Донна пришла в ужас.

— Ты сошел с ума! Джорджио обо всем узнает!

Стефан провел рукой по ее лицу, опять коснувшись распухшей щеки.

— Джорджио будет мне благодарен, дорогая. Он не собирался оставаться с тобой, глупая сучка…

Едва он произнес эти слова, как Донна вдруг резко оттолкнула его, попутно расцарапав ему лицо ногтями. Это произошло так неожиданно, что застало Стефана и Кэнди врасплох. Но Донна не успела добежать до двери. Стефан больно ухватил ее сзади за волосы и поволок обратно к кровати.

— Ты никуда не уйдешь, женщина! Еще не время…

В этот момент дверь отворилась, и в помещение вошел Алан Кокс с двумя крупными и крепкими мужчинами, которые неотступно следовали за ним.

— Привет всем! Крепишь семейные узы, Стефан?

Донна вскочила с кровати, как на пружинах, и бросилась к Алану. Лицо ее засветилось от облегчения, едва она увидела Кокса.

У Стефана был обескураженный вид.

— Удивлен, что увидел меня, Стефан? — Алан обнял Донну за плечи и улыбнулся ей. Потом, осторожно отстранив ее от себя, он направился прямо к Стефану.

Стефан молча и ошеломленно смотрел на Алана. Кэнди, сообразив, что происходит, незаметно попыталась подойти к Коксу сбоку со стаканом в руке. Донна закричала, чтобы предупредить его. Алан развернулся и с размаху ударил Кэнди кулаком в живот. Стакан выпал у той из рук, и она мешком повалилась на колени, а потом на пол.

Алан Кокс продолжал неотрывно смотреть на сидевшего на кровати Стефана. На лице последнего так и застыла маска страха и удивления. Затем, словно очнувшись, Стефан начал приподниматься с кровати. Но тут Алан принялся жестоко молотить его кулаками, вкладывая в удары всю свою немалую силу, помноженную на внушительный вес…

Донна напряженно следила за тем, как Стефан, ползая по кровати, пытается избежать града обрушивавшихся на него ударов, которые наносили такой сокрушительный урон его голове и лицу, что Донна не верила своим глазам. В какой-то момент Стефан свалился на пол, и Алан принялся пинать его, приговаривая:

— Ну что — больно, Брунос? Испугался, не так ли? Великий потаскун испугался?

Теперь Донна могла реально представить себе, как Алан таким же образом забил до смерти китайца в Сохо. В глубине души она понимала, что подобный случай вполне может повториться и сегодня — в омерзительном, убогом борделе в Шри-Ланке.

Она схватила Алана за руку и попыталась оттащить этого гиганта от Стефана.

— Ты убьешь его, Алан! Ты убьешь его!

Он отмахнулся от нее, как от мухи.

Донна беспомощно оглянулась на двух других тяжеловесов. Те неподвижно стояли и наблюдали за происходящим с абсолютно каменными лицами.

— Остановите его, кто-нибудь, Христа ради!

Однако никто даже не шевельнулся. Даже пришедшая в себя Кэнди молчала, словно завороженная.

Тогда Донна одним прыжком встала перед Аланом и нежно взяла его за подбородок:

— Он не стоит того, чтобы из-за него идти в тюрьму, Алан. Особенно здесь. Оставь его, я прошу. Хватит! Оставь его в покое…

Алан поглядел на нее мутным взглядом, словно пребывая в трансе. Потом чуть опустил плечи и как будто слегка расслабился. Он опустил глаза на окровавленное лицо у себя под ногами и понял, что Стефан еще дышит. Мысленно Алан об этом пожалел: он предпочел бы, чтобы тот умер. Никогда в жизни он никому так не желал смерти… Кокс оглянулся на двух мужчин, ожидавших его возле двери. На их лицах не было написано ничего — ни эмоций, ни мыслей.

Донна оттянула Алана от неподвижного тела Стефана.

— Здесь есть раненый ребенок, девочка. Ей страшно больно. У нее сломана трахея. Нам надо срочно узнать, что с ней случилось, Алан!

Кэнди поднялась на ноги, опираясь о кровать.

— Я же вам говорила: ее отвезли в больницу.

Донна остановила взгляд на жестком и неприятном лице Кэнди.

— Тогда, скажите, в какой она больнице. Мы поедем туда.

Алан тоже посмотрел на Кэнди и угрожающе процедил сквозь стиснутые зубы:

— Я собираюсь сровнять это долбаное место с землей. И советую сказать этой леди правду сейчас… Иначе потом я эту правду из тебя выбью…

Кэнди перевела взгляд с Алана на Стефана. Затем посмотрела на двух мужчин у дверей. И со вздохом пробормотала:

— Она наверху, в одной из комнат на крыше.

Донна побледнела.

— Но она же умирала… Ребенок умирал!

Кэнди опустила голову:

— Я знаю об этом, миссис Брунос.

— Так поскорей отведи нас туда! — проревел Алан. Он обернулся к стоявшим возле двери мужчинам и коротко бросил им: — Вы знаете, что делать.

Те кивнули и неслышно покинули комнату.

— Пойдемте, у нас не так много времени. — Кэнди повела их в известную комнату.

Едва она открыла дверь в это помещение под самой крышей, их всех обдал жар: Все равно, как если бы кто-то открыл духовку… Ребенок лежал на старом одеяле, брошенном прямо на пол. Веки у девочки были сомкнуты, рот слегка приоткрыт. Донна подбежала к ней и невольно вскрикнула. Кэнди дернулась, чтобы отойти к двери.

— Оставайся на месте, леди, — послышался голос Алана, — счеты с тобой пока не закончены. Там еще несколько человек внизу, не считая этих двоих. Я хорошо подготовился перед поездкой. Ты никуда не уйдешь из отеля, мать твою!

