— Она будет счастлива сделать это, — подсказала мать с довольной улыбкой.

— Сюда, пожалуйста. Идемте за мной, ваша светлость. — Эмили развернулась и поторопилась выйти из гостиной. Руки все еще дрожали, поэтому она спрятала их в складках платья, провожая герцога вверх по лестнице. — Библиотека довольно далеко, по крайней мере от гостиной. Папа нуждается в тишине и покое.

Она слышала его тяжелые шаги у себя за спиной и тихое дыхание. Что же он мог подумать о ней, увидев, как мистер Рейберн столь властно держит ее за руку! Она чувствовала потребность сказать что-то по этому поводу, объясниться, но что тут было говорить? Она и сама не поняла, что произошло.

Впрочем, и их помолвка какая-то ненастоящая. Не похоже на союз двух сердец, двух людей, объединенных общей жизненной целью. Похоже было, что это всего лишь недоразумение. И наверняка ему было абсолютно безразлично то, что другой мужчина держал ее за руку! Тем не менее это имело для него значение, и гораздо большее, чем если бы речь шла о любой другой женщине. Она уже научилась неплохо понимать мужчин благодаря работе в школе миссис Годдард и собственному опыту. Внутри у нее все сжалось, когда она, неожиданно для себя, представила Николаса с другой женщиной, с кем-то вроде Салли или рыжеволосой леди Андерс-Хольт. В прошлом году ходили слухи об их связи, хотя Эмили не замечала ничего, что свидетельствовало бы об этом.

Чтобы скрыть свое смущение и чувство, отдаленно напоминавшее злость, она быстро проговорила:

— А вот и библиотека, ваша светлость, дверь в конце коридора. Стучите погромче, отец довольно плохо слышит. Хотя, возможно, он притворяется, чтобы избежать излишних разговоров с матушкой…

— Эмили… — Николас вдруг взял ее за руку и развернул лицом к себе. Прикосновение его руки было прохладным и нежным, совсем не таким, как жесткая хватка Рейберна, и все же она вздрогнула от неожиданности. Он тотчас же отступил. — Эмили, может быть, нам стоит уже отказаться от этого «ваша светлость»? Мне кажется, мы уже определенно прошли этот этап.

— Конечно, как скажете, — согласилась она. — Как же мне называть вас?

— Я полагаю, Николас. Или Ник, так иногда называют меня мои близкие.

— Николас, — медленно проговорила она, словно прислушиваясь к своему голосу, стараясь прочувствовать его на вкус. Так она называла его в своих мыслях, непривычно было произносить вслух. — Николас.

Наконец легкая улыбка коснулась уголков его губ.

— Совсем не сложно, не так ли?

Она тоже улыбнулась:

— Пожалуй, не очень трудно.

— Я принес вам кое-что. — Из внутреннего кармана пальто он достал две бархатные коробочки для драгоценностей. — Наверное, я должен был сделать это после разговора с вашим отцом, но сейчас, по-моему, самый подходящий момент.

Эмили взяла их так осторожно, будто они могли в любую секунду укусить ее.

— Это мне?

— Вам… если вы пожелаете принять их.

Она заглянула внутрь и ахнула от изумления. В обеих были изумруды, огромные, четырехгранные, окруженные прекрасными прозрачными, словно льдинки, бриллиантами, в одной коробочке лежала подвеска, в другой — роскошное кольцо. Великолепные, как летние молодые листочки, сияли своей безукоризненной чистотой.

— Я никогда не видела ничего подобного, ваша… Николас, — восторженно прошептала Эмили. — Они восхитительны.

— Вам нравится? Ювелир сказал, что сейчас в моде жемчуг, но эти камни показались мне более привлекательными. Они того же цвета, что и ваши глаза.

Он заметил, что у нее зеленые глаза? Невероятно!

— Думаю, для меня они слишком великолепны.

— Слишком великолепны для герцогини? Абсурд. Говорят, моя бабушка надевала рубиновые тиары, выходя к завтраку. Правда, еще говорят, она была не в своем уме.

Эмили прикусила язык, подавляя смех. Порой она думала, что он и сам не в своем уме Она закрыла коробочки.

— Что касается того, чтобы я стала герцогиней…

— Что такое? Я обещаю, вам не придется следовать примеру моей бабушки. Можете надевать к завтраку все, что захотите.

Эмили закивала. Когда он так шутил, подтрунивал над ней, она тут же забывала все важное и серьезное, что собиралась сказать ему.

— Это было так благородно с вашей стороны сказать на балу, что мы помолвлены. Иначе все это могло обернуться для меня полнейшим крахом.

Николас помрачнел.

— Учитывая, что причиной этого краха был я, это самое меньшее, что я мог для вас сделать. Вы думаете, я из тех, кто способен с легкостью оставить леди в подобной ситуации?

— Я… Нет, что вы, конечно нет. Просто я ведь не слишком хорошо знаю вас, не гак ли? И вы не знаете меня. Мне кажется, заставить вас связать свою судьбу со мной на всю оставшуюся жизнь — чрезмерно суровая плата за одно лишь мгновение безрассудства.

— Два мгновения, если не ошибаюсь. — Он снова взял ее за руку, на этот раз она позволила ему это. Она почувствовала холодное прикосновение его золотого перстня, хотя сама рука была теплой. — Быть может, есть кто-то, кто вам небезразличен, Эмили?

