— Мечтаю о чашке кофе, — сказала Леся, потягиваясь.

Андрей отвез Маню, вернувшись, застал Лесю за дальним столиком. Она взяла книгу с полки и с явным интересом читала. Андрею было приятно, что Леся чувствовала себя комфортно в его заведении. Она даже сняла сапоги и сидела на диванчике между подушками, поджав ноги. Андрей в очередной раз почувствовал ноющую боль в душе: как же не хочется расставаться с кофейней. Людям здесь хорошо. Вон парочка у окна сидит уже второй час, глядя друг другу в глаза. Студенты, наверное. Цедят чайничек пуэра. Андрей подозвал Павлика и попросил его отнести за столик влюбленных вазочку с печеньем за счет заведения. Юноша и девушка оживились, продолжили свой тихий разговор, держась за руки.


— Что вы читаете?

Андрей уже автоматически переходил на «вы», когда рядом никого не было. Ему тоже было так удобнее, комфортнее, словно он ставил между ними шлагбаум — посторонним вход воспрещен, только по специальным пропускам. Одним пропуском он уже воспользовался, вчера, — с него пока хватит.

— Вот, нашла у вас, — Леся смущенно показала ему книгу, Ремарк, «Жизнь Взаймы».

— А, — сказал Андрей, — хотите, забирайте. Это все равно моя, из дома.

— Любите?

— Когда-то запоем читал. Думал, это все обо мне. Время было для меня… такое. Сейчас редко удается, чтоб с книгой, — он вспомнил Костика, дернул скулой.

— Нет, пусть здесь остается, — сказала Леся со вздохом. — Мне тоже некогда. Тут у вас атмосфера способствует. Осень, дождь, кофе, книга.

— Я рад, что вам нравится.

— Что у нас завтра в планах?

— Поездка к моей маме. Она нас уже ждет, волнуется.

— Вы часто у нее бываете?

— Два раза в неделю, иногда чаще. Ей нужно регулярно посещать врача — следить за давлением. От кашля может лопнуть сосуд.

Леся посмотрела на него долгим, внимательным взглядом. Он поймал его, этот взгляд, она смутилась, уставилась в книгу.

* * *

Мама Андрея оказалась маленькой, худенькой женщиной с прозрачными глазами. Видно было, что болезнь состарила ее раньше времени: у Татьяны Денисовны были реденькие, словно пух, волосы и голос тихий, задыхающийся.

Она увидела их с Андреем на пороге своего маленького домика, вгляделась в Лесю и разрыдалась:

— Мама! — с нежным упреком сказал Андрей, заводя женщину в крошечную прихожую.

— Какая миленькая… хорошенькая, Андрюша, девушка какая славная. Наконец-то, сыночек!

— Мам, тебе нельзя волноваться. Ну, не плачь! Ну вот что невеста моя подумает? Что ты у меня нытик?

— Я не нытик! — испуганно заявила Татьяна Денисовна, закашлявшись и глядя на Лесю. — Просто… счастье это для меня, столько ждала.

— Очень рада с вами познакомиться, — улыбнулась Леся и напомнила Андрею: — сумки в багажнике.

— Опять еды натащил! — всплеснула руками женщина, выглядывая во двор поверх старомодных занавесок в рюшечку. — Лесенька, а вы как, деток планируете?

— Планируем, — кивнула прошедшая «инструктаж» Леся.

— Ох, дожить бы! А Манечку, Манечку-то примете?

— Конечно! Что Андрея, то и мое.

— Какая вы хорошая! Бог вас наградит за доброту, за Андрюшу, что и его приняли, не посмотрели, что он до вас…! — Татьяна Денисовна осеклась, быстро сменила тему: — Манечка — девочка такая славная. А в садик ходит плохой, не наш, там все… чтобы лучшим стать, чтобы других перегнать. Из всех начальников воспи?туют — неискренне, не по-нашему. Андрюша, зачем столько еды? Я же пирожков напекла. Поставь чайник.

— Мам, — отозвался с кухни Андрей, — ну кого ты хочешь пирожками удивить? Меня и Лесю? Ты забыла, где я работаю?

— Так это же домашние, — жалобно протянула женщина. — С капустой!

— Я люблю с капустой, — улыбнулась Леся.

— На пианино играете? — в который раз спросила Татьяна Денисовна, наблюдая, как Леся пьет чай и мужественно поглощает третий пирожок. — Андрюша всегда очень музыку любил. У нас был такой чемоданчик с пластинками: Алла Пугачева, Высоцкий. Андрюша очень любил Высоцкого. А вы и поете?

— Да, — Леся глотнула из кружки. — У нас в семье все поют. Мой папа — тенор Осип Коваленко. Он пел в нашей филармонии, в Екатериногорске. Сначала классический репертуар, а потом перешел на романсы, гастролировал много по областям. Мама ему аккомпанировала.

— Это же надо, — Татьяна Денисовна покачала головой. — Повезло тебе, Андрюша, такая семья! А имя какое замечательное — Олеся! У нас в молодости песня была: останься со мною, Олеся, как сказка… как… не помню… как песня. Ах, как бы я хотела тебя, Лесенька, послушать! А у нас только Андрюшина гитара.

— А давайте сюда вашу гитару, — сказала Леся, допивая чай.

— Ты умеешь? — удивился Андрей.

— Ха! — с довольной улыбкой сказала она.

* * *

Леся пробежалась пальцами по струнам, подкрутила колки, зажимая лады, прислушалась, сказала:

— Ага!

