Орелия слегка вздрогнула и, не отвечая сестре, уставилась на декоративный папоротник в большой вазе.

— Ора! Я что-то не так сказала?

— Ах, извини, на меня иногда вдруг нападает рассеянность. Нет, я не думаю, что Энтон неверен Файоне. Ведь они любят друг друга. Я убеждена, что и наши родители были верными супругами, хотя отец много разъезжал по делам своей пароходной компании.

— Да, я зря наслушалась старых сплетниц, — вдохнула Мэриэль. — Эта гарпия, миссис Снодграс, всем твердит, что у Эптона на каждой железнодорожной станции по любовнице.

— Не слушай таких людей. — Посмотрев на часы, Орелия поняла, что ей скоро уходить. — Сыграй мне на прощанье, Мэриэль, ту пьесу Моцарта, которую ты исполняла, когда я пришла.

Мэриэль грациозно поднялась с дивана и села за пианино, но едва она взяла первые аккорды, дверь распахнулась, и в гостиную вошел Уэсли Шеридан. Пальцы Мэриэль задрожали на клавишах.

— Что такое, Мэриэль? — начал он обвинительным тоном. — Ты опять весь день сидишь за этим чертовым инструментом! Я распоряжусь выбросить его из дома! — Темные усы и густые брови Уэсли сердито топорщились. В эту минуту он увидел сидящую на диванчике Орелию и вежливо кивнул ей: — Добрый день, Орелия!

— Добрый день! — откликнулась та, удивленная и расстроенная. Она никогда не видела, чтобы Уэсли вел себя так грубо и агрессивно. Когда они встречались на обедах у родных, он казался ей спокойным и молчаливым.

Уэсли, переводя взгляд с одной женщины на другую, снова накинулся на жену:

— Я уже четверть часа дома. Думал, что ты в детской. И слуг не видно.

— Наверное, лакей помогает на кухне, — пролепетала Мэриэль. Она покраснела и говорила с запинкой. — А я разговаривала с Орелией.

— Это я попросила поиграть мне, — добавила та.

Уэсли прокашлялся, очевидно, несколько смущенный присутствием и заступничеством Орелии, но продолжал отчитывать жену:

— Все равно, Мэриэль, жена всегда должна приветливо встречать мужа, когда он приходит домой. Мне неприятно носиться по дому, разыскивая тебя.

— Извини, дорогой…— прошептала Мэриэль.

— Я не допущу, чтобы ты пренебрегала интересами детей и моими.

Орелия подняла брови, удивляясь странным претензиям Уэсли. Муж пришел несколько минут назад, а уже жалуется на недостаток внимания, да и дети находятся под присмотром надежной няни. Неужели Мэриэль часто выдерживает подобные сцены?

А Уэсли продолжал все так же раздраженно:

— Ты должна была присмотреть, какой обед готовят детям, и приготовиться к нашему вечернему выходу.

— Кухарка уже приготовила обед детям, дорогой, — спокойно отвечала Мэриэль. — А на прием я решила надеть зеленое платье от Редферна.

— Ты забыла, что я терпеть не могу зеленого.

— Ну так я надену голубое от Борта.

— Да, а что это за птица в детской?

— Птица? — переспросила смущенная Мэриэль. — Это попугай, которого дети очень любят. Он живет у нас уже два месяца.

— Немедленно уберите из детской это грязное создание!

— Но Рут так любит Полли…

— Я прошу убрать птицу немедленно.

«Неудивительно, что Федра не любит Уэсли», — подумала Орелия. Чувствуя, что может не сдержаться и одернуть Уэсли, она решила немедленно уйти.

— Ну, мне пора, — сказала она, обращаясь к сестре и не глядя на Уэсли. — Надо еще переодеться к вечеру.

— Спасибо, что зашла, дорогая, — промолвила Мэриэль, оставаясь в гостиной с Уэсли.

«Конечно, он еще не кончил ее отчитывать, — подумала Орелия. — Неужели он выбросит из дома попугая и пианино?» — Она вспомнила фразу из речи Берты Пальмер о том, что мужчины иногда возводят женщин на пьедестал. Уэсли Шеридан не таков: жена для него— словно коврик под ногами. За что нежная Мэриэль, сладкоголосый Соловей, досталась этому бесчувственному деспоту? Зато волевая и темпераментная Файона, прекрасная Лебедь, вышла замуж за человека, который горячо любит ее и исполняет каждое ее желание, пылинки с нее сдувает. Она счастлива… «Но для себя я хотела бы другого счастья», — подумала вдруг Орелия. Человек, который станет ее спутником, должен обладать умом, великодушием, юмором, верностью и добротой. И быть достаточно свободомыслящим, чтобы стать мужем женщины-архитектора. Ей казалось в свое время, что все эти качества она нашла в Розарио…— Вспыхнув от стыда при этом воспоминании, Орелия ускорила шаги. Нет, в будущем она такой ошибки не повторит.

Глава 2

Празднование открытия Выставки проходило удачно. Залы отеля «Пальмер Хауз» были переполнены сотнями гостей. Миллионер Пальмер построил это здание в семьсот комнат на месте сгоревшего старого отеля на углу улиц Понро и Стейт. Внутренняя отделка поражала роскошью: полы и стены в помещениях были выложены мрамором тридцати четырех сортов, мебель обита атласом и бархатом, в стены вделаны зеркала в оправах из флорентийской мозаики, полы застелены сделанными по специальному заказу эксминстерскими коврами, и все это великолепие ярко освещали газовые светильники и канделябры с электрическими лампочками.

