– Маслаковой, что ли?

– Кажется, да. И вроде бы рассек ей щеку. За это Светкин отец заманил Даньку за гаражи и избил. – Матвей подвинул справку с освидетельствованием и наблюдал, как сгущается цвет, как собирается гроза в серых глазах, бегающих по документу.

– Мразь, тварь, гнида! – рычала во время чтения Августа.

Листок дрожал в ее руке.

– По-моему, надо подавать на него в суд, – осторожно предложил Матвей.

Августа прищурилась:

– Ты знаешь, сколько это будет стоить?

– Я дам тебе денег. Выиграешь процесс – вернешь, – быстро добавил Мотя, поежившись под прицелом расширенных черных зрачков.

На кухне воцарилось гробовое молчание.

Механические ходики с гирями громко отстукивали время. Матвей поднял голову: ничего себе – первый час.

– А если не выиграю? – наконец отозвалась Августа.

– Как это – не выиграешь? Обязательно выиграешь!

– Ты-то откуда знаешь?

– У любого спроси, что будет, если избить чужого ребенка. А для верности мы Витасика с телевидением подключим, придадим, так сказать, резонанс делу.

Августа задумчиво молчала.

За четыре года их с Данькой совместного проживания (неудачной попытки симбиоза) это был первый случай, когда кто-то предложил добровольную помощь.

И это был первый случай за всю ее жизнь, когда помощь предложил мужчина.

– Откуда такое благородство? – Неисправимый скептик в душе Августы отказывался верить в благие намерения. Наверняка этот прохиндей потребует что-то взамен. Что-нибудь из репертуара Бовбеля.

– Зачем ты так? Никакое это не благородство. Понятно же, что выходка папаши не должна остаться безнаказанной.

– Н-да уж, выходка, – с выражением произнесла Ава. – Не знаю, что тебе ответить. Я должна подумать.

– О чем?

– Обо всем. Может быть, до суда дело даже не дойдет. Возможно такое развитие событий: мы… – Августа вспыхнула и разозлилась на себя, – я показываю этому уроду справку, и он дает отступные.

– Не думаю, что этот тип согласится все решить без суда – выглядит он очень воинственным. Не исключено, что срок мотал. Я на таких насмотрелся у нас в артели.

– Где?

– В артели. Я работаю в старательской артели.

– Понятно.

– Что тебе понятно?

– Понятно, что ты работаешь в старательской артели, – с сарказмом произнесла Ава. «Понятно, почему ты трахаешь все живое», – читалось в подтексте.

– Хочешь сказать, это не самый главный мой недостаток? – проявил сверхъестественную сообразительность Матвей.

– Какая разница, что я хочу сказать? Или ты не выносишь, когда о тебе не говорят хотя бы пять минут?

– Нет, почему? – добродушно возразил Мотя. – Центропупией не страдаю. Просто почему-то последнее время приходится защищать территорию.

– А сейчас? Сейчас что ты защищаешь? Территория ведь не твоя?

– Сам удивляюсь, – честно признался Мотя, – наверное, есть какой-то скрытый смысл в этом.

– Открылась тяга к миссионерству?

– Если это тяга к миссионерству, то почему такая избирательная? Заметь: никому другому я не предлагаю взять на себя судебные издержки.

– Нам выпала большая честь.

– Или это мне выпала честь? – тихо спросил Мотя и накрыл ладонью руку Августы.

Узкая рука с тонким запястьем застыла и не шевелилась, лицо Августы напряглось, скулы заострились, глаза заметались.

– Пойдем, я дам тебе на адвоката.

– Давай завтра.

– Нет, давай прямо сейчас, – заартачился Мотя.

Не очень понимая, что ее заставляет, Августа все же поднялась и последовала за соседом.

В мыслях у Авы воцарился хаос.

Вдруг сосед наелся шоколада и уровень гормона серотонина в его крови поднялся, пронеслась сумасшедшая мысль. Сначала поднимется уровень гормона, а потом кое-что другое… Нет, это ни на что не похоже. Это не сосед, это она – примитивная озабоченная особь.

– Чай будешь? – оглянулся на нее Матвей.

– Нет, уже поздно.

– У меня хорошие конфеты, – соблазнял он.

– Ну тогда наливай.

– Вы давно одни с братом? – пытаясь избавиться от неловкости, поинтересовался Матвей. Он поставил перед Августой чашку с кипятком и опустил пакетик.

– Четыре года, – нехотя отозвалась Ава.

– И как?

– Все хорошо, – соврала она.

Конфеты и впрямь были отличные. Августа не удержалась и съела три «мишки на севере» – она не помнила, когда ела их в последний раз.

Слова оказались ненадежным прикрытием, напряжение росло.

– Да! – спохватился Матвей. – Деньги на адвоката.

Он вышел из кухни, Ава быстро развернула и сунула в рот еще одну конфету.

Матвей вернулся и положил на стол конверт:

– Вот, возьми.

Практически не разжевав конфету, Ава проглотила ее. Пальцы судорожно смяли горку фантиков.

– Слушай, давай я сначала поговорю с отцом Светкиным, а потом решим насчет адвоката.

– Ну, как знаешь, – не стал настаивать Матвей.

– Спасибо за чай. Я пошла. – Ава поднялась.

