– Да, – подтвердил Уолтер. – Судья готовит постановление против твоей мисс Блэкмор.

– Откуда ты получил эти сведения?

– Ты сам знаешь, я не могу раскрыть тебе, как добываю информацию. Но разве она когда-либо оказывалась неверной?

Морган попытался осмыслить прочитанное. Судья собирался выступить против Лили. После визита Хартуэла в глубине души Морган понимал, что так и будет. Но он все еще продолжал надеяться на лучшее и молил Бога, чтобы интуиция на этот раз подвела его.

Внезапно Морган ощутил бессильную ярость. Что еще можно предпринять? Как помочь Лили?

Его мозг лихорадочно заработал.

А что, если попытаться найти людей, которые могли бы выступить в суде на стороне Лили? Но с чего начать? Все, с кем ему довелось беседовать о ней, говорили только о ее экстравагантных выходках и безумной жажде жизни. А это никак не доказывало способности Лили стать хорошей матерью.

– Она не заслужила всего того, что ей приходится переносить! – громко сказал Морган. – Только бы Лили смогла убедить судью и всех своих недоброжелателей в том, что любит детей и уже стала им настоящей матерью! – Морган покачал головой и улыбнулся: – Представь себе – она действительно научилась вести домашнее хозяйство.

Уолтер откашлялся:

– Мы оба понимаем, что ее умение готовить и убирать не будет играть на суде решающей роли.

– А что же, по-твоему, важнее?

– Мой информатор сообщил, что судебная машина закрутилась едва ли не сразу после того, как в газете появилась статья о Пурпурной Лили.

Морган смущенно посмотрел на Уолтера:

– О какой статье ты говоришь?

– О той самой, – последовал незамедлительный ответ. – «Пурпурная Лили заставляет город покраснеть». Люди были предельно возмущены ею. И теперь, как ты догадываешься, ни один судья, если, конечно, он находится в здравом рассудке, не оставит детей под опекой женщины, о которой говорилось в этой статье.

Морган тихо произнес проклятие.

– Да, совершенно очевидно, что ни один судья не примет сторону женщины, претендующей на то, чтобы стать матерью, если она была героиней скандальной статьи на первой полосе ведущей городской газеты.

– Дьявол! – Морган отвернулся. Если все дело было именно в этом, то как он мог помочь ей?

– Возможно, я могу быть чем-нибудь тебе полезен? Вопрос Уолтера остался без ответа. Оба знали, что он, как, впрочем, и любой другой человек, ничего не может сделать, чтобы спасти Лили.

– Спасибо, – бросил Морган и, сунув руки в карманы, вышел из кабинета.

Покинув здание, он полностью погрузился в свои мысли. Мозг лихорадочно работал, и он перестал замечать проносившиеся мимо экипажи и конки, которые грозили раздавить его в любую минуту. Что же делать?

Так и не решив, что предпринять, Морган добрался до Пятьдесят девятой улицы. Его больше не беспокоило, что кто-то может увидеть, как он входит в Блэкмор-Хаус. Теперь это не важно, ведь сейчас он сам обо всем расскажет Лили. А потом сообщит о планах судьи и о том, как думает ей помочь.

Войдя в дом через парадный вход, Морган сразу понял: что-то случилось! Дети сгрудились в холле, по щекам у них текли слезы.

– Что произошло? – спросил Морган.

– Приходил посыльный. Судья принял решение и вызвал Лили в зал суда. – Роберт схватился за голову. – Она не позволила нам пойти с ней. Я уверен, она подумала о худшем. Я знаю, что это так. Иначе почему она не взяла нас с собой?

Морган застыл. Время вышло. У него больше нет возможности размышлять и строить планы, думать о дальнейшей борьбе. Судья об этом позаботился.

В какое-то мгновение Морган вспомнил о найденной папке с набросками. Он бросился наверх и быстро отыскал их. Вот оно – доказательство чистоты и непорочности Лили! Но Лили была непреклонна: она не желала делать их находку достоянием гласности. Как он мог пойти против ее воли?

Внезапно Моргана осенило: есть и другой путь!

Через несколько секунд он вернулся в холл без заветной папки.

– Дети, собирайтесь! Мы идем в суд.

Они добрались до здания суда за рекордно короткое время. Морган будто летел по улице; дети, быстро семеня следом, не отставали от него ни на шаг. На лице Моргана застыла мрачная решимость. Как только он принял решение, его перестали мучить сомнения. Он поступит так, и только так! Даже если из-за этого его собственная жизнь окажется под угрозой.

Самое важное для него сейчас – помочь Лили.

Когда Морган и дети вошли в зал суда, их никто не заметил, поскольку внимание присутствующих захватило выступление судьи. Судья в своем высоком кресле, с очками на носу выглядел очень внушительно. Перед ним, внизу, напряженная, как натянутая струна, стояла Лили. Молодая женщина молча слушала его речь.

Морган прислонился к стене и тоже обратился в слух.

– …несмотря на указанный пункт завещания и несмотря на ваши заявления о том, что вы любите своих племянниц и племянника, мисс Блэкмор, – произносил нараспев судья, – суд считает, что в целях наилучшего обеспечения интересов детей следует передать их под опеку мистера и миссис Вестфорд.

