— Макс сказал мне не лезть, — шепчет практически жалобно. — Сказал, что сам с игрой разберётся. Только я же вижу — он не хочет! Наигрался!

— А разве ты не этого хотела? — хмурюсь. — Чтобы он из игры вышел.

— Да, но не так! — резко выдыхает и приближается практически вплотную. — Это из-за тебя всё. Да? Даа… Понимаешь это лучше меня. Что ты ему сказала? Что такого сделала, что он с тебя теперь глаз не сводит? Почему он игру на половине решил бросить? Из-за жалости? Жалко ему тебя? — Впивается пальцами мне в плечи. — Или у вас с ним уговор какой-то? Ха. Разумеется, уговор! С чего бы ещё ему с тобой тягаться! — Встряхивает меня. — Ответь мне! Я должна знать, Багрянова! Расскажи! Потому что Макс мне больше ничего не рассказывает. — Снова встряхивает. — Что у вас с ним за дела? Куда он возил тебя? Что задумал? Как с Оскаром разбираться собирается? — Встряхивает. — Что он тебе рассказал? Как много? У вас есть план, да? Что он придумал?! Скажи мне, Багрянова!

— Хватит! — вырываюсь, сбрасывая с себя её руки, и пячусь к стене.

— Прости… — шепчет Вероника, спустя паузу, опускает голову и тяжело дышит. — Просто я… я, просто… Боже… Такое чувство, что я схожу с ума. Всё из-за игры… Всё из-за его мести. Если бы не ты… Если бы только не ты! Чёрт!.. Я боюсь за него. Боюсь того, что они могут с ним сделать. — Шагает к окну и упирается ладонями в подоконник.

— Хорошо, — выдыхает шумно. — Если ты должна быть рядом… Если это поможет вытащить его… Хорошо, Багрянова, будь рядом. Я отдам тебе его на время. И даже подыграю. — Разворачивается ко мне и смотрит с неприкрытой угрозой. — Но потом, когда это всё закончится, ты свалишь, поняла? Когда игра закончится, ты и близко к Максу не подойдёшь. Я спрашиваю: поняла?!

— Он не вещь… — говорю тихо, — чтобы отдавать его на время.

— И это всё, что ты услышала?! — кричит и ко мне шагает. — Мы с ним уехать собираемся, об этом знаешь?! Нет? Макс не сказал тебе, что после окончания школы мы: он и я, свалим из этого города и забудем обо всём этом дерьме! Так что моей тебе совет, Багрянова: забудь о моём парне. Такая, как ты ему точно не нужна. Ты — удавка на его шее, не больше. «Сбросит» тебя и даже имени твоего не вспомнит. Чего молчишь? Чего вылупилась?!

— Ты сама меня о помощи просила, — шепчу, равнодушно глядя в перекошенное от злости лицо Вероники, — а теперь я для тебя проблемой стала?

— Стала? — холодно усмехается. — Ты всегда была проблемой, Багрянова. С самого своего рождения!

Хлопок.

И только спустя несколько долгих секунд понимаю, что это моя рука взлетела в воздух. Что это моя рука только что отвесила Светлаковой пощёчину. Что это на её щеке останется красный след.

А трясёт меня.

А плакать мне хочется.

Медленно, кажется, что целую вечность, на алых губах растягивается острая улыбка, а в глазах вспыхивает ледяное пламя. Уверена — сейчас ответит, сейчас, ещё секунда, и в волосы мне вцепится, но нет… просто смотрит. Таким взглядом, который больнее всякого удара ощущается.

— Знаешь, почему Макс никогда не выберет тебя? — усмехается ядовито. — Знаешь?.. Всё просто, Багрянова. Макс никогда не будет с той, кого до последней секунды своей жизни любил его лучший друг. Ты — живое напоминание о смерти Кости.

Хватит.

— Подумай об этом, Багрянова! — кричит мне в спину, когда я уже оказываюсь в коридоре и хлопаю напоследок дверью туалета.

Николай Генрихович поглощён разбором материала и даже взгляда меня не удостаивает, стоит вернуться в класс, зато чувствую, как Зоя глаз с меня не сводит и шепчет, когда прохожу мимо неё:

— Что случилось? Чего бледная такая? Мне пойти наказать мегеру? Вот сучка!

Не отвечаю, просто сажусь на своё место и утыкаюсь взглядом в учебник. Ни буковки, ни циферки разобрать не могу, от слёз всё плывёт перед глазами, а голос Светлаковой продолжает греметь в голове: «Ты — живое напоминание о смерти Кости». А следом слова Зои в мыслях вспыхивают: «Тебе мало страданий в жизни? Вот только такого, как Яроцкий тебе для полного комплекта не хватало».

Видимо не хватало.

Видимо я совсем идиотка…

Слышу, как хлопает дверь, как раздаётся стук каблуков…

— Что с твоим лицом, Вероника? — ахает её соседка по парте. — Что это такое?

— Замолчи, — шипит в ответ Светлакова, а я невидящим взглядом смотрю на страницу учебника, прячу лицо за волосами, вытираю мокрые глаза и продолжаю делать вид, что не замечаю, как всё это время Яроцкий пристально на меня смотрит.

Перед началом следующего урока меня позвал классный руководитель, чтобы узнать причину моего отсутствия в школе. Пришлось сорвать, как и родителям — не очень хорошо себя чувствовала, голова кружилась, пришлось уйти. И то ли Нине Эдуардовне до сих пор не донесли с кем, и на чём я вчера уехала, либо она решила тактично промолчать. До поры до времени, разумеется, а точнее — до разговора с родителями. Не думаю всё же, что на мой побег с Яроцким кто-то станет закрывать глаза.

