?

Люся уставилась на фотографию. На черно-белом снимке в ясное небо улетал стройный косяк птиц. Фотограф поймал момент, когда все они в едином порыве взмахнули крыльями. Это на заднем плане. А на первом плане, как будто закрывая пернатых от фотографа, в кадр лезла растопыренная пятерня. И на запястье этой руки был птичий символ — «галочка», как будто бы нарисованная первобытным человеком птица. Композиция была построена очень удачно — даже линии на запястье, кажется, были параллельны с линиями птичьего клина.

— Прелестно! — прошептала Люся, внимательнее вглядываясь в фотографию и замечая, что между крыльев «птички» на запястье виднеются две точки. Точно такие же, как у Ленки!

— Правда, здорово? — продолжал бурно восхищаться Андрей. — Это мой друг-фотохудожник снимал. Он вообще-то в основном рекламу снимает, но на самом деле — настоящий профи!

— Без сомнений, — согласилась Люся. — По-моему, я даже знаю, чья это рука.

И г-жа Можаева пристально посмотрела на Андрея, постаравшись придать взгляду выражение скорби.

— Ты права, — кивнул он, — у тебя поразительная интуиция.

— Да при чем здесь интуиция? — удивилась Люся и прикусила язык.

Она еще раз уставилась на фотографию. О боже! Это же не Ленкина рука. Это вообще не женская, а мужская рука. Без всякого маникюра и вообще слишком грубоватая для Ленки. И тут г-жа Можаева все поняла. И на нее нахлынуло то самое чувство, которое она впервые испытала в Москве, выходя на прошлой неделе из квартиры Зайцевых. Она ощутила, что цепь, связывающая всех со всеми, крепнет на глазах. Только теперь уже Люся не была сторонним созерцателем этих невероятных связей. Она сама становилась звеном цепи! Круг замкнулся. И в нем оказались она сама, Ленка, Андрей, неведомая ей Катя, Митя и, кажется, даже Валерка. А может быть, кто-то еще, кого она пока не знает? Как и в прошлый раз, Люсе вдруг стало спокойно и уютно. И она совсем буднично поинтересовалась у Андрея:

— Слушай, а вы долго птичий клин караулили? Как вообще вам удалось такую композицию выстроить?

— Ха! — рассмеялся Андрей. — Ты что, думаешь, что мы по всему Подмосковью бегали, чтобы удачный кадр сделать?

Г-жа Можаева только захлопала глазами.

— Фотка птиц у Димки уже была. Напечатали ее крупно, типа фотообоев, и поставили меня рядом с ними. Вот и весь фокус!