— Так вот, мы подошли к самому интересному. Всем достигнутым Евдокимов обязан женщинам. Счастливец: он никогда не подсиживал, не предавал и не интриговал. И своих подруг не обманывал. Он их гипнотизировал. Влюбленная женщина горы свернет. Они пробивали Евдокимову дорогу, устраивали его на работу, готовили за него передачи. Кто-то из них устроил его на телевидение. Заведующей редакцией и его начальницей была Алла. Ты ее знаешь…

Да, Катя видела эту легендарную женщину и знала историю их с Евдокимовым трогательного романа. Ему было тогда двадцать пять, ей — за тридцать. У нее был хороший муж, ребенок, завидное положение.

Алла — умница, талантливая журналистка. И в тридцать, и в пятьдесят она была всегда элегантна, ухожена. И никогда не позволяла себе ни жалоб на жизнь, ни истерических срывов, ни мелкого бабства.

Алла была железной женщиной, Катиным идеалом. Она хотела бы походить на нее во всем. Так же безупречно выглядеть. Сколько нужно времени, сил, денег, чтобы содержать себя в таком порядке! Одна прическа чего стоит. Соорудить такое чудо на голове, волосок к волоску, может только мастер. Бывать в парикмахерской каждый день невозможно. «Как же она спит, в специальном колпаке, что ли?» — гадала Катя. Она восхищалась не только внешностью Аллы, ее деловыми качествами, но и безупречной выдержкой. Да, но как же такая женщина могла безрассудно влюбиться в мальчишку, не побояться огласки, сплетен? Загадка.

— Да, забросила чепец за мельницу, как говорят французы. — Зое такой поступок Аллы вовсе не казался загадочным и нелогичным. — Наваждение может настигнуть любую женщину, даже самую рассудительную. О них говорили долго, но потом привыкли. Это был не кратковременный бурный роман, а прочная привязанность, полудружеская-полуделовая. Потом она «выдала его замуж» за дочку одного крупного телевизионного чиновника. Устроила его личную жизнь, о работе не говорю — очень заботливо пеклась о его карьере, зарубежных командировках…

— А как же муж? — недоумевала Катя. — ревности, развода не было?

— Муж — тихий, мудрый, интеллигентный человек. Она и раньше не слыла пуританкой, были у нее романы и до Костика. Муж любил ее, как видно, и стремился сохранить семью. Семьи сейчас, больше чем когда-либо, держатся на гибкости и терпимости, — наставительно заключила Зоя, все еще незамужняя девица.

Катя невольно улыбнулась этой сентенции. Сколько семей на ее глазах было спасено благодаря мудрости мужей или жен. Это правда. Но тонкости семейных взаимоотношений ее пока мало интересовали. Гром еще не грянул. Что касается Евдокимова, она сделала собственные выводы. Да, его не любят, презирают как жалкого альфонса. Но Катя рассудила так: во-первых, он сумел пробиться не только с помощью женщин. Адское обаяние — вот его главный козырь. Талант немалый и ничуть не хуже других талантов.

Во-вторых, он как будто бы не совершил ни одной подлости. Помощь от своих подруг принимал, но ведь им доставляло огромное удовольствие помогать ему. И по-видимому, он умел делать женщин счастливыми. А это так много значит в нашей убогой жизни — крупица счастья, любви и даже просто внимания к тебе. И вообще, не все ли равно, как добиваются успеха в жизни? У каждого свои пути. Все средства хороши, втайне думала Катя. Жизнь — это борьба. Себя она не имела в виду. Для нее некоторые средства борьбы за место под солнцем исключаются, например подсиживание, интриги. Но к ближним, которые отчаянно пробивают себе дорогу зубами и локтями, она относилась снисходительно.

Уже несколько дней Катя затаив дыхание ждала знакомства с Евдокимовым. Со знаменитостью такого ранга она еще никогда не была близко знакома.


Зоя оказалась права, когда говорила, что внешность Константина Евдокимова обманчива. Этот мужественный Илья Муромец, или скорее Добрыня Никитич с ясными глазами, на самом деле был не так простодушен и чист душой, как казалось. Нет, Евдокимова нельзя было назвать чудовищем. Любой нормальный человек — это арифметическая сумма пороков, недостатков и достоинств. Но была одна червоточина в характере Евдокимова, которой он и сам стыдился.

С детства он мучительно завидовал всем, кому, по его мнению, много от природы дано или слишком везет. Эта зависть изъела его, как ржа железо. Колесникову он завидовал даже меньше, чем другим, до недавнего времени. Он прекрасно понимал, что у Сергея, в отличие от него, нет такой громкой славы, зато есть нечто большее — прочная и добрая репутация талантливого журналиста и порядочного человека. Но таких друзей у Евдокимова было много. Колесников не входил в первую десятку людей, которым он завидовал особенно мучительно. Почему? Зависть к нему уравновешивалась сочувствием: у Колесникова была больная, некрасивая жена, за которой тот самоотверженно ухаживал много лет.

Но теперь все изменилось. Таких перемен Евдокимов даже не ожидал по возвращении. У Сергея вышла еще одна книга очерков и рассказов. Уже появились благоприятные рецензии и добрые устные отзывы авторитетов, которые всегда свысока взирали на такого выскочку, как Евдокимов. Но даже не поэтому Колесников переместился в первую десятку. Этот тихоня, всегда, казалось, сторонившийся женщин, женился вдруг на молодой красотке.

