— Боже, ты все еще ешь!? — воскликнул Чарльз, заметив, что Генри облизывает пальцы.

— После ужина прошло так много времени, уже около двенадцати, и вообще это была всего лишь маленькая мышка…

— Неужели ты снял ее с елки?

— Элейн, я взял ту, что висела сзади, совсем незаметно.

— Генри, ты поросенок, вот ты кто.

— Нет, я всего лишь вечно недоедающий помощник викария.

— Уж кто-кто, а ты голодным не останешься, — возразил Реджинальд. — Послушай, мне все хотелось спросить, как тебе удалось получить отпуск?

— Я же тебе говорил. Мне делали операцию, вырезали аппендицит. Все произошло очень быстро и неожиданно. Одна минута, и я мог запросто оказаться в Раю.

— Но, как я понял, дело было три недели назад.

— Да, все так, но у его преподобия есть дальний родственник, которого он спит и видит на моем месте, поэтому я и получил отпуск по болезни, захвативший и празднички, а все для того, чтобы его дражайший Джонатан мог приехать помочь в рождественской службе. Мне эта служба нравится, но возражать я не стал, ибо знаю, что он так или иначе намерен отделаться от меня. К сожалению, наши взгляды во многом не сходятся. Его преподобие собирается брать плату за места на скамьях в церкви, кроме тех, что расположены позади колонн. Я не могу сказать, что категорически против платных скамей, пусть платят те, кто может это себе позволить, и то в разумных пределах. Викарию также не понравилось, когда я позволил себе поинтересоваться, не думает ли он, что врата Рая открываются только золотыми и серебряными ключами и, может быть, он верит, будто у врат стоит чиновник и выясняет родословную каждого.

— Неужели ты все это ему выложил? — усомнился Чарльз, смеясь от души вместе с остальными.

— Конечно же. Только так можно высказать ему свое мнение. Он принадлежит к типу людей, кто не вступает в споры.

— И что же он ответил? — спросил Реджинальд.

Генри облизнул палец и вытер его о сутану. Он сделал это так по-детски, что все расхохотались.

— «Вам многому предстоит научиться, мистер Фарье», — с важным видом изрек Генри и рассмеялся. — Но он не добавил, что лучший способ узнать жизнь — это перейти в другой приход, о чем он и позаботится. Так что, возможно, скоро я распрощаюсь с Мидлендом и снова окажусь в грязноватом Гейтсхеле или Сандерленде, на все воля Божья.

— Ах, Генри, знаешь, ты кто? — спросила Элейн, едва переведя дух от смеха.

— Да, знаю, — глядя на нее, ответил Генри. — Я один из юродивых.

— И что тебя потянуло в духовники? — с искренним удивлением воскликнул Реджинальд, устраиваясь на корточках рядом с сестрой.

Все трое вопросительно уставились на одетого в черную сутану брата, а тот, в свою очередь, задумчиво изучал висевшую над камином картину, изображавшую стадо на фоне пейзажа Шотландии.

— Сам не знаю, Реджи. Я много раз задавал себе тот же вопрос. Можно было бы сказать, что я пришел к этому постепенно, но это не было бы правдой. Оглядываясь назад, вижу, что все произошло стремительно быстро и так неожиданно, будто меня подтолкнули к этому решению. Да и к чему ломать голову, — он махнул рукой, — что есть, то есть. — Генри повернулся к Чарльзу и Элейн. — А ведь вы когда-то любили сидеть вот так. О чем сейчас говорили?

— О тех временах, когда мы были еще юными и наивными, — ответил за двоих Чарльз. — Вспоминали, как гадали на Рождество, что найдем утром в чулках. С каким трепетом мы ждали: удивятся ли родители, увидев свои подарки, отец — сигары, а мама — духи. И каждый год все повторялось снова, верно? — Он взглянул на сестру и братьев, те согласно закивали.

— А вы не забыли, как мы ездили с мамой покупать отцу сигары? — добавила Элейн. — А потом отправлялись с отцом в Ньюкасл за духами для мамы.

— А как мы украшали елку на Рождество! Кстати, на прошлой неделе по пути с причала мы с Чарльзом проходили мимо кондитерской, где в витрине увидели сахарных мышек и шоколадных котят. Мы зашли и купили их.

— Вот что я хотел тебе рассказать, — вспомнил Чарльз. — Рядом с кондитерской есть табачный магазин, ты видела. Сегодня я зашел туда за сигарами, и за прилавком оказалась молодая женщина, очень похожая на ту, из кондитерской. Такая же вежливая и услужливая, с приятными манерами. Я решил, что они близнецы. Но оказалось, что это одна и та же женщина, а оба магазина принадлежат ее отцу. В табачном магазине она временно его заменяла. Вот так совпадение!

— Да, интересно, — кивнула Элейн. — А в сигарах она так же хорошо разбирается, как и в конфетах?

— Да, она показала, что знает свое дело. Потом появился ее отец. Опыт у него тоже большой, и он не упустил случая похвалиться этим. Будь он трезвее, едва ли бы так разговорился.

— И сильно он был навеселе?

— Достаточно. По крайней мере, разило от него прилично, и болтал он много, стараясь произвести впечатление.

— А его дочь хорошенькая?

Чарльз отвел взгляд в сторону, словно там его ждал ответ.

— Не могу даже сказать, — покачал он головой.

