— Так давай! Ударь меня!!!

— Андрей! — мама появляется в дверях кухни и выглядит сбитой с толку. — Там… там тебя спрашивают.

— Кто?!

— Иди сам посмотри.

Папа вылетает из кухни, а я тут же бросаюсь к Полине, обнимаю её, прижимаю к себе, позволяю рыдать мне в рубашку и слышу голос из коридора. Голос, от которого сердце до самого горла подпрыгивает, а на коже тут же вспыхивают мурашки.

— Давайте, выйдем. Поговорим, — с привычной холодностью в голосе обращается к моему отцу Яроцкий.

— Ты кто ещё такой?! Пошёл вон! Эй! Стой!!! Ты куда?!!

Макс показывается в дверях кухни и замирает на пороге. Смотрит на Полину, затем на меня, затем снова на Полину и на ремень на полу с тяжёлой армейской пряжкой.

«Что ты здесь делаешь?» — хочется наброситься на него с вопросами, но кажется, я вновь забыла как это — говорить. Просто смотрю на него огромными глазами и поверить не могу, что он здесь, он пришёл. Зачем пришёл?

Рука отца падает Максу на плечо и толкает обратно в коридор. Ещё успеваю заметить, как Яроцкий с силой сбрасывает с себя руку папы и звучит настолько жестко и уверенно, что даже у мамы лицо вытягивается.

— Статья 201 УК РФ, умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью. На собственных несовершеннолетних детей также распространяется. Влечёт наказание до пяти лет лишения свободы, — говорит Макс, и даже у папы слов для ответа не находится. — Выйдем, поговорим, или я звоню в службу опеки?

Папа возвращается довольно быстро, но больше не вижу на его лице решимости продолжить начатое. Полина при виде его плотнее прижимается ко мне, а когда отец подбирает с пола ремень, жалобно стонет. Но отец явно не собирается продолжать наказывать младшую дочь, отбрасывает ремень в сторону и под ошеломлённый взгляд мамы на шумном выдохе опускается на табурет.

— Что… что он тебе сказал? — шепчет мама, прижимая ладони к щекам. — Это ведь был… Максим Яроцкий? Одноклассник Лизы. Я помню его. Он… они с Костей дружили. Но что он здесь делал, Андрей?

— Значит так! — папа сурово смотрит на маму, затем на Полину и наконец, на меня. — Чтобы через пять минут обе лежали в кроватях. А вот этого… вот этого отморозка, — трясёт указательным пальцем, — чтобы я ни с одной из вас рядом не видел. Всё ясно?

— Что он тебе сказал? — задаю тот же вопрос, что и мама и замечаю, что во второй руке отец сжимает какой-то чёрный пакет.

— Папа…

— Ты меня слышала, Лиза!

— Он угрожал тебе? — стонет мама, оседая на соседний табурет.

Но папа вновь не отвечает. Протягивает маме пакет со скупым:

— На.

— Что… что это?

— Сопляк тебе передать сказал.

— Что это такое? — мама вытаскивает из пакета хрустальную вазу, которая уж очень похожа на ту, которая недавно была разбита и во все глаза смотрит на отца: — Что это значит, Андрей?

— Твою разбили. Сюрприз, — измученно вздыхает папа, проводя ладонью по красному, как бурак лицу.

У мамы, как и у меня, все слова заканчиваются. Обе, не отрываясь, смотрим на вазу, пока отец вновь не приказывает:

— Спать. Живо!

Помогаю Полине подняться и веду её к двери.

— Что он сказал тебе? — оборачиваюсь, вновь пытая шанс узнать, что Яроцкий тут делал. — Просто ответь.

— Что? — невесело усмехается папа. — Признался, гад, что это он здесь всё устроил, вот что! Сказал, что вы обе якобы не при чём!

Мне отец больше ничего не сказал, но стоило замереть у двери в нашу с Полиной спальную и прислушаться, как вдруг желание наорать за безрассудство и одновременно сказать Яроцкому спасибо с головой затопило.

— Сказал, что если я Лизу хоть пальцем трону, он мне руку сломает, представляешь?

— Так и сказал?

— Да.

— Это всё юношеский максимализм, Андрей, — вздохнула мама. — Возраст у них такой. И тебе нужно извиниться перед Полиной. Ты слишком погорячился.

— Закрой уже дверь, — просит Полина, с головой накрываясь одеялом. — Не могу его слушать. Ненавижу. Ненавижу его.

Утром отец ни с кем не разговаривал и даже не стал возражать насчёт того, что Полина, сославшись на плохое самочувствие, решила в школу не идти. И на этот раз моя сестра не солгала — градусник и мама подтвердили.

Всю дорогу до школы Зоя не отставала с расспросами «Как всё прошло?» и очень сочувствовала, стоило рассказать о том, что было вчера вечером, визит Макса, разумеется, я не упоминала. Даже стыдно немного перед Зоей, с каждым днём у меня появляется всё больше секретов, которые я не могу ей рассказать. Но что уж тут поделать… сомневаюсь, что в ближайшее время снова смогу доверять людям, даже тем, кого считаю друзьями. Особенно — друзьям.

