Бретту же и Олли, выехавшими на поле чуть левее Сирокко, ситуация показалась более, чем опасной. Сначала они поняли, что они не одни на безлюдной пустоши, а потом, когда мимо них промчалась, как сумасшедшая, золотая кобыла с мальчишкой на спине, они решили, что лошадь неуправляема, и Бретт бросил поводья вьючной лошади Олли. Чертыхнувшись про себя, он вонзил шпоры в бока своего жеребца и поскакал следом за незадачливым наездником.

У Сирокко был широкий и легкий шаг, и в свои четыре года она как раз входила в полную силу, однако Огненный Вихрь — сын Огня — тоже был не из слабеньких, так что расстояние между ними быстро сокращалось.


Сабрина ничего не замечала, пока длинная смуглая рука, тянувшаяся за уздечкой, не возникла у нее перед глазами. Бросив быстрый взгляд на заросшего мужчину в шляпе, она сама подхватила уздечку и хотела было повернуть лошадь, но услышала, как мужчина выругался, и, оглянувшись, увидела, что он тоже сменил направление и опять был рядом с ней.

Сердце у нее готово было выпрыгнуть из груди, потому что она испугалась, что попала в руки к какому-нибудь злодею, промышлявшему в здешних местах. Сабрина сжала зубы и изо всех сил постаралась оторваться от незнакомого всадника. Напрасно. У разбойника был отличный конь, а в чистом поле никуда не спрячешься.

Бретт никак не желал понимать, что мальчишка, которого он спасает, вовсе не жаждет спасения. Повороты кобылы он воспринимал как неумелые действия седока, и, когда он вновь оказался рядом с непослушной лошадью, обыкновенно не терявший головы Бретт был вне себя от ярости. На сей раз он не стал ловить уздечку, а вместо этого быстрым движением стянул Сабрину с седла. Гораздо сильнее, чем требовалось, он придавил ее к спине своего коня, уложив лицом вниз.

Сабрина же вовсе не испытывала благодарных чувств за свое так называемое спасение. В ярости от того, что какой-то разбойник посмел напасть на дочь Алехандро дель Торреза на его собственной земле, она не стала ждать, пока конь замедлит бег.

Кинжал, подаренный ей отцом, был у нее в сапоге, и ей надо было только дотянуться до него… Немножко придя в себя, она принялась крутиться и извиваться, безнадежно пытаясь вырваться из железной хватки разбойника. У нее и в мыслях не было хотя бы изобразить покорность. Она думала о том, что если ей не удастся воспользоваться кинжалом, то, может быть, удастся соскользнуть с коня и добежать до леса.

Бретт не понимал, чего хочет спасенный им мальчишка, но, видя, как он изворачивался, испугался, как бы тот не свалился, поэтому прижал его посильнее да еще встряхнул, крикнув:

— Тихо, дурак, дай коню остановиться!

Кровь бросилась Сабрине в голову и от его слов и от неудобного положения, в котором она находилась, и она принялась крутиться больше прежнего. Сомбреро не удержалось на ее голове, костяной гребень тоже, и волосы цвета красного золота разлетелись во все стороны.

Бретт, занятый конем, не заметил ни упавшего сомбреро, ни гребня. Не обращал он внимания и на свою пленницу, которая, едва конь остановился, приняла горизонтальное положение.

Ее рука соскользнула за отворот сапога, пальцы обхватили рукоятку кинжала, и, прежде, чем Бретт сообразил, что «мальчишка» вовсе не мальчишка, а взбешенная дикая кошка, кинжал описал дугу и глубоко вонзился в плечо.

Не обращая внимания на боль, Бретт, не раздумывая, перехватил руку Сабрины и заломил ей за спину. Он онемел от изумления, глядя на гриву рыжих волос и злое лицо всего в нескольких дюймах от его лица: на янтарные глаза в окружении пушистых ресниц, темные брови, тонкий носик, чуть вздернутый кверху, и губы, которые ни одного мужчину не смогли бы оставить равнодушным.

Это были те самые волосы и те самые незабываемые глаза!..

— Сабрина?

Услыхав свое имя, Сабрина похолодела. Она подняла голову и, неожиданно забыв о грубом прикосновении чужой руки, заглянула в бородатое лицо. Оно оказалось не таким уж страшным. Скорее наоборот. Черные густые брови нависали над глубоко посаженными зелеными глазами, опущенными длинными ресницами. Она замерла. Сделав над собой усилие, Сабрина отвела глаза. Борода скрывала пол-лица, но Сабрина узнала глаза, и сердце ее бешено застучало.

— Сеньор Бретт? — прошептала она, не веря себе.

Он усмехнулся, рука ослабила хватку.

— Да, увы, это я, дорогая, — сухо проговорил он. Боль начала давать о себе знать, и он поморщился. — Хотелось бы менее жаркой встречи, но, учитывая наше расставание, думаю, мне нечего удивляться даже кинжалу!

Сабрина виновато взглянула на раненое плечо Бретта и вся сжалась, увидав кровь на рубашке.

— Я… Я… Я прошу… прощения, — с трудом выдавила она из себя. — Если бы я знала, что это вы! Я думала, вы — разбойник.

Он весело рассмеялся, не отводя взгляда от ее губ.

— Может быть, оно так и есть, злючка, может быть.

Неожиданно сообразив, что сидит плотно прижавшись к его груди, Сабрина сделала попытку отстраниться.