Алан осторожно поднял девочку на руки и выскочил с ней из комнаты. Донна и Кэнди двинулись вслед за ним. Он принес ребенка в комнату, где до этого нашел Донну. Донна увидела там Кассима с большим порезом на лбу. Он сидел в углу и разговаривал сам с собой на местном диалекте.

В комнате Алан осторожно положил девочку на кровать. Но Донна уже поняла, что ребенок мертв. У девочки распух язык: это стало заметно при ярком освещении, а губы посинели. Большие карие глаза ее были полузакрыты.

Донна несколько мгновений смотрела на израненное тельце, пока не услышала нарастающий высокий и пронзительный звук. Она мысленно спросила себя: откуда доносится этот звук? Может, это ребенок? Но потом почувствовала, как Алан обнял ее за плечи, и поняла: кричала она сама — это с ее губ срывался этот безумный вопль.

Алан ласково смотрел на измученное и грязное лицо Донны Брунос. Он чувствовал, как от жалости сердце переворачивается у него в груди. В глазах ее Алан видел страдания, тоску, горечь поражения, и все это отражалось у нее на лице. Но в то же время в глубине синих глаз Донны горел какой-то внутренний свет — огонек той силы, которой раньше в ней не было. Лишь один или два раза ему доводилось разглядеть это в ней раньше. Теперь же внутренняя сила стала ее постоянной составляющей. Донна Брунос, жена Джорджио Бруноса исчезла. Ее место заняла просто Донна. Женщина с большой буквы.

Кокс крепко прижал ее к себе и дал выплакаться вволю. Искалеченное тело ребенка стало лишь последней каплей яда, последним ударом по ней того зла, что с недавних пор лавиной обрушилось на нее. Каким-то внутренним чутьем Алан Кокс понял это.

Душевная мягкость — это свойство Донны, связанное со способностью глубоко переживать за других, — всегда притягивала Алана к ней. Алан Кокс сейчас держал ее возле груди, думал о ней и одновременно слушал, как вокруг них разрушается проклятое здание. Он опять почувствовал себя самим собой, только очистившимся ныне от всех неправедных дел, которые когда-либо совершал и которые приписывала ему молва. Он испытывал такие ощущения, которые, наверное, были знакомы лишь солдатам в конце войны, открывавшим перед заключенными ворота лагерей смерти.

Он стирал этим свои неблаговидные поступки, совершенные в прошлом, и начинал с чистого листа новую жизнь. Ту жизнь, которую он хотел делить с женщиной, что сейчас покоилась в его объятиях…

Донна сделалась отныне для Алана абсолютно необходимой. Это напоминало ему отдаленно наркотическую зависимость. Теперь он понял, что Донна нужна ему так как никто и никогда не был нужен: «А теперь, когда разрушились последние бастионы ее идиллических представлений о Джорджио Бруносе, у меня появился реальный шанс…»

Глава 39

Донна пила мелкими глотками лимонад из высокого стакана. В это же самое время Алан и его сподвижники разбирались с жалкими остатками так называемого отеля «Бэй Вью». Один из его людей, крепкий детина с бычьей шеей, темно-карими глазами и густыми волнистыми волосами, что-то быстро говорил по телефону на урду.

Алан мрачно улыбнулся Донне. Они оба как по команде посмотрели на Стефана. Тот мешковато сидел на стуле и тупо смотрел прямо перед собой, как слабоумный. Лицо у него еще больше посинело и распухло, и весь он был перепачкан собственной кровью. Но Донна ничего не чувствовала, глядя на него.

— Наверное, он свихнулся, Донна, решив, что может устроить это убийство… А Джорджио знал, что ты собираешься покончить с его женой, если она будет мешать вашим делам? — спросил Алан, повернув голову Стефана лицом к себе.

Стефан попытался улыбнуться и тут же сморщился от боли, так как от движения лицевых мышц трещины в его разбитых губах еще больше раскрылись.

— Он собирался оставить Донну без гроша, приятель. Даже собирался захватить с собой деньги с продажи дома… Слышишь, он намеревался оставить тебя ни с чем, дорогая! И все это из-за его малыша. Он заделал его здесь.

— Заткнись Стефан, мать твою! — резко выкрикнул Алан.

Но Донна, склонившись к Стефану со стула, на котором сидела, негромко сказала:

— Нет, пусть он закончит. Я хочу знать все.

Стефан укоризненно покачал головой, словно Донна была непослушным ребенком.

— Какая же ты глупая девка, Донна. И всегда была такой. Даже сейчас ты хочешь знать правду, не так ли? Ты — как моя матушка: скажи правду и пристыди дьявола. — Он вдруг истерически захохотал. — Она не понимала, что дьявол живет в ее доме вместе со своей когортой!.. Понимаете, и сам Левис не знал, что его деньги были потрачены на все это. Вот в этом-то я и должен был разобраться, когда Джорджио попал за решетку. Левис действительно верил, что Джорджио удачно инвестировал его деньги, и рассчитывал на хороший доход с них. Некоторое время я побаивался: вдруг он и Джорджио когда-нибудь начнут болтать об этом? А то, что Джорджио водил вас за нос насчет того, что Левис потерял деньги на отелях — это просто мура собачья. Удачный ход! Я втянул в эти дела Левиса. А потом собирался вывести Джорджио из игры, ясно? Потому что все это я устроил. Мне нужно были его деньги. Но Джорджио есть Джорджио — он хотел сам распоряжаться всем этим долбаным притоном. Он также хотел построить роскошный отель. Но именно я все это взбудоражил. Видите ли, я знаю свой рынок. А Джорджио никогда мне ни в чем до конца не доверял…