Пробиваясь сквозь толпу, молодой архитектор Лайэм О'Рурк залюбовался мраморной ротондой, капители колонн которой были вызолочены. Он только что вернулся из деловой поездки на восточное побережье и с утра был в раздраженном состоянии, потому что отец в его отсутствие нанял нового архитектора, не посоветовавшись с ним, хотя такое решение требовало согласия Лайэма как компаньона фирмы. Он высматривал в толпе отца, когда с ним поздоровался один из клиентов фирмы, плотный человек в вечернем костюме.

— Добрый вечер, мистер Дрэммонд, — поклонился Лайэм, — рад видеть вас, миссис Дрэммонд!

Привлекательная светская женщина кокетливо улыбнулась ему:

— Что же вы пришли на вечер один, мистер О'Рурк?

Бриллианты сверкали у нее в ушах, на шее и запястьях. Она разглаживала юбку темно-красного платья, стремясь обратить внимание молодого человека на свою тонкую талию, туго затянутую корсетом.

— Я должен встретиться здесь с отцом и несколькими друзьями, — поспешно ответил Лайэм. Тридцатидвухлетний холостяк, он вовсе не хотел прослыть любовником богатой Карлотты Дрэммонд, которая явно делала ему авансы. — Простите, я уже вижу одного из своих друзей. — И он с поклоном покинул миссис Дрэммонд, которая промурлыкала ему вслед: — Но мы еще встретимся и поболтаем сегодня вечером.

О нет, он постарается этого избежать. Архитекторы О'Рурки были заинтересованы в заказах богача Дрэммонда, но Лайэм О'Рурк вовсе не собирается стать из-за этого добычей красивой хищной птички, которая легко порхала от одного увлечения к другому. Лайэм не забыл тех дней, когда подобные Карлотте Дрэммонд женщины презрительно третировали его, сына бедного иммигранта-ирландца. После основания фирмы О'Рурков они начали обращать на него внимание, но он уже знал им цену.

Лайэм заметил в толпе Прентиса Росситера. Хирург по профессии, он был членом Общества по изучению древних средиземноморских культур. Ему не удалось подойти к Росситеру — толпа была слишком густой. Лайэм хотел бы, как всегда, побеседовать с этим страстным любителем-археологом, но в то же время он был рад, что несостоявшаяся беседа не воскресит в его душе сожалений по поводу выбора профессии. Несколько лет назад Лайэм был так же увлечен археологией, как архитектурой, выбрал вторую только из желания помочь отцу разбогатеть и самому пробиться в жизни.

Но сожаления все-таки остались, и в глубине души он по-прежнему сознавал, что изучение древней истории привлекает его больше, чем ожесточенная борьба за богатство и высокое положение в современном мире.

Стремясь отвлечься от этих нередко посещавших его докучных мыслей, Лайэм, утомленный шумом толпы, блеском украшений женщин, отражением света от многочисленных зеркал, открыл какую-то дверь и очутился в огромной столовой, где лакеи уже почти закончили накрывать столы. Горячие блюда должны были доставить из кухни отеля — небольшого отдельного строения во дворе, но на десертных столах уже были выставлены пирожные и печенья. На остальных столах пестрели вазы с цветами, матово светились серебряные тарелки и приборы, сияли пламенем свечей канделябры.

Лайэм заметил у десертного стола женскую фигуру и подошел посмотреть, что делает эта женщина — единственная из гостей в огромном зале с суетящимися лакеями. Он увидел в центре десертного стола маленькое чудо — сделанную из марципана копию Белого Городка Выставки, с изящно вылепленными строениями и крошечными статуями. Молодая женщина, не замечая Лайэма, наклонилась над столом и что-то переставляла; лакей, вставлявший свечи в канделябры, смотрел на нее удивленно.

— Павильоны Садоводства и Транспорта размещены неправильно, — сказала она лакею, переставляя миниатюрные домики, — и Павильон Электричества тоже не на месте. Надо соблюдать точность, верно?

— Да, мадам, — почтительно согласился лакей, очевидно, принимая ее за важную персону.

Поведение женщины заинтересовало Лайэма. Она держалась свободно и, видимо, так же, как и он, укрылась здесь от шумной толпы. Строгое элегантное прямое платье цвета слоновой кости, не соответствующее причудливой современной женской моде, подчеркивало ярко выраженную индивидуальность. Густые темные волосы были завязаны античным «узлом Психеи», что увеличивало сходство ее стройной фигуры с изображениями древних богинь Средиземноморья.

— Добрый вечер! — сказал Лайэм. — Прелестный городок, не правда ли?

Она обернулась, устремив на него взгляд огромных черных глаз.

— Да, это словно последний штрих, придающий законченность картине празднества.

Он посмотрел на нее, улыбаясь, и предложил, показывая на десертный стол:

— Давайте проверим, все ли строения городка на месте.

Она немного смутилась и посмотрела на него в замешательстве, очевидно, принимая его за одного из распорядителей празднества.

— Я только хотела…

— Ну конечно же, вы увидели непорядок, а женщины любят аккуратность. Но, пожалуйста, не стесняйтесь меня, я здесь такой же гость, как и вы.