— Во всяком случае, вы были очень на него похожи, когда набросились на меня.

— Набросился? — возмутился Бретт. — Я-то думал, что спасаю тебя.

Сабрина даже рот открыла от удивления.

— Спасаете? От Сирокко? Так вот зачем вы хватались за уздечку?

— Конечно! — Увидев, как она удивилась, он понял, что ошибся, и это вовсе не улучшило его настроения. Рука болела все сильнее, к тому же, он ощущал волнение от близости ее стройного тела. — Прошу прощения, если ошибся. Однако, — продолжал он не очень вежливо, — если то, что я видел, ваше обычное времяпрепровождение, то не удивлюсь, если мне скоро сообщат о том, что вы сломали себе шею.

Вполне естественно, Сабрина вспыхнула в ответ, однако она не успела достойно ему ответить.

— Кстати, — саркастически заметил он, — если это, к тому же, то гостеприимство, о котором мне писал ваш отец, то лучше мне не искушать судьбу, как вы думаете?

— Мой отец, — ничего не понимая, переспросила Сабрина. — Мой отец вам писал?

Бретт жестко усмехнулся, словно ему пришлось объясняться со слабоумной.

— А почему, как вы думаете, я оказался здесь? Надеюсь, вы не подумали, что я тут мимоходом? А?

Сабрина неприязненно взглянула на него.

— Пока еще у меня не было времени что-либо подумать!

Бретт дал волю своей ярости.

— За долгие годы я понял, что женщины думают не очень часто…

Сгорая от желания закрыть ему дерзкий рот, Сабрина постаралась ответить как можно ласковее:

— Возможно, вы правы, но женщины не щеголяют ненужной храбростью, как некоторые! Неожиданно Бретт довольно улыбнулся.

— Хорошо, малышка, очень хорошо!

— Я не малышка! — прошипела Сабрина. Одна бровь поползла у него вверх, и он самым внимательным образом обследовал зелеными глазами ее фигуру.

— Должен согласиться, милая кузина, вы уже в самом деле не ребенок.

Его слова, однако, не обрадовали Сабрину, наоборот, у нее пересохло во рту и стало трудно дышать. Судорожно сглотнув слюну, а Сабрина была не из слабонервных, она прошептала:

— И не кузина.

— Могли бы добавить, что в придачу я еще и не очень желанный гость, — сверкнул глазами Бретт, — но хотя обычно я не напоминаю хозяевам об их обязанностях, на сей раз вынужден сделать исключение. Или я истеку кровью, или вы ведите меня в дом!

Сабрина покраснела и, взглянув еще раз на раненую руку, прошептала:

— Простите меня, сеньор Бретт. Я… я… я не хотела быть негостеприимной. Поедемте, я покажу вам дорогу. Это совсем недалеко, и Бонита посмотрит вашу руку.

Сабрина хотела было соскочить с коня, но Бретт, несмотря на боль в руке, удержал ее, а когда она вопросительно посмотрела на него и слабо улыбнулась, он довольно нагло спросил:

— А вы не могли бы подтвердить свое гостеприимство? Разве кузены, встречающиеся в первый раз за десять лет, не могут поцеловаться?

Сердце едва не выпрыгивало у нее из груди, язык словно прирос к небу, и Сабрина могла только смотреть на него покорными янтарными глазами. Бретт подождал пару мгновений, потом наклонился и прижался к ее губам.

Не считая отеческих поцелуев, Сабрина еще не знала подобных прикосновений мужчины, и совсем не была готова к тому пожару, который мгновенно вспыхнул у нее в крови. От его тела шло такое тепло, что она, неожиданно для себя сама прильнула к нему, стоило ей только почувствовать его прикосновение.

Они обменялись до неприличия целомудренным поцелуем, и все же Сабрина впервые ощутила то, что не ощущала никогда раньше — приятный зуд внизу живота, странно затвердевшие соски и сумасшедшее желание прижаться к нему самым бесстыдным образом. Все это было ново для нее, и она растерялась, а потом отшатнулась от Бретта, безотчетно почувствовав опасность. Эта опасность манила ее, ибо была мучительным обещанием, наслаждения.

Что касается Бретта, то ее близость, ее невинный поцелуй подействовали на него куда сильнее. В то самое мгновение, когда его губы коснулись ее губ, он испытал настоящий взрыв страсти, от которого его кинуло в дрожь. Он не был неопытным юнцом, но никогда с ним не случалось ничего подобного, никогда он так безумно не желал отдать всего себя женщине, разделить блаженство и обладать, обладать ею полностью, чтобы она на всю жизнь запомнила и несла на себе печать его обладания. Он чуть было не потерял голову, но недовольный голос Олли вернул его к действительности.

— Вот так сражение из сражений! Сначала эта стерва протыкает вас кинжалом, а потом вы ее целуете!

Вздохнув, Бретт оторвался от Сабрины и, совсем уже придя в себя, с усмешкой проговорил:

— Милая кузина, думаю, я могу со всем основанием признать, что вы должным образом приветствовали мой приезд.

Сабрина была как в тумане и долго смотрела на Бретта, ничего не понимая, пока не увидела подскакавшего к ним Олли, который вел на поводу двух тяжело груженных лошадей.

— Кто это?

— Олли Фрэм, мой… э… слуга. А это моя кузина Сабрина дель Торрез. Мы будем жить в доме ее отца.