Сесилия Ахерн - Птица-лира

Соломон последовал за Бо в спальню. Она действительно собирала вещи.

– Бо…

– Бо… – одновременно с ним заговорила с порога Лора.

– Да, – ответила она именно Лоре.

– Ты сказала, если бы я припомнила, с чего все началось…

– Была у меня такая мысль.

– У тебя камера под рукой?

Бо слегка покраснела.

– Я не имела в виду… не просила тебя…

– Знаю, что ты не имела этого в виду. Но я хочу тебе рассказать.

– Лора, мы не можем снимать фильм. Юристы StarrGaze Entertainment не оставили нам ни малейшей лазейки.

– Мне плевать, что они себе думают. Мой рот, мои слова, мои мысли – они принадлежат мне, и только мне.

Соломон и Бо переглянулись. Соломон кивнул.

Рейчел была в роддоме с Сюзи. У Сюзи начались схватки. Но Лора хотела рассказывать немедленно, здесь и сейчас. Бо установила камеру на треногу. Соломон проверил звук. Оба работали быстро и без суеты. Настало время для истории Лоры.

Изабел становилось все хуже. Она быстро слабела. Домашние средства не помогли – все то, что они изобретали, делали для нее сами. От лечения в больнице она отказалась наотрез. Не желала проходить химиотерапию, полагалась на альтернативные методы, специальную диету. Провела очень тщательное исследование. Вместе с Гагой. Они всегда так делали, и как будто все, чему они в жизни научились, было подготовкой к этой беде. Изабел очищала печень, соблюдала диету с высоким pH, то есть ела богатую щелочами пищу, чтобы улучшить кислотно-щелочной баланс. А когда не смогла больше есть, пила по тем же правилам отвары.

– Если мне суждено умереть, – протянув руку, мать утерла слезу на щеке дочери, – по крайней мере, умру здоровой.

Лора улыбнулась, шмыгнула носом, втягивая в себя слезы, и поцеловала мамину руку.

Ателье перенесли в дом, чтобы, ремонтируя одежду, Гага и Лора могли одновременно ухаживать за больной, но клиентов Гага по-прежнему принимает в гараже. К ним в дом никто не входил. Укрывать от мира Лору всегда было для них первостепенной задачей, хотя теперь бабушке ужасно не хотелось даже на полчаса уходить от больной дочери. Лора понимала: хотя рядом с мамой остается она, Гага предпочла бы сама сидеть с ней. Она запустила работу, торопливо спроваживала клиенток, лишь бы не отлучаться надолго. Матери становилось все хуже, они дежурили возле нее ночами, договаривались по очереди, но обе они боялись проспать ту самую минуту. В один из таких дней, когда Гага все-таки вышла в гараж к клиентке, Лора осталась с мамой одна. И по ее дыханию поняла – что-то с ней происходит.

– Мамочка! – позвала Изабел тонким, словно детским голосом.

Первое слово за несколько дней молчания.

– Я здесь, мама, это Лора. – Лора взяла ее руку, поднесла к своим губам.

– Мамочка! – повторила больная. Широко раскрыла глаза и огляделась по сторонам в поисках Гаги.

Лора метнулась к окну, выглянула из-за шторы: что там делается? Гага все еще оставалась в гараже, на подъездной дорожке стояла чужая машина. Лора переводила взгляд с матери на гараж, чувствовала себя в ловушке, никогда еще в жизни не попадала в такую безнадежную ситуацию. Если позвать бабушку, клиентка тоже услышит, а то и увидит ее. У них был нерушимый договор: никто не должен знать о Лоре, пока она не достигнет совершеннолетия. Давний, безусловный, необсуждавшийся договор. И думать нельзя о том, чтобы открыться миру, когда ей нет еще и шестнадцати.

Лора разрывается между двумя невозможностями: мамино дыхание слабеет, она уходит, Лоре нельзя звать Гагу, нельзя допустить, чтобы ее обнаружили, но не может же она позволить маме уйти, думая, что ее все оставили!

Паника жаркой волной заливает тело, пот выступает на лбу, течет и по спине. Сердце трепещет. Ледяной страх. Мама уходит… Лора готова орать, звать на помощь – но не может, потому что тогда ее разлучат и с бабушкой тоже. Она потеряет все.

Нельзя, чтобы мама умирала, чувствуя себя сиротой, какой станет она без мамы. Нельзя, чтобы Гага узнала – ее дочь умерла, сознавая, что ее нет рядом. Лора села ближе к маме, закрыла глаза и усилием воли призвала все свои способности, чтобы решить эту немыслимую проблему, помочь им обеим.

Она громко запела. Словно со стороны она слышала голос Гаги, голос немолодой женщины с йоркширским акцентом. Изабел крепко сжимала ее руку.

В темном лесу, заросшем бурьяном,

Дерево сломано ураганом.

Сморщились почки, повисли ветки,

Остов темнеет в тумане редком.

Ни пауков, ни медведей хищных

В том бору не найдешь, не сыщешь.

Лишь иногда прилетает Птица

И на поваленный ствол садится.

От ее рулад или песен дивных

Вьются шмели над ягодой дикой,

Паутиной заткана сень лесная,

И цветы растут, лепестки роняя.

