– Полно, Соломон! Разве это сколько-нибудь неожиданно – для нас обоих?

Он рассеянно потер ушибленное бедро.

– Ты влюблен в нее, – торопливо пробормотала она. Утерла непрошеную слезу. Бо никогда не умела толком плакать.

Соломон изумленно раскрыл глаза.

– Даже если ты сам еще этого не понял – это правда. Никогда не могла тебя разгадать. Что ты знаешь и только прикидываешься, будто этого нет, а что ухитряешься заблокировать. Иногда ты так ясно все видишь, а в другие моменты не понимаешь самого себя… Впрочем, у всех так, правда? – Она грустно улыбнулась.

Соломон подошел к Бо, крепко ее обнял. Уронив сумку, она тоже обхватила его руками. Он поцеловал ее в голову, как пришлось.

– Жаль, что у нас не получилось. Наверное, я виноват…

– Наверное! – фыркнула она, и он отпустил ее, поморщившись. Бо рассмеялась, подхватила с пола сумку: – Ну не я же виновата, скажи?

– Ты – никогда! – широко ухмыльнулся он, качая головой. И все же чуточку ему было грустно. Словно какую-то часть себя он терял с ней.

Бо помедлила у двери, заговорила очень тихо:

– Ты все делал правильно. И у нас было много хорошего. Но когда в нашу жизнь вошла она – что-то с нами произошло. Ты сказал однажды: она каждому подносит зеркало. Мне не понравилось то, что я увидела в этом зеркале – какими я нас увидела, – тем более что я увидела и другое: каким ты можешь быть на самом деле.

Он почувствовал, как вспыхнули щеки.

– Она спасла нас, мне кажется, – продолжала Бо, изо всех сил борясь со слезами. – Слыханное ли дело: спасти парочку, разбив ее? Видимо, совсем мы никуда не годились.

– Неправда! – вступился он. Да, их отношения идеальными не назовешь, но и хорошего у них было немало. Не были они неудачной парой – вполне друг другу подходили, просто не навсегда. Но зачем же задним числом обесценивать то, что было? – Куда ты пойдешь?

– Только не к родителям. – Она скорчила гримасу.

– К Джеку? – повторил он свой вопрос.

– Пора бы тебе забыть о нем, – рассердилась Бо.

– Это тебе пора, – завелся он, и Бо с еще более выразительной гримасой отвернулась.

Разуму вопреки в эту минуту Соломон пуще прежнего возненавидел Джека и мечтал врезать ему покрепче.

– Я помогу «Поиску звезд» подготовить выступление Лоры в финале, ты, главное, привези ее завтра в студию. На неделе я заберу свои вещи. Не трогай мое белье.

– Постараюсь удержаться, – пообещал он, скрестив руки на груди. – Беда в том, что от кружева я завожусь.

Пряча улыбку, она толкнула дверь.

– Чудно́е у нас вышло расставание.

– Да и парочка была чудная.

– Могу себе и почуднее представить, – заметила она, глянув через его плечо.

Он обернулся, решив, что там стоит Лора, но дверь соседней спальни была закрыта. Когда же он снова повернул голову к Бо, за ней уже захлопнулась дверь. Только тут он заметил, что слегка дрожит – от потрясения, от потери. Он уставился на закрытую дверь в комнату Лоры, перебирая сказанное Бо.

Влюблен в нее.

Вот и ответ на мучившую его проблему: что правильнее – беречь нечто ценное и редкое или делиться им? Его любовь к Лоре была драгоценной, любовь такой силы нечасто настигает человека. Но этой любви лучше оставаться неразделенной. Лоре будет без него лучше, он завел ее в эти дебри, и ничего хорошего она от него не видела. Для такой девушки он – вовсе не подходящая пара. Драгоценный дар нужно беречь, не присваивая.

Теперь его задача – вытащить Лору из трясины, куда он ее завел, из хаоса, в который превратилась ее жизнь. Он выдернул эту птицу из ее гнезда, переломил ее жизнь – и с тем ее оставил. Он все сделает, чтобы помочь ей, исцелить и восстановить. Закрывая за собой дверь спальни, Соломон прислушался к тому звуку из комнаты Лоры, который более всего его пугал. К тишине.

Глава тридцать девятая

В пять утра Соломона разбудил телевизор в гостиной. Лора, значит, так и не уснула. Особых надежд, что она сможет сегодня выступить – день уже наступил, солнце взошло, – не оставалось, да и не очень-то это Соломона беспокоило. Он прикинул, велик ли будет ущерб, если она вовсе не появится в финале. Студии Лора ничего не должна, но у нее есть обязательства перед самой собой. Публике внушили ложное представление о ней, и хотя, казалось бы, с какой стати переживать, если о тебе плохо думают те, кого ты и знать не знаешь, все-таки, когда у человека есть такой дар, когда он может поделиться с миром чем-то настолько прекрасным, нужно добиваться, чтобы этого человека увидели и поняли. Лора не должна никому, но самой себе должна – выступить в последний раз, от своего имени, предстать такой, какой она хочет быть. Он не знал, что задумала Бо, но доверял ей. То, что она сказала и сделала в эту ночь, убедило Соломона: в Бо есть подлинное величие и все полученные за этот год награды не случайны. В своем деле она лучшая, она умеет рассказать историю так, чтобы покорить умы и сердца.

