И только теперь она поняла, что не имела ни малейшего понятия о том, что это такое. Вот ЭТО был поцелуй!

Медленно, с лаской и нежностью он касался ее губ и мягко, почти целомудренно, целовал нижнюю губу. Но даже эти неторопливые ласки разжигали где-то глубоко внутри ее неистовый огонь желания. Она пробралась в складки его плаща и притянула к себе. Он становился все ближе, и под властью порыва она подалась ему навстречу, чуть раскрыв губы, жаждущие поцелуя.

Эмили услышала его сдавленный стон, и поцелуй стал вдруг совсем иным, более жадным и пылким. К собственному изумлению, она вдруг почувствовала, как он кончиком языка скользит по ее губам, а уже через мгновение проник между ними, когда Эмили пыталась глубоко вздохнуть, почти задыхаясь от волны ощущений.

Это была необыкновенная близость. Она чувствовала его вкус — вина, мяты и ночного воздуха, — ощущала его язык и начинала осторожно ему отвечать, скользнув ладонями по его спине. Даже сквозь одежду она чувствовала напряжение в его теле, он удерживался над ней, стараясь не давить своим весом.

Ей не хотелось, чтобы между ними оставалось хоть какое-то расстояние! Она хотела наслаждаться его близостью. Выгнув спину, она прижалась к нему в глубоком, чувственном и жадном поцелуе. В каком-то волшебном тумане, который окутал ее рассудок и чувства, Эмили едва ощущала, как его рука прошла вдоль ее тела, словно исследуя все ее изгибы, прежде чем притянуть к себе. Сквозь множество нижних юбок его ладонь нежно гладила ее ниже спины.

Эмили понимала, что все происходящее совершенно непозволительно, недопустимо, порочно. Ее привычное рациональное, робкое «я» просто кричало, умоляя остановиться! Ни в коем случае не оставаться здесь, в темном саду с герцогом Мэннингом, целовать его, позволять ему прикасаться к ней в самых сокровенных местах. Но внутренний голос еле слышался сквозь пьянящий туман ее безрассудных желаний. Это не Эмили, а он не герцог.

Он между тем коснулся губами ее щеки, приоткрываемой маской, и подбородка. Нежно прикусил мочку уха, чрезвычайно чувствительную. Вздох Эмили смешался с ее стоном от удовольствия, неожиданного и прекрасного, подобно тому, как во рту лопается спелый летний фрукт, услаждая вкус своей сочностью и кислинкой. И вот ее губы снова ищут его, вожделея поцелуя.

Едва их уста успели соприкоснуться, как что-то внезапно ворвалось в их подернутый пеленой мирок. Высоко над их головами раздался взрыв. Настоящий взрыв, отнюдь не плод разгоряченного воображения. Эмили открыла глаза и увидела полыхающие фейерверки, красные, синие, белые, такие яркие на фоне черного ночного неба. Казалось, они освещали их для того, чтобы Эмили могла взглянуть сейчас на себя со стороны и осознать свои действия.

Она оттолкнула герцога. Его голубые глаза, освещенные сияющими отблесками фейерверков, были полны изумления и отражали ее собственное потрясение. Волшебные чары, околдовавшие их, рассеялись.

— Простите меня, мне так жаль… — начал он, запинаясь.

Эмили качала головой. Нет, нет, это лишь ее вина, и она не хотела слышать его извинений, совершенно потеряв голову. Она забыла злосчастный урок, преподанный ей Лофтоном, давшийся так тяжело.

Она поклялась себе, что никогда больше даже не попробует крепкого напитка.

Когда все вдруг освещалось вспышками фейерверка, она попыталась найти свою туфлю.

— Мне нужно найти своих друзей. Уверена, они меня потеряли.

Николас нашел туфельку возле края тропинки и протянул Эмили. Она была рада, что он не попытался надеть ее ей на ногу, так как уже и сама не знала, как поведет себя, если он снова к ней прикоснется. Очевидно, сейчас она — распутница, которой не следует доверять.

— Позвольте проводить вас до колоннады, — почти прошептал он.

— Нет! — вскрикнула Эмили.

Она торопливо надела на ногу туфлю и бросилась прочь. От резкого движения покачнулась и ощутила, что нетвердо стоит на ногах. Пунш, от которого прежде все казалось таким сверкающим и забавным, теперь очень дурно сказывался на ее самочувствии.

Он мгновенно оказался подле нее и нежно придержал за руку.

— Все в порядке, благодарю, — вымолвила она изменившимся голосом. — Я сама найду обратную дорогу.

— Я понимаю, вы не хотите, чтобы нас видели вместе, — сказал он, — но позвольте мне хотя бы идти за вами на расстоянии, чтобы убедиться, что вы нашли своих друзей, не подвергаясь опасности по пути.

Не подвергаясь опасности? Эмили чуть не рассмеялась. Какая еще опасность может ее подстерегать? Самая большая опасность скрывалась, судя по всему, в ней самой. Она оказалась распутной, дурно воспитанной девицей.

Она лишь грустила и сожалела о том, что на мгновение ей представилось, будто он увидел, узнал ее настоящую. Ведь он даже не подозревал, что женщиной, которую целовал, была она. Хотелось остаться для него лишь незнакомкой, которую он уже завтра наверняка забудет, так же как и этот эпизод в темном саду.

