— Это не смешно!

— А я и не смеюсь. Вышел и молодец. Меня это уже не касается.

— Они не отпустят его так просто. Как и тебя, Багрянова.

— И что они сделают? Видео в сеть выложат, которого нет? Сказала же: на здоровье! Пусть что хотят делают. — Хлопаю по коленям и поднимаюсь на ноги. — Хочешь помочь? Помоги всех из квартиры выгнать, пожалуйста.

— Да сядь ты, — Вероника тянет меня за руку и вынуждает сесть на место. Глядит строго: — Флэшка больше не у Макса.

Опять эта флэшка. Даже не знаю, что ещё добавить по этому поводу.

— Ты сейчас должна найти парня в красной футболке с надписью «Formula 1» на груди и сказать ему, что ты в игре. Только больше никому, поняла?! Я на вашей стороне, блин! А вы как… как…

— Ты издеваешься? — смотрю на неё во все глаза, а глаза Вероники в ответ сужаются:

— Думаешь, Макс просто так тебя до дома провожал? — Качает головой. — Когда птичка попалась в клетку, Багрянова, дверка откроется только тогда, когда судьи так решат.

— Я имела полное право отказаться, разве нет? И почему тебя это вообще до сих пор заботит? Яроцкий вне игры, я тоже, расслабься. Закончилось всё.

— Его убьют! — резко вскакивает на ноги, шагает к окну, упираясь ладонями в подоконник. — Он им всем дорогу своим отказом перешел.

Прямо-таки и убьют. Умеет она утрировать.

— А, правила, — киваю с пониманием. — Надо было лучше их продумывать.

Поднимаюсь с кровати и шагаю к двери. У меня сейчас других забот по горло. Например, найти Полину и вырвать ей розовый хаер!

— Иди и обсуди это со своим парнем, — бросаю, не глядя и слышу в ответ тихое:

— Макс ушёл.

Замираю на несколько секунд и хватаюсь за ручку.

— Тебя что, совсем не пугает, что на ней? — кричит Вероника в спину. — Что на той флэшке!

Тяжело вздыхаю и оборачиваюсь:

— Ты действительно веришь, что на ней что-то есть?

— Так и не поняла, во что ввязалась, — обречённо качает головой. — Не только судьба Макса на кону стоит! Твоя тоже!

— Докажи, — складываю руки на груди. Усмехаюсь: — Не можешь? Вот и говорить не о чем.

Выхожу в коридор. Вновь в лицо ударяет сигаретный дым. Кашляю, бессмысленно кричу на тех, кто пройти не даёт, останавливаюсь в дверях родительской спальни и практически рыдаю от увиденного! Завеса дыма и десятки маячащих в ней фигур.

Что же делать? Что мне делать?!

Разворачиваюсь в сторону кухни и с ходу на кого-то налетаю.

— Осторожней, девочка, — смотрит на меня сверху знакомое лицо взрослого парня в красной футболке с той самой надписью на груди — «Formula 1». Отшатываюсь назад так резко, что ноги заплетаются и с трудом не роняют меня на пол.

Разворачиваюсь в другую сторону, иду сквозь толпу обратно в свою спальную, и тут окончательно паника накрывает. Дышу. Дышать ведь главное, верно? Так чтобы от звёзд перед глазами избавиться, так чтобы чувство преследования не пугало так сильно. Куда не гляну, кажется — везде они. Все смотрят, все взглядом пожирают. Все знают, кто я! Все… все они меня в этой «клетке» закрыли!

Боже… Не добираюсь до спальной, упираюсь лбом в стену, с силой зажмуриваюсь и зажимаю уши руками.

Один, два, три…

Всегда ведь помогало.

Четыре, пять, шесть…

Нет никакой панической атаки. Я справляюсь. Справлюсь. Кто если не я?

На секунду, кажется, что оглохла, потому что музыка вдруг обрывается, а следом всеобще: «Нууууу!!!» «Что это было?!» «Кто музло вырубил?».

— Вечеринка закончилась! — слышу голос Зои, и сердце до самого горда подпрыгивает. Нет, не на радостях — от ужаса! Сейчас и ей влетит!

— Ты кто такая?

— Что это чмошница?

— С могилы вылезла? Что с рожей?!

— Зомбиапокалипсис, чуваки!

Пока пробиваю себе дорогу к Зое, молюсь, чтобы не отвечала. Пусть просто уйдёт.

— Не отвечай, Зоя! Не отвечай!

— Я полицию вызвала! — объявляет Зоя, и дружный хохот слышится отовсюду.

— Вали отсюда, гоблин! — кричат ей.

— Это прикол такой?

— Девочка, ты кто такая вообще?

— Пельмееееешииик!!!

Чёёёёрт.

Не успеваю добраться до Зои и кем-то притащенного ноутбука с колонками, как стены квартиры вновь сотрясает бой баранов и рёв гитар, так что в голове невольно мысль всплывает: «Как надолго хватит моих соседей?.. А может… они уже и приходили? А может им сказали, что у нас тут день рождение, свадьба, да что угодно, ведь ещё и семи вечера нет! Мне-то откуда знать? Я вообще сейчас не хозяйка!»

Добираюсь до Зои, выхватываю её из объятий накуренного Оскара и оттаскиваю подальше.

— Прости, Лиз, я пыталась, — смотрит на меня угрюмо, а у самой лицо красное-красное.

— Иди домой, Зой, — качаю головой и сползаю по стене.

— Прикалываешься? Хочешь, чтобы я тебя одну в логове мутантов оставила?