Он не мог уснуть и, хотя старался держаться от Лоры подальше, особенно в тесной квартире, не мог оставаться в постели, зная, что она сидит в гостиной. Разумеется, он не набросится на нее без приглашения, но, черт, он бы, пожалуй, хотел. Лучше и близко не подходить. И – все это понимая – он снова поднялся и, не удосужившись надеть футболку, выглянул из спальни. Лора сидела на диване спиной к нему и смотрела фильм о близнецах Тулин.

Соломон молча наблюдал за ней. Она натянула на себя его футболку, устроилась на диване, поджав ноги, волосы спутались, свалялись от беспокойного метания в постели. У него сжалось сердце. Он хотел сказать ей что-то – теплое, утешительное – о ее отце, о дяде, – но тут Лора перемотала запись на несколько секунд назад и снова прослушала то же место. Нельзя было вмешиваться, пусть смотрит или слушает то, что ей так важно. А он ждал, глядя на нее. Минуту спустя она снова отмотала запись назад и снова включила, напряженно выпрямившись. Соломон перевел взгляд на экран. Братья на горе, со стадом овец. Снова Лора включила с того же места.

Не время было заговаривать с ней. И может быть, такое время никогда не наступит. Он тихо прикрыл дверь, лег и уснул. А за стеной Лора снова перемотала запись и снова ее включила.


Когда дверь у нее за спиной приоткрылась, Лора не решилась отвести глаза от экрана. Мурашки побежали по коже, пробил озноб. Она сидела оцепенев. В квартире они остались вдвоем, она слышала, как уходила Бо, слышала обрывки их разговора, запрещала себе вслушиваться – из уважения. Она разрушила их отношения, так хотя бы не мешать им попрощаться по-человечески, разобраться в том, что произошло. Пока все это происходило, она лежала в постели с широко раскрытыми глазами, не чувствуя, вопреки позднему часу, усталости. В комнате пахло Соломоном – тот самый запах, что она учуяла в первый день в лесу.

Она почувствовала его прежде, чем учуяла его запах.

Она учуяла в дыхании ветра его запах прежде, чем его увидела.

Она наблюдала за ним, прежде чем он ощутил ее присутствие.

Глядя на него из-за дерева, она поддалась необоримому желанию – чтобы и он увидел ее. Не так, как было в детстве. Тогда она следила за детьми, играющими в лесу, и хотела бы поиграть с ними, но знала, что нельзя, и по большей части ее вполне устраивала роль наблюдательницы. Этого было достаточно. Но когда в тот день она встретила в лесу Соломона, она словно утратила разум – эгоистически хотела привлечь его взгляд. Намеренно стала издавать звуки, чтобы он обернулся. Этот момент навсегда изменил ее жизнь. Не смерть матери, не решение Гаги поселить ее в коттедже, не смерть отца. Самый рискованный шаг, на который Лора отважилась за всю свою жизнь, – звук, которым она привлекла внимание Соломона. Она хотела, чтобы этот мужчина ее увидел.

И на миг там, в лесу, он принадлежал ей.

Тогда все изменилось, жизнь распалась на две части: до встречи с Соломоном и после.

Жесткий ком встал в горле: Лора вспоминала, как мечтала о прикосновении его рук, о его поцелуях, как пыталась себе это представить, напрягая воображение. Сила или нежность? Каким будет его поцелуй? Краем глаза она следила за ним и Бо, видела, что в нем есть доброта и мягкость, гадала, будет ли он и с ней таким – или совсем другим? Не могла отделаться от мыслей о вкусе его кожи, его языка. С той самой минуты, как увидела его, – все время об этом думала.

Она знала, что не имеет на это права. Запрещала себе эти мысли, но ее все равно тянуло к нему. Мама и Гага учили ее: нельзя отбивать мужчину у другой женщины. Они бы ее поведение не одобрили, она и сама была собой недовольна, хотя это вроде бы всего лишь мысли. Уцепилась за Соломона, как утопающий за плот, ни о ком больше не думая. Она понадеялась, что разлука, поездка в Австралию, это огромное расстояние помогут оторваться от него. Или знакомства с другими мужчинами. Может быть, ее чувство так болезненно обострено потому, что она никого другого не знала. Но напрасно она на это надеялась.

Не помогли ей ни новые знакомства, ни отвлечения. Его запах… не просто его любимый одеколон, но запах его кожи. Пока она жила в его квартире, спала в его комнате, этот запах окутывал ее со всех сторон. Она утыкалась лицом в подушку, вжималась в подушку – словно к нему прижималась лицом. И стонала от разочарования, потому что всего этого было мало. Чувствовать его запах вокруг, быть так близко к нему, но снаружи. Нет, всего этого мало. Этой ночью она не смогла уснуть, перебралась на диван, чтобы хоть как-то отвлечься.

Почувствовав его присутствие за спиной, она замерла, не дыша. Закрыла глаза – а фильм тем временем продолжался, – ждала, что он подойдет, его губы на ее затылке, его руки на ее бедрах, повсюду. Эти мысли – и его близость – напугали ее. Лора поспешно открыла глаза, заставила себя сосредоточиться на фильме, на том, что говорили ее отец и дядя. Сердце сильно стучало, и не потому, что она вновь видела отца.

Пока что этот фильм ничем ее не порадовал. Пожалуй, даже усугубил ее одиночество. Она надеялась ощутить связь, обрести корни, чтобы голова больше не кружилась, найти какую-то точку опоры посреди всего, что с ней происходило. Вернуть себе чувства, вернуть слух, вернуть свои звуки. Но она не могла избавиться от обиды: все время, пока снимался этот фильм, она жила там же, на ферме, но в фильме нет ни следа, ни намека на ее существование.