Эмили боялась, что забыть его ей не удастся уже никогда.

— Прошу вас, — просил он, — вы даже не заметите моего присутствия где-то поблизости.

Эмили кивнула и направилась в сторону колоннады.

— Вы идете не туда, — окликнул он.

Она развернулась и пошла в противоположном направлении. По мере приближения огни становились ярче, шум громче, и реальный мир вновь заключал ее в свой плен. Эмили обернулась, чтобы посмотреть, следует ли Николас за ней, но его нигде не было видно.

Глава 6

Он казался себе самым ужасным глупцом на свете. Николас спускался по улице уверенной размашистой походкой. Тротуар был наводнен покупателями и их слугами с множеством коробок и свертков, но он почти не замечал ни их, ни знакомых, время от времени приветствовавших его. Он по-прежнему мыслями оставался во мраке садов Воксхолла и все еще держал в объятиях леди Эмили Кэрролл. Для него не существовала реальность, заставшая его на Бонд-стрит в этот чудесный солнечный день.

Эмили Кэрролл! Из всех женщин это оказалась именно она! Ведь она ясно дала понять, что совсем не импонирует ему, да и сама была не в его вкусе. Спокойная и осмотрительная, в то время как он ценил жизнерадостную открытость, смелость и остроумие. Впрочем, прошлой ночью случилось настоящее безумие. Как такое могло произойти?

Николас провел по лицу ладонью, стараясь прогнать столь живое ощущение ее губ, таких мягких, сладких, желанных. Ощущение ее тела, трепещущего от его прикосновений. Он слишком хорошо понимал, как это произошло. Леди Эмили опьянела от крепкого пунша, коронного напитка Воксхолла, да и он был не вполне трезв. Алкоголь и маски, скрывавшие их лица, — не самое разумное решение. Они создавали иллюзию свободы, полной анонимности действий и вседозволенности, а значит, и отсутствия каких бы то ни было последствий.

Но ничто в мире не проходит бесследно. Он знал и об этом. Его отец брал от жизни все, чего хотел, ни на минуту не задумываясь о том, как это может сказаться на его семье. Да, последствия приходилось преодолевать и Николасу, и его бедной матери, и его братьям и сестрам. Когда он женился на Валентине, он не заботился о том, что будет дальше, в тот момент его волновали лишь собственные чувства, пламенная любовь. Из-за этого Валентина умерла.

Потеряв ее, Николас стал очень осторожным. Осмотрительным и непреклонным в своих решениях, он не хотел быть таким, как его отец. И придерживался своих убеждений… до прошлой ночи.

Он следовал за Эмили, случайно заметив ее, идущую со стороны колоннады нетвердой походкой, потому что волновался за ее безопасность. Он не хотел даже задумываться, почему весь вечер его взгляд был прикован лишь к ней. С того момента, как они, едва прибыв в Воксхолл, столкнулись, он неотступно следил за ней, слышал лишь ее смех, видел ее слезы, вызванные грустным романсом, наблюдал за каждым бокалом пунша, выпитым ею.

Он не мог поверить своим глазам, когда друзья отпустили ее, и она совершенно одна отправилась бродить по темными аллеям. Неужели она не знала об опасностях, подстерегающих красивую девушку в подобных местах?

Ну конечно не знала. Большинство юных леди воспитывались совсем не так, как его сестры, отлично знавшие этот мир и все его опасности. И он пошел за ней, чтобы удостовериться, что она одна, а когда она едва не упала…

Он поймал ее. В этот момент что-то, утраченное со смертью Валентины, сокрытое и покоившееся глубоко внутри, вдруг пробудилось к жизни.

Эмили, точнее, несколько опьяневшая леди с черными волосами и изумрудными глазами обвила его руками и заставила его снова почувствовать себя сильным, способным защитить и, самое главное, по-настоящему нужным. Его потрясло дикое желание, проснувшееся в нем, когда он всего лишь коснулся ее ступни, ощутил ее близость, теплую, с легким ароматом роз. Желание сильное, первобытное, почти животное, совсем не такое, какое, судя по ощущениям, могла вызвать леди Эмили Кэрролл.

Николас в отчаянии пнул трещину в мостовой, и проходившие рядом люди стали уворачиваться, бросая на него испуганные взгляды. Лишь прикоснувшись к ее губам, он уже не был способен думать, контролировать себя, огонь вожделения овладел им с ног до головы, и он уже не мог не вкусить ее. Сначала она была ошеломлена и, казалось, не знала, что делать, но потом… бог мой, потом она ответила ему, прильнув к его губам, столь соблазнительно, приоткрытым ртом, следуя примеру, что давали ей его поцелуи.

Она училась быстро, с пылкой готовностью. И он тотчас же забыл о том, что они в общественном саду. Из головы вылетело то, что он герцог Мэннинг, а она леди Эмили Кэрролл, дочь графа, старого друга его отца.

Они были мужчиной и женщиной, которые страстно жаждали друг друга.

И, черт возьми, он все-таки прикоснулся к ее ягодицам. Если бы их не прервали фейерверки, кто знает, чем бы все это закончилось. Взрывы вернули леди Эмили к реальности, она сбежала, и была, пожалуй, по-своему права. Тем не менее он проследил, чтобы она присоединилась к друзьям целой и невредимой, хотя и потрясенной.