– Этого, сынок, мы все хотим. Все хотим, – бормочет сидящий через несколько стульев от нас отец Джима, получая от жены удар локтем.

– По-моему, он имеет в виду цыпленка, – робко поясняю я.

– Ну-да, потому как это имеет полный смысл, – вполголоса произносит Клэр, беря стакан с водой и пробуя сделать еще один глоток.

Приняв у нас заказ, официантка удалилась, а разговор возобновился.

– Джим, я все собиралась спросить, не сможешь ли ты закончить горячую клейку таких кристалликов на все ленты для церемоний в церкви? – спрашивает миссис Гэйтс. – И еще, не забудь завтра утром смазать у себя под глазами кремом, ну тем, лекарственным.

Дрю принимается ржать, и Дженни пинает его под столом.

– Завтра я точно весь день зову его Головой-с‑геморроем, – наклоняясь, шепчет мне Дрю. – Понимаю, что он не в себе от свадьбы, но не думал, что из-за этого у него ослиная чесотка под глазами объявится.

Мамаша Джима слышит Дрю и наделяет его таким суровым взглядом, что у малого сразу слетает улыбка с лица.

– Эндрю, – важно заявляет она, – документально засвидетельствовано, что этот крем способен уменьшать мешки под глазами. Очень действенно, если кому-то предстоит фотографироваться.

– А еще смешно будет, когда глаза возьмут да и потекут, как унитаз, – произносит вполголоса Дрю.

– Джим, – не унимается мать Лиз, – сегодня не уходи, пока не напомнишь мне показать тебе журнальные фото двух разных цветочных арок. Тебе останется всего лишь сообщить цветочнице, какую из них устанавливать завтра на приеме, когда она привезет бутоньерки.

Джим прав. Эта женщина – ходячий и говорящий свадебный робот.

– Иисусе Христе, – молит Джим едва слышным шепотом, – сотвори это еще до того, как она примется говорить о белых розетках в петлице и я обаблюсь в лоскуты.

Я киваю ему, давая знак, что готов. По лицу Джима расплывается широкая улыбка, и он, уже не обращая внимания на Свадьборобота‑2000, делает знак официантке. Клэр в это время занята разъяснением Гэвину разницы между хорошими и плохими словами.

Днем раньше мы с Джимом встретились с директором ресторана и нашей официанткой и обговорили, как будем действовать. Как только официантке будет дан сигнал, она принесет для всех за столом поднос с шампанским. На дне бокала Клэр будет лежать обручальное кольцо, которое я бросил туда сегодня днем, когда ездил забирать смокинги для нас с Гэвином.

Поверить не могу, что вот наконец-то для этого пришло время. Совсем скоро я сделаю предложение женщине моих мечтаний, той, которую и не мыслил больше увидеть после нашей единственной ночи в колледже.

Официантка возвращается, она уже обнесла шампанским почти половину стола. Соображаю: сейчас или никогда.

Дотягиваюсь до руки Клэр, лежащей у меня на колене, сжимаю ее и подношу к губам, стараясь успокоить бешеное биение сердца.

Почувствовав мои губы на своей руке, она оборачивается и смотрит на меня.

– Клэр, я тебя так люблю, – нежно выговариваю я, замечая уголком глаза, что официантка подходит все ближе и ближе.

– И я люблю тебя, Картер, – с улыбкой отвечает Клэр.

Официантке остается обслужить всего двоих до того, как она подойдет к нам. Понимаю: надо чуток прибавить скорости, если я хочу уложиться по времени тик в тик.

– Едрена-печь, подожди-ка, послушай, что мне тут Дженни сказала. И как это меня угораздило забыть рассказать тебе! – говорит Клэр, склоняясь ко мне поближе, и смотрит мне через плечо, чтоб убедиться, что Дженни не услышит.

Я тоже оглядываюсь и вижу, что официантка обходит стол, направляясь прямо к нам. Когда она поставит бокал перед Клэр, мне полагается стоять, преклонив колено.

Черт!

– Клэр, не забудь, о чем хотела рассказать. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Она же, напрочь пропуская мои слова мимо ушей, поворачивается боком на стуле, чтоб быть ко мне поближе и смотреть прямо в лицо.

– Да, подожди, это всамделе здорово! Тебе это очень понравится, – возбужденно уговаривает она, а у меня аж нога бешено начинает выбивать по полу чечетку, когда я вижу, что официантка встала прямо за Клэр и что-то говорит Гэвину. – Ну так вот, Дрю, говорит Дженни, в последнее время вел себя как-то странно. Все про свадьбы да обручения талдычил и донимал ее всякими вопросами типа: «Если б я тебе предложение делал, что бы хотела, чтоб я сказал?» Дрю есть Дрю, его, блин, насквозь видно.

Я опять повернулся к Клэр, едва понимая, о чем она говорит, и соображая, будет ли дурным тоном предложить ей заткнуться ко всем чертям прямо перед тем, как я попрошу ее выйти за меня замуж.

– А? Что ты сказала? – спрашиваю я, поскольку она свою речь продолжает, а я несколько последних фраз упустил.

– Сказала, что Дженни думает, будто Дрю сегодня вечером собирается сделать ей предложение. Можешь поверить в такую дичь?

Я в шоке: голова медленно поворачивается так, что мы оказываемся лицом к лицу, челюсть отпадает, официантка с шампанским забыты напрочь.