И запела глубоким грудным голосом, от которого у Андрея на руках встали дыбом волоски:

Я ухожу, бестрепетно и ясно,

Пытаюсь жизнь дожить, чтоб не было напрасно.

Это был прекрасный романс о человеке в конце жизненного пути, разочарованном, но не сдавшемся. Андрей чувствовал, как трогают маму слова песни. Она слушала, прижав к груди исхудавшие руки, со слезами на глазах, иногда поднося к губам платок и покашливая. Андрей чувствовал, что она переволновалась: столько впечатлений.

В игре страстей мы сердца стук не слышим,

Не ценим то, что нам дается свыше…

Через год, когда они с Лесей расстанутся, маме будет очень больно.

Леся допела последний куплет и сказала:

— Это из репертуара папы, его последний романс на сцене. Стихи мама написала, специально для него. А вот еще.

Я, как свеча, — таю? огонь и нежно та?ю,

Теку слезой, свой свет тебе даря.

Но я одна — потухну, догорая,

Твоя свеча, что ты спалил, любя.

В этой песне было что-то… личное. И Андрей не удивился, когда на вопрос мамы, Леся ответила, что написала этот романс сама. За окном стемнело. Они засобирались. Мама плакала, прощаясь, причитая, что ей так долго ждать следующей встречи. Андрей обещал, что завезет ее к Лесе после процедур. У Леси глаза тоже были на мокром месте — Андрей заметил это и почувствовал себя не в своей тарелке.


В машине Андрей взял Лесю за руку и пожал ее, сказав:

— Спасибо.

Она вскинула на него свой янтарный взгляд и кивнула.

— Вы понравились моей маме.

— Вы говорили, что ей нравились… все ваши девушки.

— Но не всем — она. Это было как тест: вот я, владелец кофе-бара, а вот моя мама — простая, необразованная, болезненная. Получишь меня — получишь мою маму в придачу, согласна, не побрезгуешь? Не все проходили испытание.

Андрей чуть не добавил: «Но мой взгляд, ты единственная, кто прошел».

Глава 6

Они ехали молча. По Лесе было заметно, что она все еще под впечатлением. Андрей тоже мыслями был в мамином доме. В держателе вспыхнул экраном телефон, звонил Костя. Андрей бросил быстрый взгляд на Лесю: она отстраненно смотрела в окно на реку, вдоль которой они проезжали.

— Да.

— Спасибо, дружище, — бодро сказал Костя в трубку. — Я дома. Ключи у соседки, как и договаривались. Выручил, молодца!

— Всегда пожалуйста, но шоб не часто, — пошутил Андрей, косясь на Лесю.

— Завтра после консилиума зарулю к тебе на капучино. Продолжим наш разговор?

— Если будешь себя хорошо вести.

— Я всегда себя хорошо веду, ты же знаешь.

— Знаю, — пробормотал сквозь зубы Андрей, отключаясь.

— Андрей, — обернулась к нему Леся. — У нас в музыкалке в начале следующей недели стартует очень интересная программа в честь юбилея школы. Съедутся именитые выпускники, филармония подключится. Я тоже буду выступать, аккомпанировать нескольким исполнителям. Давайте Татьяну Денисовну пригласим!

— Не знаю, — засомневался Андрей. — Из-за кашля она в общественных местах почти не бывает, люди реагируют.

Леся огорченно кивнула и вдруг посветлела лицом:

— Я придумала! Я попрошу, чтобы ее за кулисы пустили, хоть ненадолго.

Андрей опять покачал головой:

— Но вы же видели, какая она впечатлительная, — он покусал губы. — Хотя для нее это было бы целое событие. Она бы сразу в топ вышла.

— В какой топ? — удивилась Леся.

— У них с соседками — большая дружба. Ну и соревновательность. Кто чем хвастается. У мамы главный козырь — я, иногда приезжаю и кофе варю на всю ораву.

— Понятно, — фыркнула Леся. — Женский коллектив. У нас на работе так же: мужья, дети, наряды, украшения. Это естественно.

— Теперь у мамы еще и вы есть, — сказал Андрей.

В горле у него вдруг пересохло, он кашлянул:

— Знаменитая невестка- пианистка — это сильный аргумент.

— Какая же знаменитая! Шутите? Но это хорошо, — тихо сказала Леся. — Хорошо, что у нее есть друзья.

— Я из-за этой дружбы не могу ее в город забрать, — пожаловался Андрей. — Она ведь ничего на участке не выращивает, птицу не держит — нельзя ей. Предлагал: давай дом продадим, купим квартирку ко мне поближе. Ни в какую!

— Но если ей там хорошо…

— Ей хорошо. Мне тревожно.

— Вы замечательный сын, Андрей. И отец.

— Захвалите, — буркнул он.

— Не думаю. Заедем в магазин? Насчет ужина… не знаю, как вы, а я, — Леся похлопала себя по животу, Андрей тоже невольно посмотрел на ее живот, — на три дня наелась.

— Мама ссобойчик дала.

— Пирожки? — Леся ахнула. — Тогда никаких магазинов!

Они приехали уже за полночь: все-таки заехали в супермаркет на въезде в город, купили молоко и фрукты. Город постепенно засасывало в предновогоднюю суету: в витринах выставлялись елки, полки с товарами украшались гирляндами. Нужно выбрать день, чтобы подать заявление, подумал Андрей. Он поехал к Лесе, умолчав о том, что Костик уже съехал из его квартиры. И правильно сделал, что поехал, как чувствовал.