— Нет, красивой ее не назовешь, — ответила Элейн.

Братья разом повернулись к ней.

— Ее лицо необычно, оно могло бы быть красивым. Но все краски как бы приглушены.

— Ты хочешь сказать, что лучше рассмотрела ее, чем твой братец? — Генри ткнул пальцем в сторону Чарльза. — Или он хитрит? Держу пари, что девушка показалась тебе красивой, — сказал он брату.

— Ну, Генри, если ты так считаешь, значит так оно и есть. Но помню, у меня создалось впечатление, что это очень милая девушка.

— Для начала неплохо.

— Реджи, не надо намеков.

— А что такого? Есть очень обаятельные продавщицы.

— Она не совсем продавщица. Ее отец — хозяин магазина, я же говорил.

— Но, по твоим же словам, эта молодая особа служит в обоих магазинах. Кто же она тогда, если не продавщица?

— Слушай, Реджи, я вижу, в каком ты расположении духа. Ты хорошенько разбавил ужин, а потом на славу угостился портером. Если желаешь обсуждать достоинства продавщиц, тебе лучше обратиться к Генри. Он наверняка знает много хорошеньких прихожанок. А я лично намерен отправиться спать. Ты как, Элейн?

Он встал и подал ей руку, то же сделал и Реджинальд, и они помогли сестре подняться.

— Спокойной ночи, мальчики, счастливого Рождества.

— И тебе, дорогая, — откликнулись они, по очереди целуя ее в щеку.

Элейн взяла Чарльза под руку и вышла с ним из комнаты.

— Элейн изменилась, — заметил Генри Реджинальду, когда они остались одни. — Не похоже, чтобы она была счастлива.

— Почему ты так считаешь?

— Опыт подсказывает. Мне приходится общаться с разными людьми. Я научился делать выводы из того, что вижу и слышу.

— Чудак ты, Генри, — обнимая брата за плечи, сказал Реджинальд, — и всегда таким был.

— Оставь свой снисходительный тон, Реджинальд Фарье. И позволь заметить, индюк ты надутый, есть немало сражений, где воюют не пушками. Так что хочу посоветовать тебе тактичнее вести себя с дамами. И нечего кривиться. Я не слепой и не глухой. Вчера я был в гостях у семьи Комбес, там было и семейство Гаммон. Сара тобой недовольна. А Фрэнсис Комбес? Почему она отказала Дэвиду Пиккерингу? Супруги Пиккеринг пытались выяснить, в чем дело, но я не смог им помочь. Сдается мне, что для тебя лучше поскорее отправиться в свой полк, милейший.

— Черт возьми, — Реджинальд ткнул брата в плечо, — а ты, оказывается, шпион.

— Напрасно ты так думаешь. Это все из-за моей одежды. — Он тронул сутану на груди. — Глядя на нее, люди начинают думать, что тот, кто ее носит, лишен всех человеческих слабостей, или же полагают, будто он способен дать ответ на любой вопрос. И еще, помнишь, постоялый двор в Феллбурне? Не забыл, как тебе досталось от отца, когда в пятнадцать лет он застал тебя там с девицей? Отец отстегал бы тебя, не вмешайся мама. Поэтому запомни на будущее, братец, пусть на мне сутана, но я продолжаю оставаться Генри Джорджем Фарье.

— Хорошо, хорошо! Ты всегда удивлял меня, Генри. Я принимал тебя за чопорного священника, а твоя сутана, как выяснилось, скрывает несостоявшегося сексуального маньяка.

— Не неси ерунду. — Генри с досадой отмахнулся от брата и направился к двери.

Реджинальд захохотал ему вслед.

— Счастливого Рождества, преподобный, — крикнул он брату.

Генри обернулся и с присущей ему живостью откликнулся:

— И тебя с Рождеством, Реджи, благослови тебя Бог.

Реджинальд с минуту стоял посреди комнаты, глядя на закрывшуюся за братом дверь. Потом повернулся и, качая головой, подошел к камину. Облокотившись о мраморную плиту, он задумчиво глядел на тлеющие угли. Генри советовал быть с женщинами потактичнее, а правильнее было бы сказать им, чтобы держались от Реджинальда подальше. Тогда у него появилась бы возможность выбрать ту единственную, без которой жизнь теряла смысл. Подобное случилось, наверное, с Джимом Несбитом. Он встретил девушку в Дареме и так увлекся, что женился на ней, хотя Реджинальду она казалась самой обыкновенной. Никакой фигуры, да и челюсть тяжеловата. Но Джим сходил с ума и не успокоился, пока не женился на ней. Теперь же, как признался его друг, он чувствовал себя, словно несчастный бездомный пес, нашедший наконец теплый и уютный дом. Реджинальд считал, что такое сравнение не совсем удачно, поскольку Джим больше походил на пса — гуляку и забияку. Или пример с Арнольдом Вомоном. Он очень тяжело переживал потерю жены. Они прожили вместе шесть лет. Казалось бы, срок достаточный, чтобы романтические чувства успели остыть. Но оказалось, что это не так. Арнольд даже собирался оставить полк. Его никак не удавалось убедить, что подобный шаг явился бы для него роковой ошибкой. Полковник решил взять дело в свои руки. Он поручил Арнольду работу, которая занимала все его время и требовала много сил. И понемногу тот оставил мысль об уходе, но горя своего так и не смог забыть.