Пальцы Матвея обвились вокруг тонкого запястья.

– Может, еще чаю?

– Нет, мне действительно пора. – Августа высвободила руку и задом отступила – боялась себя, боялась повернуться к Матвею спиной.

– У тебя есть друг? – внезапно спросил Мотя.

– Друг? – Соседка казалась удивленной.

– Разве у тебя нет друга?

Августа во все глаза смотрела на соседа: в нем произошли разительные перемены. Брови хмурились, челюсть затвердела, от фигуры исходили опасные токи.

– У меня есть друг. – Августа была уже в коридоре.

– У вас с ним серьезно? – Мотя нагнал ее.

– У нас дружба. Дружба – это всегда серьезно, – продолжала пятиться к выходу Ава.

– Я не хочу с тобой дружить, – неожиданно заявил Матвей глухим, срывающимся голосом.

– Не дружи. – Спасительная дверь была уже совсем близко.

– А что мне с тобой делать? – совсем тихо спросил Матвей и коснулся пальцами пунцовой щеки Августы.

Ловушка захлопнулась. Дышать стало нечем, Августа открытым ртом втягивала воздух, но облегчение не приходило.

С нарастающей паникой она прижалась к двери и смотрела прямо в гипнотические зрачки Матвея. Зрачки расширились и почти поглотили радужку… Еще секунда, и они поглотят и ее саму.

Матвей жадно вбирал в себя желание, хозяйничавшее на лице Августы: впервые северное море в потемневших глазах затянуло дымкой, кровь отхлынула от щек, но прилила к губам…

Не отдавая себе отчета, Мотя потянулся к Августе, лицо ее приблизилось и расплылось, и теперь он видел только глаза – они тянули на дно.

– Нет.

Матвея бросило в жар: его отвергали…

– Что – нет?

– Все – нет.

– Но почему? – взмолился Мотя.

– Потому что в твоем вкусе дешевые одноразовые шлюхи.

– Но я же здесь, с тобой, а не с ними.

– Вот-вот. Мое время истекло.

Августа взялась за дверную ручку – она не поддавалась.

– Открой дверь. – Горло перехватило, голос не слушался.

– Не решай за меня. – Идиот, тут же обругал себя Мотя, ничего глупее ты сказать не мог.

– Я решаю за себя. – Искуситель был так близко, что от его запаха кружилась голова. Спасибо, крашеная выдра, которая приходила за солью, – она возникла в памяти и, можно сказать, спасла Августу от грехопадения.

– Там открыто.

Августе наконец удалось нащупать ручку, и она вывалилась на лестничную площадку.


… Не сумев сорвать поцелуй, Матвей только укрепился в своем убеждении: все из-за подлеца Шутихина.

Наплевав на позднее время, набрал номер предателя и, не дав тому рта раскрыть, изрек:

– Завтра. Ты все сделаешь завтра.

– Что я сделаю завтра? – сонно поинтересовался Шутихин.

– Ты повинишься перед Августой не в субботу, а завтра.

– И сколько ты принял?

– Ничего я не принимал, – с некоторой долей сожаления признал Матвей, – и мне не до шуток.

– Милый, – кривлялся Витасик, – ты забыл, что завтра суббота? Счастливые часов не наблюдают и дней тоже? Может, уже мое вмешательство не требуется?

– Не надейся! – рявкнул в трубку Мотя.

– Спокойствие. Только спокойствие. Шутихин уже все закрутил, Шутихин все завертел и оплатил. И будет тебе завтра счастье.

В душе у Моти шевельнулось что-то похожее на ревность.

– Не переусердствуй. И вообще, главное, чтобы ты ей сказал правду: что я не имею никакого отношения к карманнику.

– Все будет о'кей. – Витасик находился в наилучшем расположении духа: на сделке в праздничном агентстве удалось выторговать в свою пользу несколько тысяч.

– Тогда до завтра, – как-то неуверенно простился Мотя. Может, Витася прав и лучше было бы ему самому постараться убедить Августу, что Шутихин его оклеветал?

Мысль о необходимости вмешиваться доставила почти физическое неудобство: все вдруг стало таким сложным, запутанным… Нужно слова искать, тратить нервы и драгоценное отпускное время. И еще черт его знает, что из этого выйдет.

Пусть уж Витасик сам распутывает узел, в который все завязалось по его милости.


Сборы были недолги, от Кубани до Волги мы коней запрягали…

Наконец-то…

Наконец-то они стояли на привокзальной площади, перед открытыми дверями ЛиАЗа. Вожатые вели перекличку, родители давали последние указания, на пятачке перед автобусами стояли гомон и толчея.

Невзирая на возражения, до площади они добрались с ветерком – на фуре Тетерского, который сразу после этого отбывал в рейс (должен был отбыть, но почему-то никак не мог проститься с родным городом, топтался поодаль и смущал Августу внимательным взглядом). Очевидно, совет племени во главе с мудрой Любочкой решил, что пора переходить к решительным действиям, брать невесту под уздцы, поняла Августа. Теперь под взглядом Тетерского она чувствовала себя мишенью и, чтобы избавиться от этого настойчивого чувства, приставала к Даньке с глупостями:

– Ты взял кружку?

– Взял.

– А платки?

– Взял.