Он, несомненно, имел в виду Рейберна.

— Нет! Нет, совсем никого.

— Тогда не вижу причин, по которым мы не могли бы друг с другом ужиться. Мои сестры твердят, что мне пора жениться, а наши семьи давно знакомы. Вы знаете все причуды, странности и слабости представителей рода Мэннинг, а я постараюсь сделать вас счастливой.

Уживаться друг с другом, очевидно, и есть суть брака. Семейные заботы, компромиссы. Ее учили этому всю жизнь. Отчего же теперь она чувствует столь горькое разочарование?

Снизу послышался взрыв смеха, мама и Эйми радовались, веселились, подбирая свадебные костюмы и принадлежности. Все близкие так рады. Наконец ей удалось сделать их счастливыми. Она не могла разрушить этого.

— Что ж, если вы уверены в том, что говорите, я выйду за вас замуж, — пообещала она.

— Очень разумно, — одобрил он, улыбнувшись.

Достал из коробочки кольцо с изумрудом и аккуратно надел его ей на палец. Кольцо подошло идеально. Эмили почувствовала тяжесть камня на своей руке. Затем он застегнул на ее шее ожерелье с кулоном, и оно засверкало зелеными бликами.

— Я оказался прав. Они действительно под цвет ваших глаз.

Эмили была бесконечно растрогана тем, что он даже подобрал к ним обручальное кольцо и подвеску. Ожерелье, струящееся по ее коже, дарило какое-то особенное, теплое ощущение. Самый чудесный подарок, который она когда-либо получала. Николас поднес ее руку к губам и прильнул к ее пальцам в долгом поцелуе. Затем он повернул ее ладонь и поцеловал запястье прямо под нежной кожей, там, где ощущалось биение пульса.

Таким образом, между ними было успешно заключено вполне искреннее соглашение. Вопрос с помолвкой решен окончательно, хорошо это или плохо, судьба их предрешена. Она была полна решимости сделать все возможное для их счастья, так же как и он. Выбора не оставалось.

Николас смотрел ей вслед, пока она не свернула за лестничный пролет и не скрылась из виду. В какой-то момент она обернулась и несмело улыбнулась ему. И все-таки его не покидала мысль о том, что он видел, как близко они стояли с Джорджем Рейберном в гостиной, как пристально и напряженно смотрели друг на друга, держась за руки. И накануне она так таинственно ускользнула от них на улице. А вдруг она спешила к нему? Вдруг она влюблена в Рейберна? Хотела ли выйти замуж за него до того, как Николас предпринял свои действия?

Он видел на примере своих родителей, что происходит, когда два человека вынуждены подчиниться воле своих семей, а не зову собственного сердца. Скандалы и горе — неизбежный исход. Он не желал подобной участи ни себе, ни Эмили. Уж он-то заслуживал лучшего, чем удел мужа, навсегда утратившего жажду жизни и умение ею наслаждаться. Но даже если она не доверится ему и не расскажет всей правды, ему придется совершить благородный поступок и жениться на ней. И всю оставшуюся жизнь надеяться, что однажды наступит тот день, когда они все же откроются друг другу.

Николас стоял у двери библиотеки, полный решимости. Возможно, к лучшему, что Эмили не рассказала ему всей правды, в противном случае ему пришлось бы поведать ей о Валентине. А он поклялся никогда больше не упоминать о своей супруге. Он потерял ее и не должен повторить роковой ошибки. Да, это было ужасной ошибкой — полюбить кого-то так сильно, что, потеряв, утратить весь мир.

Он постарается стать Эмили хорошим другом, сделать для нее все возможное. Таково было его окончательное намерение.

Он постучал в дверь, достаточно громко, чтобы лорд Морби мог услышать.

— Войдите! — послышался низкий мужской голос. — Это вы, Мэннинг? Я ждал вас.

— Уверен, что ждали, лорд Морби! — Николас почти кричал. Он плотно закрыл дверь, чтобы никто, влекомый любопытством, не смог их подслушать. Будь это Мэннинг-Хаус, желающие нашлись бы непременно.

— Да, ждал, — повторил лорд Морби. Он отодвинул в сторону шаткие стопки книг и газет, загромождавшие его старый письменный стол. — Но вам совсем не обязательно так кричать, ваша светлость. Я превосходно слышу.

— В самом деле, лорд Морби? Мне сказали, вы в некотором роде…

— Глухой? Не совсем так. Я просто хотел, чтобы все так думали, и не слушать эти бесконечные разговоры леди Морби. Кстати, возьмите себе на заметку, это может пригодиться в семейной жизни.

Николас засмеялся и сел в одно из потертых кресел напротив стола.

— Благодарю за совет. Думаю, мне еще не раз понадобятся консультации в этой области.

— Я думаю, с моей Эмили вам нечего опасаться. Девочка далеко не болтушка и никогда ею не была. На самом деле зачастую я даже представить не могу, о чем она думает. Что нередко сбивает с толку. Но она славная девочка, и умна к тому же. Будет отличной хозяйкой и замечательной матерью ваших детей, вы горя не будете знать с ней. — Внезапно он пронзил Николаса взглядом своих удивительно ярких зеленых глаз, точно таких же, как у Эмили. — Вы ведь пришли просить ее руки, насколько я понимаю?