… В попавшуюся по дороге аптеку Матвей завернул, чтобы пополнить запас презервативов: Шутихин обещал вечеринку, а Шутихин слово держал.

Сам Витасик в этот судьбоносный момент канючил в трубку:

– Ну сколько можно тебя ждать? Купи пиво, огненной воды бутылки две, а лучше три! И пожрать чего-нибудь.

– Ты же сказал, телки будут, – полузадушенным шепотом уточнил Матвей.

– Будут, вот те крест на пузе.

Значит, резинки нужно купить обязательно. В компании у них с Витасиком были разные обязанности. Пока Витась глушил спиртное и закусывал, Матвей сбрасывал накопленное за семь месяцев сексуальное напряжение.

И вот тогда… вот тогда периферийным зрением, кромкой сознания, шестым чувством, каждой клеткой Матвей Степура уловил некое сияние. Сияние усилилось, и у Матвея обострились все чувства, будто с него содрали кожу, и он вдруг всем обнаженным существом не понял – нет, угадал: перед ним ангел.

Очередь продвинулась вперед, а Матвей, сраженный видением, продолжал стоять столбом.

И тут ангел обратился с простым и где-то даже оскорбительным для ангела земным вопросом:

– Вы крайний?

Голос тоже был неземной. Даже не голос, а гармония сфер. Через барабанную перепонку музыка проникла в грудь, внеся хаос в отлаженную работу всех органов, и обосновалась где-то в районе сердечной сумки.

Ослепленный сиянием, Матвей сфокусировал взгляд…

Чего-то такого он и ожидал.

Сияние исходило от смуглого существа с тонкими чертами узкого, интеллигентного лица, с высокомерными бровями, серыми внимательными глазами эльфа, в которых Матюша с готовностью бы утопился. Вблизи оказалось, что глаза у существа родом из северных морей и такие же изменчивые: серые со стальным отливом.

Одет эльф был во все черное: черные джинсы, черную майку, черные босоножки, открывающие беззащитные пальчики с маникюром. Черный цвет только подчеркивал хрупкость и внеземное происхождение существа и вносил загадочность.

Вместо того чтобы хоть что-то предпринять, улыбнуться, сказать «Привет» или – как вариант – ответить, что он крайний, Матвей стоял, как идиот, с открытым ртом и не отрываясь пялился на девушку.

Ужасная правда состояла в том, что в тайге он разучился знакомиться с ангелами. Никогда еще Мотя так не завидовал Витасику, тому куражу, раскованности, местами переходящей в тонкую, трудноуловимую наглость, изобретательности и остроумию, с которыми тот обзаводился знакомствами.

В решающую минуту язык Матвея одеревенел, и не только язык – тело стало чужим и непослушным.

Заглянув в холодные серые глаза, Мотя с отчаянием понял, что пропер свой шанс самым бездарным образом.

Дернув плечиком, ангел скользящей походкой обошел оторопевшего молодого человека с отвисшей челюстью и пристроился за малосимпатичной старухой.

Сердце после остановки сорвалось с места, Мотя наконец сообразил, что сейчас между ним и ангелом кто-нибудь вклинится, а этого он допустить никак не мог.

Сделав над собой усилие, оторвал тяжелые ноги от пола, вплотную приблизился к ангелоподобному существу и уловил абсолютно невещественный запах – ветра и мокрого снега.

С этого момента, как водится, очередь стала двигаться семимильными шагами, и через пару минут чернокрылый ангел оказался у окошка.

– Привет, Ирма. – Существо положило на стойку узкую бестелесную руку с блестящими ноготками – лапку пернатого.

Первым делом Матвей обследовал безымянный палец: птица была не окольцована. Кто ж ее окольцует – она же ангел.

– Привет, – лицо девицы в окне озарилось, – как ты?

– Нормально.

Зависть острым коготком царапнула Матвея: ничем не примечательная девица говорила с ангелом, как говорят с подругой детства, дальней родственницей, одноклассницей, соседкой. Ангел по определению никому не мог быть одноклассницей, подругой детства и соседкой. Не мог, и все.

– Беруши есть?

– Нет.

– А натрия бромид? – по-человечьи усталым голосом осведомился ангел.

– Тебе или Даньке?

– Мне. Даньке только лоботомия поможет.

– Тебе в ампулах или в таблетках?

– В таблетках, если есть.

– Сейчас посмотрю. – Счастливица в окне покинула рабочее место и отошла к многочисленным ящичкам в глубине зала.

В руки Матвею плыл редкий второй шанс. Во всяком случае, именно так он истолковал совместное ожидание у аптечного окна.

Вместо соловьиной трели, пощелкивания и посвистывания Матвей издал хриплый клекот:

– Э-э… мм.

Ангелоподобное существо обернулось.

В ту же секунду вокруг все неуловимо изменилось, Матвей услышал дыхание судьбы с легким перегаром мистики.

– А этот… бромид – это от чего? – наконец выдавил он.

Внезапно в серых глазах зародились волны. Холодные, пенистые, они обдали Матвея брызгами.

– От бессонницы.

– Неужели ангелы спят?

Шторм усилился, отражение Матвея раскачивалось на потемневших грозовых волнах, как щепка.