Уже после звонка вернулась на урок химии. Ни Макса ни Светлаковой в классе не было.

Всю перемену перед третьим уроком Зоя компостировала мне мозги, пытаясь выяснить, что произошло между мной и Вероникой, и едва ли не запищала от восторга, когда я тихонько пробурчала, что не сдержалась и влепила ей пощёчину.

Чувствую себя из-за этого поганей некуда. Не знаю, как так получилось. И не важно, что она сказала, но я обязана была держать себя в руках. Чем я теперь лучше Светлаковой?

— По местам! — командует Наталья Иванова и тяжело вздыхает, когда Макс и Вероника появляются в дверях класса. — Яроцкий… Как всегда. Без опоздания не можешь. Садитесь, чего встали? И кепку сними! Итак, продолжим!

Не успевает Макс опуститься на своё место, как хватает мою тетрадь, вырывает лист из середины и пишет:

«У тебя сколько сегодня уроков?»

Нет, это уже вообще не смешно.

Сминаю записку в кулаке и продолжаю смотреть в учебник английского.

— Эй? — шепчет, придвинувшись. — Я ведь и унести тебя отсюда могу.

— Что тебе от меня надо? — поворачиваю к Максу голову. — Что? Чего ты добиваешься?

Протягивает руку и кончиком пальца убирает прядь волос с моего лба.

Отворачиваюсь, утыкаясь взглядом в парту.

— Просто прекрати всё это, — шепчу так тихо, чтобы он один слышал.

Вновь тянется к моей тетради. Выхватываю её у него из рук и запихиваю в рюкзак.

Хватит записок. Хватит всего этого. Только разборок с его девушкой мне не хватало. Трусиха ли я после этого? Да, она самая. Не вижу смысла бороться за того, кто так или иначе рядом не останется.

А он просто смотрит. Без злобы, без агрессии, без недопонимания. Обычно.

— Вероника тебе всё рассказала? — решаю коротко и ясно прояснить ситуацию, пока Хромченко под диктовку Натальи Ивановны записывает на доске предложение на английском.

А Яроцкий по-прежнему молчит. Лишь смотрит, ведь это так просто.

— Она… она всё не так понимает, — пытаюсь говорить мягче и делать вид, что меня это ничуть не беспокоит. — Так что… так что всё. Ты понимаешь, о чём я.

«Почему молчишь? Почему смотришь? Ну же… скажи хоть что-нибудь, пока я сама себя снова грызть не начала!»

— Просто прекрати всё это, — бросаю напоследок и отвожу взгляд.

Уже спустя секунду Яроцкий подхватывает с парты шариковую ручку, следом тянет меня за руку, обхватив за запястье, и пока я тщетно пытаюсь освободиться, пишет на тыльной стороне моей ладони два слова:

«Не хочу».

Обводит надпись в ровный кружок, пока я смотрю на него затаив дыхание, и рисует расходящиеся по диаметру лучики.

Бросает ручку на парту, берёт меня за руку, переплетя пальцы, и не сводит глаз с моего застывшего в смешанных чувствах лица.

— После школы у ворот, — улыбается с той нежностью, против которой я так и не нашла оружия для защиты.

Я как оголённые провода, когда он ТАК на меня смотрит — вот-вот искры от переизбытка эмоций полетят.

— Хорошо, — сдаюсь, продолжая зарывать себя всё глубже и глубже.

— Хорошо, — с теплотой повторяет Макс, сжимая мою руку всё крепче.


* * *

Прошлой ночью

— Ну и как там у Багряновой с предками? Нормально всё?

— Да, — с трудом разбираю, что Вероника там бормочет себе под нос.

— Расскажешь, куда возил её? Это по игре?

Не собираюсь отвечать.

— Поехали к тебе, — обнимает меня на заднем сидении такси и лезет целоваться. — Завтра в школу не пойдём.

— Нет. Ты едешь домой, — отворачиваюсь к окну, отвечая на этот вопрос уже раз тысячный за последний год. Я никого не привожу к себе домой.

Не приводил…

Лиза стала первой, кого мне действительно, по-настоящему хотелось видеть у себя, даже несмотря на то, во что мой дом превратился после развала семьи. А Лиза… не знаю, это не объяснимо. Кот — был лишь предлогом, чтобы остаться с ней наедине в доме, который она одним своим присутствием согрела. Это настолько странно и в то же время удивительно, что даже после её ухода, я чувствовал себя как никогда раньше спокойно, уютно. Лиза она… будто заражает всё вокруг своей чистотой, искренностью, невинностью… Чёрт, я буквально схожу с ума, когда она смущаться начинает. Это что-то невероятное. Никогда не видел ничего более милого чем то, как она неловко отводит взгляд, кусает губу… Готов смотреть на неё вечность в эти моменты.

Не знаю, что со мной происходит. Я не планировал этого. Пытался не допустить. Но чем чаще её вижу, тем сложнее становится себя контролировать. Хочется обнять её, дышать её ароматом, целовать… нежно, осторожно. Смотреть в глаза и видеть, что я нужен ей, КАК я нужен ей… Но нужен ли? Зачем? Что ей делать рядом с таким, как я? Чёрт… я реально схожу с ума! Крышей еду! Игра, Вероника, Оскар! Лиза… Лиза… Лиза! Даже имя её хочется повторять до бесконечности…