— Да!

— И чего ждёшь?

Трясёт. Так сильно, что, кажется, будто пол под ногами вибрирует. И если бы мозгов у меня было немного меньше, клянусь, я бы уже съездила Веронике по морде, не думая о последствиях.

Видит, что я сдулась.

— Успокойся, Багрянова, — сморит с сочувствием лживым, — тебе это не на пользу.

Замахиваюсь! Чёрт! Замахиваюсь, не знаю зачем, потому что не собираюсь её бить, но не успеваю опустить руку и уйти с очередным позором, как кто-то перехватывает запястье на лету и до боли сжимает пальцами. Рвёт в сторону, так что едва на ногах устоять удаётся, и вместо Вероники передо мной оказывается копна тёмных волос выбивающихся из-под кепки, а злые, тёмные глаза Яроцкого прибивают к полу.

— Ууууу… конец тебе, психичка, — кричит кто-то. — Не на ту девчонку наехала!

Пытаюсь выдернуть руку, но хватка Яроцкого слишком сильна — и не думает отпускать.

— Это типа девчонка его, — узнаю голос Зои, которая оказывается сбоку от меня и смотрит на Макса так, будто тот и ногтя её не стоит; даже завидую ей немного.

Так вон оно что… Эти двое заодно оказывается!

— Отпусти, — требую, убеждая себя, что слёзы всё ещё не на подходе.

Глаз с меня не сводит и будто внутри копается, одним взглядом наказывает, что осмелилась наехать на чёртову королеву школы!

— Отпусти! — дёргаю руку. Не отпускает. И не говорит ничего.

А затем видимо в конец с катушек слетает: толкает меня в бок и тащит вслед за собой по проходу, пока все присутствующие продолжают наслаждаться зрелищем и снимать нас на камеры мобильных телефонов.

Открывает дверь и выталкивает меня в коридор, где становится непривычно тихо и, эта тишина режет слух, кажется слишком острой, непосильной.

Вжимает в стену, нависая сверху, и продолжает молчать для пущего эффекта. Всё в лицо всматривается, хмурится, словно в непонимании, выискивая что-то, будто у меня на лице не хватает какой-то важной детали!

— Тихо не сидится, да? — наконец произносит и у меня дыхание замирает. Сердце на адреналине продолжает колотить о рёбра, а во рту в одно мгновение пересыхает.

Его голос — вот, что осталось прежним. Давно поломанный, с низким тембром, будто дымкой обволакивающий.

— Я тебе вопрос задал.

А потом понимаю — что появилась лёгкая хрипота. И как по щелчку запах сигарет ударяет в нос, оставляя сомнения позади — бывший лучший спортсмен школы травит себя никотином.

Стоит слишком близко, чтобы сбежать.

Смотрит слишком пристально, чтобы отвернуться.

И самое обидное — у меня даже аргументов против него нет никаких, чтобы бросить в лицо, упрекнуть за что-то. Сейчас я — всего лишь психованная девчонка, вернувшаяся в школу и устроившая беспредел в классе химии. Мои проблемы — ничто.

— Молчать будешь? — мурашки на коже вспыхивают от этого голоса.

— А что сказать? — сосем тихонько.

Вглядывается, слегка глаза щурит и не отходит ни на сантиметр.

— Может, и мне врезать хочешь?

— Я не собирала…

— Знаю, — перебивает, как кляпом рот затыкает. — Слишком трусливая.

Это с чего он так решил?

— Вали, — на выдохе отходит в сторону, но продолжает смотреть в упор.

Расслабляю плечи и отлипаю от стены.

— Я не вернусь в класс.

— Я и не предлагал тебе это. — Кивает вдаль коридора: — Вали.

И я валю… О, да, заставляю ноги двигаться, а слезам возвращаться на место и валю! Всё дальше и дальше по коридору, пока этот проклятый голос вновь не заставляет остановиться.

— Зря ты вернулась, — эхом проносится по пустому коридору, и я заставляю себя обернуться. Медленно… очень медленно.

Всё ещё там — у двери. Всё ещё смотрит, так пристально, что дыхание перехватывает.

Кто он такой чтобы осуждать мои решения?

— Это угроза? — усмехаюсь с горечью.

— Нет, — отвечает спустя паузу. — Уже нет. — Хлопает позади себя дверью кабинета химии и оставляет меня одну во мраке коридора.

Ещё в гардеробе почувствовала странный запах гари. Но вот только и подумать не могла, что эта вонь будет исходить от моего плаща.

Большая, практически идеально круглая дыра была пропалена на спине, так что хоть голову просовывай. И знаете что? Я даже не удивилась. Даже не отреагировала никак. Просто одела его, как ни в чём не бывало, набросила на голову капюшон и под удивлённый взгляд технички на вахте покинула стены этого удивительного учебного заведения.

Вероника и Максим — вот что теперь крутилось в голове вместо тех мыслей, которым в ней положено крутиться. Но я просто не могла хотя бы раз об этом не задуматься.