— А что мы можем?

— Можем полицию вызвать.

Горько усмехаюсь:

— Родители только до бабушки доехали, а сейчас им позвонят и скажут немедленно возвращаться, потому что две их малолетние дочери-идиотки организовали дома притон? Да мне даже думать страшно о том, что с мамой будет! Полину отец поколотит, а меня… даже не знаю…

— Ты-то здесь при чём? — Зоя смотрит с пониманием. — Не ты же всю эту фигню организовала.

— Нет, но… — отворачиваюсь и тяжело вздыхаю. Не знаю, как сказать, что я — в общем-то, и есть причина этой вечерники.

С кухни доносится звон посуды. Такой, конкретный, будто кто-то тарелок пять на пол уронил. Рядом у стены, какой-то здоровяк лапает девчонку из параллельного класса и без всяких стеснений лезет ей под юбку. Пиво шипит и льётся рекой, льётся на родительский ковёр. Из дверей нашей с Полиной спальной вываливают целые клубы дыма, и слышится звонкий женский смех, такой звонкий, что даже музыку заглушает — кому-то там очень весело. Кто-то развалился на диване, кто-то сидит на полу и передаёт по кругу самокрутку. Кто-то танцует в беспамятстве. Кто-то в сторонке набивает рот закусками.

А кто-то достал из антресольного шкафа любимую мамину вазу, которая ей ещё от прабабушки досталась и играет ею в мяч!

— Эй! Э-Э-ЭЙ ТЫ!!! — Ноги сами несут меня в ту сторону. — Поставь на место! Слышишь ты, поставь на место! Это не твоё!!! — Два высоченных парня наоборот азарт почувствовали, и теперь я прыгаю от одного к другому и пытаюсь перехватить на лету мамину вазу, пока эти австралопитеки ржут с меня и подкидывают вазу всё выше, так что она едва потолок не задевает.

— Хватит! Отдайте! ОТДАЙТЕ, ГОВОРЮ!

А вот и задевает. Будто спотыкается об этот потолок и… летит прямо мне в лицо.

Кто-то обхватает меня сзади так резко и тянет в сторону, что изо рта вырывается звук наподобие «Уыыээ». Слышится звон бьющегося стекла. Хрусталя, если быть точнее. А я по-прежнему стою с закрытыми глазами и по-прежнему ожидаю удара вазой по голове, хоть и понимаю, что дважды она уже не разобьётся.

Сволочи… Разбили мамину вазу…

Сволочи…

Кто-то держит меня в объятиях, пока я собираюсь разрыдаться. Прижимает к себе так крепко, будто я сознание терять собираюсь. А впрочем… может и собираюсь, почему бы нет? Раз и всё закончится.

Вот только… спасибо ему конечно огромное за помощь и за то, что избавил мою голову от сотрясения, но только Паши мне здесь ещё и не хватало! А кто если не он? Кому ещё меня от вазы спасать захочется?

— Стояяяять! — раздаётся над головой вовсе не Пашин голос, который обращается к этим двум жирафам разбившим мамину вазу.

— Чего встали? — рявкает Яроцкий на застывших в замешательстве идиотов, продолжая прижимать меня к себе.

— Но… но Макс… — мямлит один из них, пока я сквозь глаза-щёлочки поглядываю на возвышающегося надо мной Яроцкого. — Собрали и склеили!!!

И вновь зажмуриться хочется. Хочется оттолкнуть его подальше и приказать больше никогда ко мне не прикасаться… хочется так же сильно, как и прижаться к нему посильнее.

Странно… Странно чувствовать себя настолько спокойной в объятиях врага.

— Приду, проверю! — Не знаю почему, но эти два здоровых лба слушаются его. Приседают и принимаются собирать в кучу стекло, будто оно действительно способно вновь превратиться в вазу.

А Яроцкий хватает меня за руку и с силой тащит за собой, ведя к балкону. Выгоняет с него всех, садит меня на маленький табурет на трёх ножках, присаживается передо мной на корточки, зажимает в зубах сигарету и, щёлкая зажигалкой, с абсолютным безразличием на лице подкуривает.

— Ну? — выпускает в небо облако дыма.

— Что… ну? — хрипло, слабо, почти беззвучно. — Скинуть меня собираешься?

Кадык дёргается на его шее от тихого смешка, так что татуировка птицы будто оживает. Делает новую затяжку, садится на пол, свешивая руки с колен, и смотрит так, будто в душе моей копаться собирается.

— Готова говорить? — от жестокости в его голосе мурашки на коже вспыхивают, но делаю вид, что и не происходит со мной ничего подобного, что внутри и не дрожит всё от одного его взгляда. И к чувству страха это никак не относится.

— Готова? — повторяет, голову набок склоняя.

— Ты вроде ушёл.

— Вопрос номер один, — игнорирует. Делает затяжку и на выдохе спрашивает: — Где письма Кости?

ГЛАВА 21

Есть такие вопросы, которые доходят лишь спустя некоторое время. А есть такие, которые ну вообще не доходят. В голове сразу столько всего завертелось, что на минуту даже забыла о том, что происходит в моей квартире и что передо мной сидит тот самый куратор, которому в большей степени я и обязана тем, как изменилась моя жизнь за последние недели. И хорошего в этих переменах мало. А точнее — вообще ничего хорошего.

И вот он — Яроцкий, сейчас вперился в меня этим колючим взглядом, будто я ему крупно задолжала, и ждёт от меня ответа ну на совершенно не понятный для меня вопрос.