И, пока поет волшебная Птица,

Успевает дерево исцелиться –

Так искусный мастер латает вещи, –

И приходят звери на голос вещий.

Ненадолго дерево оживает,

А вокруг него дети, смеясь, играют.

Улетит Вещунья на сказочный остров –

И опять в буреломе темнеет остов[3].

Соломон и Бо, затаив дыхание, следили за Лорой. Изменился не только голос, когда она запела ту песню, которой провожала мать: в нее словно бы вошел дух ее Гаги. Настоящее чудо. Бо обернулась к Соломону, посмотрела ему в лицо в первый раз с той минуты, как своей волей расторгла их отношения. Глаза ее были полны слез. Он потянулся к ней, взял ее за руку и почувствовал ответное пожатие. Лора открыла глаза и посмотрела на их руки – соединенные.

Бо вытерла слезы. Лора улыбнулась ей.

– Это был… – Бо откашлялась, справилась с эмоциями и попробовала снова: – Тогда ты впервые осознала свой дар?

– Да, – тихо ответила Лора. – Тогда я осознала это впервые. Но, когда осознала, поняла также, что делаю это не в первый раз.

Бо кивнула, попросила ее продолжать.

– Однажды, за много лет до того, мне сказала Гага. Мы лежали на траве за домом, я плела венок из ромашек. Мама читала книгу, она любила романы про любовь, бабушка их терпеть не могла. Иногда мама читала какую-нибудь фразу вслух, чтобы поддразнить Гагу. – Лора засмеялась. – Так и слышу, как они пререкаются. Бабушка затыкала уши и пела: «Ла-ла-ла».

Но сейчас Изабел не читает вслух. Все тихо. И вдруг Гага расхохоталась.

– Отлично вышло, Лора, – похвалила она.

Девочка понятия не имела, о чем это она.

– Прекрати, – сказала бабушке мама, отрываясь на миг от книги.

– Что такое? Этот звук был лучше прежних. Она совершенствуется, Изабел. С этим не поспоришь.

Лора приподнялась и села.

– В чем я совершенствуюсь?

Мама приподняла брови, подавая какой-то сигнал бабушке.

– Ни в чем, крошка, ни в чем. Не слушай Гагу, она уже старенькая.

– Дело известное. Но с ушами у меня пока все в порядке, – подмигнула внучке Гага.

Лора захихикала:

– Так расскажи мне!

Мама отложила книгу. Глянула на Гагу – не одобряя, но сдаваясь. Она как бы дала ей разрешение говорить, но просила быть осторожнее.

– Ты замечательно умеешь подражать звукам, детка. Не замечала за собой?

– Звуки? Нет! Какие еще звуки? – засмеялась Лора, думая, что бабушка ее разыгрывает.

– Всевозможные звуки. Только что ты зажужжала, как пчела. Я уж подумала, сейчас меня ужалят. – Она тоже засмеялась, колыхая животом.

– Нет! Не было такого! – растерялась Лора.

Мама снова поглядела на Гагу, чуть встревоженно.

– Было, было, маленькая моя пчелка. – Прикрыв глаза, бабушка подставила лицо солнцу.

– Я не жужжала, зачем ты так говоришь? – У Лоры уже дрожал голос.

– Жужжала, я слышала, – спокойно повторила Гага.

– Не надо, мама.

– Ладно, – сказала Гага, поглядев на дочь одним глазом, и снова зажмурилась на солнышке.

Лора уставилась на них обеих. Бабушка растянулась в шезлонге, мама читает книгу. В ней вспыхнула ярость.

– Ты врешь! – крикнула она и опрометью бросилась прочь со двора, в дом…

– Сколько лет тебе было? – уточнила Бо.

– Семь. Потом мы долго об этом не говорили. Наверное, год. Мама не хотела, она понимала, как меня это расстраивает, и настрого запретила Гаге обсуждать это со мной.

– А почему тебя это расстраивало, как ты думаешь?

– Представь, что тебе то и дело говорят, будто ты делаешь то, чего ты вовсе за собой не замечаешь?!

Бо улыбнулась, потом прикусила губу. Посмотрела на Соломона, чуть поддразнивая:

– Пожалуй, да, мне знакомо это чувство. Кажется, будто сходишь с ума. И сердишься на того, кто тебе это говорит.

Соломон прекрасно понял, к чему это она.

– Даже если знаешь, что о тебе же заботятся, – подхватила Лора. – Даже если понимаешь, что тебя ни в коем случае не обманывают: если ты этому человеку доверяешь, то тем более начинаешь сомневаться во всем. Однажды мой звук напугал маму. И тогда она решила поговорить со мной начистоту.

– Что за звук?

– Полицейское радио. – Лора сглотнула. – Я умею повторять только звуки, которые слышала. Конечно, рацию я могла услышать и в телевизоре, но маме показалось, рация была настоящая. Этот звук всегда внушал им ужас. Мама потребовала объяснить, где я его слышала, но я не понимала, о чем она. Не знала, какой звук я повторила. Постепенно нам удалось разобраться. Я услышала это однажды, когда их обеих не было дома. Я сидела у себя в комнате с задернутыми шторами, как полагалось. Когда живешь в уединенном домике, нужно принять меры предосторожности на случай, если кто-то вздумает подобраться и заглянуть в окно.