В то время, когда я училась в школе, Вероника, пожалуй, была единственной девчонкой, с которой Яроцкий не ладил. Они вообще никак не общались, а если и перебрасывались парочкой словечек, то без колкостей не обходилось. От любви до ненависти и наоборот, так, да? Так у них случилось?.. Помню слова Вероники, что она даже симпатичным его не считает, и невольно продолжаю удивляться. Вот как значит. Теперь эти двое вместе?.. Крутая из них пара вышла, ничего не скажешь, прям дополняют друг друга!

По пути домой, который занимает около пятнадцати минут пешей ходьбы, а учитывая желание как можно скорее оказаться в спальной и хоть немного почувствовать себя в безопасности, добираюсь и вовсе за минут семь. Открывая дверь, мысленно радуюсь, что мама на работе, а отец высыпается после ночной смены, тихонько сбрасываю кроссовки, сворачиваю в свёрток дырявый плащ, чтобы мама не увидела, и в этот момент из его внутреннего кармана вылетает уже знакомая мне маленькая открытка всё с тем же изображением птицы запертой в клетке. И открывая её в этот раз, чувствую себя совершенно иначе: руки дрожат, а голова идёт кругом, потому что Полина была права. Потому что Они… добрались до меня.

«Игра начинается. 00:00, школьный стадион. Не придёшь, и все узнают твой секрет», — написано внутри.

ГЛАВА 5

Этот семейный ужин проходил в напряжённой атмосфере. Но каждый делал вид, что совершенно этого не ощущает.

Этот семейный ужин был полон секретов и фальшивых улыбок.

Мама делала вид, что ни капли не беспокоится из-за моего возвращения в школу и каждые десять минут спрашивала, как я себя чувствую, как всё прошло, и не передумала ли я отдохнуть ещё немного. А мне в ответ приходилось беззаботно улыбаться и делать вид, что сегодня был самый лучший день в моей жизни! Что мой плащ спрятанный в угол шкафа не пропален, рюкзак не разодран в клочья, руки вовсе не трясутся от волнами накатывающего ужаса, а в комнате под подушкой не лежит картонка, которая возможно, в скором времени, станет символом моей разрушенной ко всем чертям жизни.

Полина ковыряется в тарелке с пловом, и каждый раз вздрагивает, стоит маме её окликнуть.

— С вами обеими точно всё в порядке? Полина? На тебе лица нет.

— Мам, дай денег? — неожиданно меняет тему моя сестра.

— Эм-м… на что? Конец месяца только через две недели, тогда и получишь на карманные расходы.

Полина бросает вилку в тарелку и с понурым видом складывает руки на груди:

— Мне нужна новая одежда.

Вижу, как мама теряется. Родителям всегда не просто общаться с младшей дочерью. Это я у них — послушная и разумная, а Полина…

— На прошлых выходных мы купили тебе новые джинсы, — мама пытается говорить мягко.

— И что? Я хожу, как бомж!

— Полина! — Мама с опаской поглядывает на закрытую дверь кухни. Моей сестре повезло, что папа слишком устал для семейных посиделок и не слышал этого; поужинал на скорую руку и отправился в душ, потому что уже через час ему отправляться на ещё одну ночную смену, чтобы заменить заболевшего напарника.

В углу работает старый телевизор, по которому идут девятичасовые новости, в окно всё ещё барабанит дождь, а еда совершенно не лезет в рот. Вообще вкуса не чувствую. И вот теперь ещё и претензии этой девчонки…

— Ты же знаешь, у нас не так много денег, чтобы тратить их на новую одежду, в то время, когда в вашем шкафу и так уже места нет. Давай лучше поговорим о твоей причёске? Как насчёт…

— В шкафу одно старьё! — Полина стреляет глазами в меня, и я как обычно чувствую укол вины. Мои лекарства слишком дорогие, чтобы мама позволяла себе ни в чём не отказывать младшей дочери. Утешает лишь одно — если всё будет хорошо, в скором времени лекарства мне больше не понадобятся.

Полина благодарит за ужин и громче, чем следовало бы, хлопает позади себя дверью.

— Вкусно? — Мама пытается сгладить ситуацию.

— Очень, — вру. Понятия не имею, какой вкус у этого мяса — всё равно что солому жевать.

— Я знаю, что ты ушла со второго урока, — мама одаривает меня понимающей улыбкой и принимается убирать со стола, пока я заторможенным взглядом смотрю, как на её шее из стороны в сторону болтается цепочка с золотым крестиком. — Мне звонила Нина Эдуардовна, которая так и не успела поздравить тебя с возвращением в школу, так как пришла только к третьему уроку, но она заверила, что всё в порядке. Не знаю, что там такого произошло на уроке химии, раз даже директора пришлось позвать, но тебя никто ни в чём не обвиняет.

— И почему же? — поднимаю на маму мало заинтересованный взгляд.

Та отправляет в раковину стопку посуды, поправляет сбившийся складками халат в леопардовый рисунок и, пожимая плечами слегка удивлённо отвечает:

— Вероника Светлакова сказала, что сама тебя задирала, ну или как вы там сейчас выражаетесь?

— Вероника Светлакова так сказала?

— Да, — мама включает кран и выдавливает на мочалку средство для мытья посуды. — Она извинилась перед директором, сказала, что погорячилась. Я правда так и не поняла в чём, но… тебя за срыв урока никто не винит.