Евдокимов узнал эту новость от кого-то из друзей еще до возвращения на родину. Он тогда только присвистнул: счастливчик, женился на своей студентке. Но теперь он увидел Катю и испытал настоящее потрясение. Почему ему всегда было невыносимо наблюдать счастливые семьи? С женой они неплохо существовали вместе, она не лезла в его дела и частную жизнь. Но семьи как таковой у него никогда не было.

У Сергея на физиономии было написано, как он счастлив и влюблен. Катя была как раз во вкусе Евдокимова: высокая шатенка, холодноватая и чуть надменная. Он просто балдел от таких женщин. Не то что обаяние его поистрепалось и успех у дам стал меньше. Но в его личной жизни явно наступило какое-то затишье. Это беспокоило Евдокимова.

«У тебя начинается климакс, Костян, — шутили друзья. — Раньше ты ни одной юбки не пропускал». Сорок пять лет — неужели это начало старости? И в самом деле, он чувствовал что-то вроде усталости. Уже полгода, даже восемь месяцев не было ни одного увлечения. Уезжая, он с радостью покончил с одним многомесячным утомительным романом. С тех пор — ничего.

Когда ему нравилась женщина, он чувствовал что-то вроде вдохновения, душевного подъема. Он уже не мог жить без этого наркотика. А старость угрожающе приближалась. Вот почему Евдокимов так обрадовался, почувствовав при виде Кати знакомое сладостное волнение. Нет, жизнь еще не кончилась! Особенно ему нравилось самое начало, зарождение отношений — романтическая часть любого романа. И в любви бывают будни. А развязки и прощания порой очень тяжелы, ему ли не знать.

За женами друзей он никогда не ухаживал. У Евдокимова был собственный моральный кодекс, которым он очень гордился. Впервые он этот кодекс нарушил. У него не было намерения ухаживать за Катей. Впрочем, и с другими женщинами он никогда не вынашивал подобных намерений — все делалось по вдохновению. Несколько раз он встречал Катю в гостях у общих друзей. Они с удовольствием болтали о пустяках. Он танцевал с ней не чаще, чем с другими дамами.

И вдруг почувствовал неудержимую тягу к ней. Давно с ним не случалось ничего подобного. Он искал с ней встреч. Это было просто — они работали вместе, хотя и в разных редакциях. Только спуститься на этаж ниже, и можно столкнуться с ней где-нибудь в коридоре, в буфете. Никого не удивляло, что он слишком часто появляется на их этаже и пьет чай с девчонками. Костя любил дамское общество, любил быть в центре внимания и пьянеть от нескольких пар устремленных на него женских глаз.

Потом он стал подстерегать Катю после работы. Небрежно предлагал подвезти или проводить, потому что ему якобы по пути. Она-то понимала, как неслучайны эти случайные встречи. Это уже перестало быть легким волокитством и превращалось в серьезное ухаживание. Кате было ясно, что предстоит принять какое-то решение. Лучше всего строго отчитать Евдокимова и прекратить всякие встречи. Нет, этого она не сделает, жалко навсегда лишиться такого поклонника.

Придется балансировать, удерживая отношения на зыбкой стадии нежной дружбы. Встречаться где-нибудь в тихих кафе, гулять в парках на окраинах Москвы, подальше от глаз людских. Катя была уверена, что сумеет не переступить грань между нежной дружбой и чем-то большим, несмотря на поистине дьявольское обаяние Евдокимова. Если же она почувствует приближение опасности, то просто сбежит. Извинится перед Костей, пожалуется Сергею на его настойчивые ухаживания. Пока же она решила ничего мужу не говорить.


Когда Наташа с Ветой вернулись из больницы, Саша виновато сказал:

— Слушай, Наташа, я чувствую себя большой свиньей, что постоянно бросаю тебя одну с Ивкой…

— Не бросай, и ты легко превратишься в человека, — отозвалась Наташа.

— Но ты пойми, не могу! Я же думаю о будущем… У меня большие планы. Накопим с Генкой деньгу и купим свой собственный магазин… И будем жить припеваючи.

— А до этого блаженного времени ты так и собираешься хрюкать?

Саша наморщил лоб.

— Надо забрать Петра, — наконец сказал он. — Тебе будет легче. Он большой пацан, может посидеть с Ивкой… Может выгуливать ее… И к тому же я боюсь, мамаша сделает из него ландыш, а не мужика. Станет читать ему классику, отдаст в музыкальную школу, то есть проделает с Петром все то же, что и со мной… Но я-то оказался стоек, а вот как он перенесет эту расслабуху…

На следующий день они, прихватив Вету, поехали к бабушке.

Саша оказался прав на все сто процентов. Помимо французской школы Петя уже учился в музыкальной и посещал кружок рисования при Доме культуры.

— Да вот же твоя настоящая внучка, — возмущался Саша, — что ты вцепилась в Петра! Он должен быть с матерью и с отцом!

— Какой ты отец! — в ответ закричала его мать, хватаясь за сердце. — Ты мешок с деньгами, помешанный на скопидомстве, а не отец!