Однако в следующий же миг и такая перспектива мне совсем не понравилась. Всю Ольгину жизнь мы прожили с ней вдвоем. У нас здесь, так сказать, бабье царство. А теперь тут всегда будет Ярик. Значит, я даже не смогу утром раздетой пройти в ванную. И нижнее белье при нем не постираешь. Неловко как-то, чтобы он любовался на мои трусы и лифчики. Тем более большинство их у меня отнюдь не новые. Надо срочно купить новые! Хотя сейчас наверняка не до нового белья – деньги на свадьбу потребуются. И хоть я отнюдь не Рокфеллер, в лепешку расшибусь, но докажу Яриковым родственникам, что сын их не Золушку в дом привел. Мы с Ольгой не хуже других живем. Но все равно: придется теперь постоянно быть в напряжении. И перед телевизором теперь не развалишься как хочешь и в чем угодно. А этим летом, к примеру, такая жара стояла. Я вообще дома голая в мокрой простыне сидела. Теперь больше точно не посидишь.

Мне стало до того горько, словно весь смысл моего земного существования зиждился на двух вещах – утром входить голой в ванную, а жарким летом сидеть, завернувшись в мокрую простыню.

– Катерина! Мама Катя! Очнись! Что с тобой? – отвлек меня от унылых размышлений голос сестры. – Пожалей этот несчастный помидор! Ты и так уже его в пюре изрубила.

– Действительно. Простите, задумалась. – Я смущенно счистила с доски в салатницу помидорный сок.

– И сотри трагизм с лица! – потребовала Ольга. – По-моему, сегодня никто не умер. Наоборот, на твоих глазах рождается новая семья.

– Так сказать, ячейка российского общества, – с серьезным видом подхватил Ярик и запихнул в рот скатанный в шарик мякиш белого хлеба.

– И от тебя я, Катька, никуда не денусь, – подхватила Ольга.

– Значит, здесь жить собираетесь?

– Если ты имеешь в виду эту квартиру, то, конечно, нет, – откликнулась Ольга.

– Зачем мы будем вас стеснять? – подхватил Ярик и засунул в рот второй хлебный шарик.

– Тем более если рядом, на одной лестничной площадке, моя собственная квартира, – снова заговорила Ольга.

– Но… – я растерялась.

Они, оказывается, уже все распланировали. Соседняя квартира действительно принадлежит Ольге. Но сейчас она занята.

– Оля, но она сдана. Там люди живут.

– Мы ведь не завтра собираемся пожениться, – спокойно принялась объяснять она. – А в конце июня. После сессии. Распишемся. Сыграем свадьбу. Потом на медовый месяц уедем. До конца июля. Да и в августе в городе торчать нечего. Поживем у Ярика на даче. Так что, если ты сейчас жильцов предупредишь, они за пару-тройку месяцев уж точно себе что-нибудь другое найдут. И мы не будем выглядеть хамами, как другие, которые иногда в двадцать четыре часа жильцов выставляют.

– Оля, боюсь, мы все равно будем выглядеть хамами, – покачала головой я. – Договор-то у нас с ними до конца года.

– Несущественно, – отмахнулся Ярик. – Поверьте мне как будущему юристу. У вас форс-мажор. Тем более вы их за целых два месяца об этом предупреждаете.

– Но они ведь, наверное, тоже жизнь рассчитывали, планы строили.

Я мигом поставила себя на место молодой семьи, которая у нас снимала квартиру, и мне стало их искренне жаль.

– Может, полгодика поживете у меня, да даже и не полгода, а четыре месяца выйдет, – уточнила я. – Уж как-нибудь друг друга потерпим.

Я улыбнулась, однако Ярик понял меня по-своему и серьезно произнес:

– Вам, наверное, самой неудобно. Давайте мне договор, и я прекрасно с ними все улажу.

Тут уж я возмутилась:

– Сама людей обнадежила, самой придется и разочаровывать. Но, по-моему, разумнее было бы поступить, как я предлагаю.

– Вот уж, Катя, ты не права, – заспорила Ольга. – Если они съедут летом, мы за август успеем сделать косметический ремонт и вселимся осенью в свежую и чистенькую квартирку.

– Больше чем на косметический все равно заводиться не стоит, – пояснил мне Ярик. – Вот когда поменяем на большую, тогда уж отремонтируемся по полной программе.

– Вы собрались меняться? – опешила я.

– Катюха, ты какая-то сегодня странная! – воскликнула Ольга. – Тесно ведь в однокомнатной жить. Дети пойдут, то да се.

– Ты уже? – Я испугалась, что моя сестрица беременна.

– Фу! – поморщилась она. – О каких глупостях думаешь. До конца универа ни-ни. Я еще для себя хочу успеть пожить.

Мне стало немного легче.

– Но о будущем надо думать заранее, – назидательно произнес Ярик.

Я все отчетливее начинала чувствовать себя не старшей сестрой его невесты, а его, Ярика, несмышленой дочерью.

– Тем более сейчас мой отец готов нам на одну комнату добавить, – продолжал он. – А потом я институт закончу, начну как следует зарабатывать, и на трехкомнатную поменяемся.

– Замечательно, – выдавила я из себя и умолкла.

Они все тщательно продумали! На двадцать лет вперед! И ни о чем меня не спрашивали! Им советов и разрешений не требуется. А может, так и надо? Но мне отчего-то все равно сделалось неприятно. По-видимому, это была просто ревность, и я никак не могла смириться, что сама в их далеко идущих планах совершенно не фигурировала. Ревность скорее не старшей сестры, а матери, вынужденной отныне делить единственного ребенка с кем-то другим. Да я, волею судьбы, и была Ольге больше матерью, нежели старшей сестрой.

– Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь, – снова никак меня не называя, продолжил Ярик. – Я даже сейчас не только учусь, но и подрабатываю. Так что помогать материально вам не придется. К тому же и предок у меня небедный.

Я вспыхнула и, чтобы не показать вида, стремительно поднесла к губам бокал вина. Мы уже сидели за столом и успели один раз выпить за счастье будущих супругов. Я прекрасно понимала: мальчик говорит искренне, от души, пытаясь подобным образом проявить благородство. Мол, не на шею вам сажусь, а, наоборот, с вашей шеи снимаю груз. Но меня все равно захлестнула жгучая обида. Будто мне дали разом отставку по всем фронтам. Как бы уведомление вручили: Екатерина Васильевна, сердечно благодарим за оказанные услуги и потраченные усилия, но ваше время истекло, и мы отправляем вас на заслуженный отдых.

– И я теперь тоже буду подрабатывать, – вмешалась моя неугомонная сестрица. – Иначе будешь меня потом попрекать, – повернулась она к Ярику, – что сижу у тебя на шее.

Тот было возмущенно вскинулся, но Ольга, не обратив на это внимания, продолжила:

– А ты, Катюха, теперь спокойно собой займись. Всю жизнь в меня вкладывала, теперь хоть для себя поживешь.

«И впрямь как на пенсию отправляют», – пронеслось в голове, и я почувствовала себя старой развалиной. Словно мне было не сорок, а ровно в два раза больше. Этакий заработавшийся ценный специалист, которому, чтобы освободить нужное молодым место, терпеливо и ласково объясняют, что кроме работы существуют еще другие радости – семья, дача, огород, внуки.

– Катюха, ну ты опять помрачнела! – с обидой воскликнула Ольга. – Никак не хочешь по-настоящему за меня порадоваться!

– Да я радуюсь, радуюсь, – глотнув шампанского, поторопилась заверить ее я. – Просто так неожиданно…

– Ладно, – перебила меня сестра. – Думаю, к завтрему адаптируешься. Впрочем, на адаптацию у тебя есть время до пятницы.

– А что в пятницу? – испуганно уставилась я на нее. Какие еще сюрпризы мне приготовили эти двое?

– На пятницу я пригласила Ярикова папу. Знакомиться с тобой и договариваться насчет свадьбы.

– Почему только папу?

– Катюха! – вытаращилась на меня Ольга. – Как тебе не стыдно! Ты вообще меня когда-нибудь слушаешь? Я ведь тебе рассказывала: у Ярика тоже нет мамы. Она умерла, когда ему исполнилось десять лет. И растил его папа один. Ну, как меня – ты.

– Извини, Ярик, забыла, – я повернулась к нему в замешательстве.

Он молча кивнул. Мне смутно припомнилось, что Ольга и впрямь нечто подобное рассказывала, однако я тогда совершенно не придала этому значения.

– Папа так папа! – От охватившего меня смущения возглас мой прозвучал чересчур восторженно. С чего бы мне так ликовать по поводу совершенно мне незнакомого папы? Впрочем, будущих родственников не выбирают.

И в пятницу он пришел. Вместе с Яриком. Ольга бросилась открывать. В дверной проем шагнул крупный, высокий, довольно симпатичный мужчина. Широко улыбаясь, он протянул мне руку и представился:

– Дмитрий Сергеевич!

– А это моя мама Катя! – радостно возопила Ольга.

Яриков отец растерянно захлопал глазами, и улыбка сошла с его лица.

Кажется, я ему не понравилась, и мне почему-то стало от этого ужасно горько.

– А я папа Ярика, – все еще тряс мне руку мой новоиспеченный без пяти минут родственник. – И мне тоже очень приятно. Теперь, наверное, можете называть меня просто Митей…

Что он говорил дальше, я не слышала и не помню, ибо именно в тот самый момент, когда он произнес слово «Митя», я увидела шрам на его руке. Тонкий длинный шрам, протянувшийся вдоль всего большого пальца до самого запястья. Точно такой же шрам, как у того, другого Мити, из моей, увы, давней юности.

Мысли смешались в моей голове. Как же так? Совпадение? Или это действительно Митя? Но он меня вроде не узнал. Я украдкой пыталась вглядеться в его лицо. Вроде, пожалуй, даже похож, хотя не очень. И еще, может, конечно, мне показалось, но вроде бы он тоже украдкой меня разглядывал.

Мгновение спустя я обругала себя сентиментальной дурой, потому что тем давним Митей из моей юности он быть попросту не мог. Во-первых, потому, что у него другая фамилия. Тот носил крайне неоригинальную фамилию Иванов, а фамилия Ярика Кречетов. Маловероятно, что тот Митя, женившись, взял фамилию жены. Подобные случаи, конечно, встречаются, но крайне редко, в основном если у мужика какая-нибудь неблагозвучная фамилия. Но самое главное – другое: Ярик ровесник Ольги. А у того Мити никаких детей в год рождения Ольги уж точно не намечалось. И никаких возлюбленных, кроме меня, тоже не было. Я знаю наверняка. Значит, это не он.

– Катерина, – жарко и одновременно строго зашептала мне в ухо сестра. – Ты ведешь себя неприлично. Я тебя просто не узнаю. Прекрати немедленно строить глазки Ярикову отцу и скажи, наконец, что-нибудь членораздельное. И вообще, зачем ты цветы в кастрюлю засунула? У нас разве ваз в доме нету?