После оглашения решения суда по залу пронесся гул, зрители закивали в знак согласия. Моргана охватила ярость, когда он увидел довольные лица зевак и поникшие от горя плечи Лили. Значит, все-таки поражение. Грудь Моргана сжалась от боли. Решающий момент наступил.

– Вы совершаете ошибку! – Громкий возглас Моргана заглушил шум людских голосов.

На какое-то мгновение зрители, пораженные услышанным, замолчали. Затем зал снова загудел, как растревоженный улей, и все, кто в нем находился, с удивлением повернулись к Моргану. Он увидел Эдит Мэйхью и Уинифред Хедли. Морган готов был поклясться, что обе эти женщины имели самое непосредственное отношение к решению, которое только что огласил судья.

Морган спокойно выдержал обвиняющие взгляды толпы и прошел вперед.

– Что вы сказали? – потребовал объяснений судья, и его темные глаза сузились от гнева.

– Я сказал, что вы ошиблись насчет Лили Блэкмор. И при вынесении решения по ее делу вы допустили несправедливость. – За спиной Моргана раздались возмущенные крики, но он продолжил: – Поводом к этому судебному разбирательству послужила статья – газетная статья, в которой нет ни слова правды.

– Но почему вы считаете, что имеете право заявлять подобное? – с раздражением спросил судья.

Морган отвел взгляд от судьи и посмотрел на Лили. Как мучительно больно было отвечать на этот вопрос! Ведь ответом он должен разрушить свое будущее, в то время как больше всего ему хотелось бы уничтожить прошлое и начать жизнь сначала. Но Морган никогда не уходил от ответственности за свои поступки. Не собирался делать этого и сейчас.

– Потому что я сам написал ее.

Взглянув на Лили, Морган подумал, что до самой смерти не забудет, какие чувства вызвало у нее его признание. Сначала на ее лице появилось недоумение, словно она подумала, что ослышалась. Потом в ее глазах отразилось нечто похожее на озарение, будто наконец частички головоломки, над которой она долго и безуспешно билась, чудесным образом обрели свои места. Затем появилась боль. Мучительная, безысходная боль! И глаза ее медленно погасли.

Внезапно Морган вспомнил, как она сказала, что все рано или поздно предают ее. Тогда он возразил ей, желая убедить, что уж он-то совсем другой. И вот теперь подтвердил ее правоту.

Лили отошла от барьера и ухватилась за спинку стула. Однако она не стала садиться, а так и осталась стоять – непреклонная и решительная. Морган был уверен, что сейчас она говорит себе, что способна выдержать и это. Что не может позволить себе быть слабой. Что ей и дальше предстоит жить, полагаясь только на себя.

Как бы ему хотелось броситься к ней, заключить в объятия и умолять о прощении! Но он понимал, что не может рассчитывать на снисхождение Лили и даже не вправе просить ее об этом.

Потому что он не заслуживал прощения.

– Я к вам обращаюсь, сэр. – Голос судьи заставил Моргана отвлечься от мрачных мыслей. – Я хочу знать, о чем вы, черт возьми, говорите?

– Я репортер из «Нью-Йорк таймс», сэр, и занимаюсь журналистскими расследованиями. Под видом ремонтного рабочего я проник в дом мисс Блэкмор для того, чтобы… узнать правду о некоторых ее знакомых… о тех, кого она считает своими друзьями.

– «Нью-Йорк таймс», вы сказали? – переспросил судья.

– Да, сэр.

– Так, значит, вы тот самый человек, который выдвинул обвинение против Боути Скотти?

Лицо Моргана выразило удивление:

– Да, сэр.

– Ну, тогда ты – чертовски хороший журналист, сынок.

– Спасибо, но…

– Никаких «но»! Всем известна ваша честность и неподкупность. Вы всегда говорите правду. А теперь получается: вы пришли сюда, чтобы заявить мне о моей ошибке? – гневно спросил Хартуэл.

– Да, сэр, так и есть. Но ошиблись не только вы. Я сам переступил порог Блэкмор-Хауса с готовыми обвинениями. И долгое время пренебрегал всем, что шло вразрез с моими первоначальными представлениями о Лили Блэкмор.

– О Боже, в это просто невозможно поверить! Более странного заявления мне не приходилось слышать за всю мою жизнь. Почему вы решили сделать его?

– Потому что я люблю эту женщину. Я полюбил ее с того самого мгновения, как впервые увидел. Но я был слишком горд, чтобы признать это сразу. Я был в курсе всего, что о ней говорили. И как же я – известный всем поборник справедливости и нравственности, – в голосе Моргана отчетливо прозвучали насмешка и ирония, – мог полюбить женщину с погубленной репутацией? – Он с отчаянием покачал головой. – Я думал, что Лили Блэкмор ведет беспутную, легкомысленную жизнь, что норм морали и нравственности для нее не существует. – Морган закрыл глаза, и черты его будто высеченного из мрамора лица исказила боль. – Но теперь я понимаю, что ошибался. Лили Блэкмор оказалась совершенно другим человеком, она не могла вести такую жизнь, поскольку эти самые нормы и правила, как путы, связывали ее по рукам и ногам и она не представляла, как от них освободиться. – Он обвел взглядом толпу. – Эдит Мэйхью, Уинифред Хедли и их многочисленные друзья и подруги постарались настроить судью против Лили Блэкмор, даже не потрудившись как следует узнать ее.