– Дрю? Предложение? Сейчас?

Чертегобенатьблин!

– Вот и я про то же! Прежде всего так уж давно они вместе, и, во‑вторых, кто, к чертям собачьим, делает предложение на предсвадебном банкете у других?! Если меня спросить, так это просто дурной вкус. Перехватывать всеобщее внимание от готовой под венец пары и направлять его на себя. Да это им прямо оплеуха. Типа: «Эй, все! Поглядите на меня! Я – полный засранец и хочу, чтоб все глазели на меня, а не на тех двоих, как полагалось бы! Ха-ха, такой вот я засранец, есть у кого камера запечатлеть мое засранство на веки вечные?» – со смехом говорит Клэр и качает головой, мысленно представляя себе такого засранца.

Только ведь я и есть этот засранец! Этот засранец, мать твою бенать, я!

Рука просовывается между нами, и сквозь туман своей жалкой участи засранца я различаю бокал шампанского, который она держит. Чую, как мозги мои буквально отключаются. Слышу какой-то компьютерный голос, ведущий обратный отсчет от пяти, и ощущаю себя киношным сапером, не знающим, какой проводок перекусывать – красный или синий.

Красный или синий? КРАСНЫЙ ИЛИ, МАТЬ ТВОЮ БЕНАТЬ, СИНИЙ?!

Клэр тянется к своему бокалу с шампанским.

Ну, вы знаете, всегда болтают про то, что в момент, когда теряешь голову, представляется, будто видишь сон, как в замедленной съемке? Я прежде такого никогда не испытывал, всегда считал это полнейшей чушью, которую выдумывают, чтобы приукрасить свой рассказ.

Ну, так я прав.

Эта хреновина не движется замедленно, она движется быстрее скорости света, и я перекусываю не тот проводок… взрыв – и я уже не я, а полный осел-придурок.

Моя рука, словно бы совершенно отделенная от остального тела, взлетает со своего места на столе, сшибая по пути горящую свечу, солонку и мой собственный бокал шампанского, а заодно и два наполненных водой стакана, пальцами вцепляется в ножку бокала Клэр, когда та уже подносит его к губам.

Вырываю бокал из ее руки, расплескивая вокруг дорогущее шампанское. Где-то в самой глубине сознания слышу чей-то вопль: «Не-е‑е‑е‑ет!» – и совершенно не замечаю, что наглухо чокнувшийся осел, вопящий посреди «Пирса W», это я.

Не раздумывая ни секунды о том, что делаю, или о том, что все вокруг смотрят на меня с ужасом, мигом подношу бокал к губам, запрокидываю голову и вливаю все его содержимое себе в глотку. В том числе и кольцо.

Когда же я со звоном блямкаю пустым бокалом об стол, Дрю склоняется ко мне и шепчет на ухо:

– Чел, меняешь план? Я к тому, что, если по новому плану ты постараешься высрать это кольцо, то, должен тебе сказать, это очень не романтично.

13. Урочный Час

Я сейчас заплачу.

Я сейчас заплачу, как, прости господи, дитя, – и ничего не могу с собой поделать. Все труднее глотать, потому как здорово давит горло, и, чую, начинает с ума сводить бесконечное мерцание света из-за того, что приходится часто-часто моргать, удерживая слезы подальше от глаз.

Сучья порода, да я сейчас просто тупо разревусь. Есть женщины, которым по силам сдерживать плач без того, чтоб их макияж слинял или жидкость потекла изо всех дырок на лице, – я не из их числа. На мне роскошный наряд, волосы мои мастерски уложены, мой макияж безукоризнен, и сейчас в три секунды я все это порушу, на все сто перестав владеть мышцами лица. Сейчас я всамделе изо всех сил стараюсь держаться тихо, только все мои старания – псу под хвост, из-за них я издаю звуки, какие можно услышать только в передачах канала «Дискавери», когда уже далеко за полночь. Когда сил больше не останется, глазки у меня сделаются красненькими, будто мне по физии Майк Тайсон[45] съездил.

И во всем этом виновата Лиз. Зачем ей нужно быть сейчас такой прекрасной?

Мы стоим в нише в глубине церкви, считаные секунды отделяют нас от прохода к алтарю. Остальные подружки невесты уже отправились туда, присоединившись к шаферам жениха, двери, ведущие в церковь, затворились за ними, до последней минуты скрывая от собравшихся гостей тайну первого появления невесты.

Миссис Гэйтс хлопотливо порхает вокруг Лиз, в последний момент что-то поправляя в ее наряде и напоминает: не забывай улыбаться, но не особенно усердствуй, иначе в углах глаз морщинки появятся, и их будет видно на фото. То стоя во весь рост, то присаживаясь на корточки, она круг за кругом обходит Лиз, и я хихикающе подхлюпываю от наворачивающихся на глаза слез, до того она напоминает мне карусельную лошадку. Вдруг пробивает желание спросить Лиз, нет ли у нее какого кнутика взаймы, чтоб я смогла подстегивать ее мамашу, заставляя ее двигаться побыстрее.

– Никак не могу поверить, что ты выходишь замуж, – шепчу я своей лучшей подруге, и обе мы пропускаем мимо ушей напоминание мамаши Лиз, чтоб дочь потуже подбирала ягодицы, идя по проходу.

– Я тоже, – произносит с улыбкой Лиз – и тоже со стоящими в глазах слезами.