Как и предполагалось, старшие классы сегодня только тем и занимались, что обсуждением вечеринки и нашего с Максом поцелуя. Кто-то даже видео мне предложил посмотреть…

А стоило войти в класс биологии, как все резко замолчали. Ну, знаете, та самая неловкая ситуация, когда все только что обсуждали тебя, а ты делаешь вид, что совершенно этого не понимаешь.

Вероника кивает мне в знак приветствия, но не улыбается, как раньше, да и выглядит по-прежнему уставшей, измученной какой-то. Думаю, у королевы школы сейчас и вправду не лучшие деньки. А вот у Яроцкого кажется всё просто отлично — он спит. Развалился за последней партой, прикрыл лицо отобранной у меня кепкой и тихонечко сопит.

Опускаюсь на своё место и смотрю на него вплоть до самого звонка, на который он также не реагирует. И даже когда учитель заходит в кабинет Макс продолжает сладко спать, так что, наконец, набираюсь решимости и только собираюсь его разбудить, как из-под кепки раздаётся слабое бормотание:

— Только попробуй.

Ну, раз так…

Смело забираю у него свою же кепку и ещё наблюдаю за тем, каким сонно-возмущённым взглядом он на меня смотрит, так и не отлепляя щеки от парты.

— Отдай.

— Это моя кепка, — прячу ещё в свой рюкзак.

— Ты мне её подарила.

— Это ты так решил.

Выпрямляется, и как ни в чём не бывало, потягивается, словно хорошенько успел выспаться. Зевает, бросает на меня невыразительный взгляд и повторяет:

— Отдай.

— Что это вчера было? — перевожу тему, понижая голос до шёпота.

— Когда? — с беспечным видом почёсывает затылок.

— Ты знаешь, о чём я.

— Не-а.

Наклоняюсь ещё ниже, и пока Ольга Альбертовна рассказывает что-то о скорой лабораторной работе, требовательно шепчу:

— УК РФ? И что ещё за статья такая?

— Понятия не имею, — с низким смешком, пожимает плечами Яроцкий, и как только на его щеках появляются ямочки, у меня автоматически щёки вспыхивают, а взгляд спешит уткнуться в доску.

Придвигается ко мне всё ближе, а я делаю вид, что не замечаю этого, а ещё упорно игнорирую эти проклятые бабочки, которых стало слишком много в животе, и это реально раздражает!

— Кепку… верни.

— Яроцкий! Что там у вас опять такое?! — в этот раз Ольга Альбертовна сразу переходит на крик и угрожает директором.

— Простите, — как обычно мямлю я, пока одноклассники давятся тихими смешками, не забывая напомнить про тот самый поцелуй.

Вырываю из тетради лист и пишу:

«Больше не думай ко мне домой приходить. Отец был в бешенстве. Ты с ума сошёл?»

Протягиваю Яроцкому, и тот ещё смотрит на меня с минуту весёлым взглядом, и только потом пишет ответ:

«У тебя сегодня сколько уроков?»

Что? Опять ерунду несёт.

Пишу ответ, с трудом сдерживая улыбку:

«Это уже не смешно.»

«Да кто шутит? — пишет. — У меня этот последний. А у тебя?»

— А у меня первый. Всего шесть, — отвечаю шепотом.

— Было шесть, — придвигается ещё ближе, а глаза так лукаво блестят, что взгляд от них отвести не в силах, а бабочек в животе вдруг ещё больше становится.

— Что значит — было? — шепчу, нервно сглатывая от чрезмерной близости, с такой силой в спинку стула вжимаюсь, что она начинает трещать. Переводит взгляд на мои губы, так что теперь внутри меня целый ботанический сад со всякого рода крылатыми созданиями расцветает и вновь смотрит в глаза, хитро улыбаясь. — Ты ведь не против? Я поменял твоё расписание. После этого урока мы уходим. Хочу показать тебе кое-что.

ГЛАВА 24

— Багрянова? Багрянова? Багрянова! Да что же это… Багрянова!!! ЛИЗА!

Макс для чего-то кивает в сторону доски.

— Тебя там зовут, кажется, — ухмыляется и глаз с меня не сводит. А меня как током вдруг прошибает и только сейчас доходит, что Ольга Альбертовна меня уже как несколько минут дозваться пытается.

— Простите, — мямлю краснея до самых ушей и утыкаюсь взглядом в парту, пока мои одноклассники не теряют возможности вновь посмеяться и пару остроумных шуточек пустить на тему, что я на Макса залипла.

И, да, я залипла, но не в этом смысле!

«Боже… Лиза, что ты творишь?»

Потираю лицо ладонями и тяжело вздыхаю.

«Хочу показать тебе кое-что». — Вот после этой фразы вылупилась на Яроцкого, как баран на новые вороты, а теперь и он возможности подколоть не упускает.

— О чём-то гаденьком подумала, а?

— Нет, — круто разворачиваю к нему голову, а тот вновь посмеиваться начинает при виде моего залитого краской лица.

— Ну, точно, — кивает, щёлкая ручкой. — О чём-то ооочень гаденьком.

— Да нет же… — шепчу и пытаюсь спрятаться от него за учебником, сползая на стуле как можно ниже. — Я никуда с тобой не пойду.

— Потому что папочка запретил?

Стреляю в него взглядом поверх учебника:

— И поэтому тоже.

— Так значит, запретил. Не удивил. Страшный он у тебя! Бр-р-р… — иронично вздыхает и бросает в меня шариковую ручку.

— Эй!