Видимо, опасаясь, что холодные волны выйдут из берегов, существо на секунду прикрыло глаза:

– Хотела бы я посмотреть на ангела, которому не повезет с соседями, как некоторым смертным.

– Что, сильно достают? – участливо спросил Матвей.

Неожиданно ангел смягчился, и северное море подпустило тепла:

– Сильно. Так сильно, что вот успокоительные потребовались. Не мне, – торопливо добавило существо, – пожилой женщине. У нее гипертония, нервничать совсем нельзя, а тут эти… соседи спать не дают.

– Так, может, иприт или крысиный яд? – вышел с предложением Матвей.

– Это как-то слишком радикально, – проявило гуманность небесное создание, – лучше купить беруши – по крайней мере, уголовно не наказуемо.

В окошке произошло движение, и Матвей активизировался:

– Девушка, не знаете, есть средство от любви с первого взгляда? – Ничего более оригинального в голову не приходило, хоть тресни – совсем отупел в тайге.

– Конечно. Второй взгляд. Обычно помогает.

– Я серьезно. Вот увидел вас, и сердце чуть не выпрыгнуло, не верите? Сами послушайте. – Матвей сделал приглашающий жест.

Ангелоподобное существо отстранилось:

– Купите валокордин.

– А если не поможет?

– Тогда вам к эндокринологу – гормоны по его части, – сердито буркнуло небесное создание и отвернулось, очаровательно поджав губки.

Конечно, на самом интересном месте их прервала аптекарша – выложила на прилавок упаковки с лекарствами, зашелестела, ручонки потянула, полезла с разговором.

Матвей понял, что сейчас все кончится, не успев начаться, и ангел покинет его, грешника, как и положено ангелам, и он останется один-одинешенек в этом бушующем враждебном мире. Отец, мама, родня, Витасик и Тоня-Таня не в счет.

Ангел уже спрятал кошелек в сумку и отступил от витрины.

Близкий к отчаянию, Матвей предложил:

– Так, может, вам помощь нужна? Могу поговорить с соседями.

– Спасибо, не стоит, – сдержанно улыбнулся ангел.

– Молодой человек, не задерживайте очередь, – напирал сзади одышливый астматик.

– Дальше! – настаивала девушка в окне.

Попросить при ангеле резинки – на такой откровенный цинизм Матвей был не способен, никаких лекарств, кроме активированного угля, он не знал, на размышления времени не было, и Матвей сказал то, что первым пришло в голову:

– Мне то же самое.

– Тоже натрия бромид? – Аптекарша смотрела с подозрением.

– Да, – с досадой пробормотал Матвей, – бромид.

Конечно, раньше, чем он успел выкупить товар, ангелоподобное существо упорхнуло, оставив на память о себе аромат ветра и мокрого снега.

Выскочив из аптеки, Степура принюхивался, как потерявшийся щенок, вертел головой в надежде взять след, обнаружить девушку если не на тротуаре, то на крышах домов, в ветвях деревьев или на перистых облаках – тщетно. Видение исчезло, как мираж, как галлюцинация.


Ваза с цветами (семь белых полураскрытых голландских роз на высоких стеблях вперемежку с метелками аспарагуса) занимала все рабочее пространство, и Августа с раздражением сдвинула букет на границу между столами – ее и медсестры Татьяны Ивановны, с которой вела прием.

Теперь ваза мешала видеть Татьяну Ивановну. Раздражение усиливалось, набирало мощь и уже готово было выплеснуться наружу.

Угадав по сдвинутым бровям Августы настроение, Татьяна Ивановна сместила вазу чуть в сторону. Теперь букет закрывал календарь на стене, и Августа коротко, но выразительно вздохнула. Этот пациент с дискинезией желчновыводящих путей уже достал ее.

У Дискинезии была фамилия и имя-отчество, но Августа их не помнила.

Вообще, это свойство запоминать не пациента, а болезнь поначалу пугало. Августа отчетливо, во всех подробностях представляла эту самую дискинезию, а образ полнеющего и лысеющего поклонника помнила смутно.

Поклонник был при деньгах, и как он попал в районную поликлинику, для Августы оставалось загадкой. Такие сейчас предпочитают частные клиники.

– Утром Бовбель забегал, передал вам розы, – медовым голосом пропела медсестра. На ее нервном лице мелькнуло мечтательное выражение. – Где мои семнадцать лет?

Бовбель – это и есть Дискинезия, вспомнила Августа. Спаси, Господи, и сохрани от такой фамилии.

– На большом Каретном, очевидно, – буркнула она и устыдилась. Две бессонных ночи и/или целибат сделали ее неврастеничкой?

Дверь открылась, впуская первого пациента. Августа придала лицу значительное выражение. Почему-то пациенты все время принимали ее за медсестру. И этот Бовбель (Августа метнула недовольный взгляд на вазу) тоже не отличался проницательностью.

Вошедшая молодая женщина опустилась на стул сбоку от стола и для убедительности принялась кашлять. В этом кашле, кроме демонстрации, Августа на слух уловила тревожные звуки.

– На что жалуетесь? – стандартно осведомилась она, открывая карту.

– Кашель замучил, доктор.

– Поднимите футболку, – сделав отметку в карте, попросила женщину Августа.