Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

Они закончили осмотр кухни. Он обнял ее за талию и повел по другому, короткому коридору, шепнув:

– Наша комната.

– У меня еще никогда не было спальни внизу, – сказала она ему, изображая восторг. Он открыл дверь в маленькую комнатку, пересеченную лучами солнца, проникавшего сквозь поперечные жалюзи. В центре стояла двуспальная кровать с белым махровым покрывалом, на котором кто-то выложил веточками слово «ПРЕВЕТСТВАЕМ».

– Вероятно, это сделали Дурга и Шукла, – ласково сказал он. – Какие они молодцы!

Она покачала головой и смутилась. Тема постели до сих пор заставляла ее цепенеть от смущения. Вот и теперь у нее кружилась голова.

– Где наша одежда? – поспешно спросила она, потому что у него, несмотря на дневные часы, заблестели глаза.

– Вот. – Он открыл дверь в соседнюю комнату. – Тут, к сожалению, беспорядок, но я решил, что тебе будет неприятно, если прислуга прикоснется к твоим вещам.

Ее свадебное платье лежало на полу в полотняном мешке, словно чье-то мертвое тело. Рядом ее дорожный сундук, уже поцарапанный и покрытый наклейками, ее теннисные ракетки, горка платьев, костюм для верховой езды, который она надевала в школе. Все это вперемешку с его клюшками для поло, военной формой и стопкой старых полковых журналов.

– Я все разберу, – сказала она, полная решимости быть такой же хорошей хозяйкой, как мамочка, и держать дом под контролем. – Теперь это моя работа.

– Не забывай, что теперь у тебя четверо слуг, – напомнил он. – Ты вообще можешь палец о палец не ударять, если не хочешь.

Си Си уже предупреждала ее, что идея о служанках, на которых можно переложить все хлопоты по дому, очень распространенный миф у всех здешних мужей. Она смешила Розу до колик своими рассказами о том, как некоторые служанки процеживали суп через свои тюрбаны, а одна даже (Си Си клялась, что это правда, хотя с ней никогда точно не скажешь) использовала свои пальцы в качестве подставки для гренок.

– Они станут для тебя самым серьезным испытанием. Правило первое, – она подняла палец и для убедительности вытаращила глаза, – они дети во всем.

– Я знаю, – сказала Роза Джеку, – но какие-то вещи я с удовольствием делала бы сама.

– Ну и делай, – ответил он. Показалось ей или нет, что его слова прозвучали в тот момент чуточку едко, или она просто начинала видеть во всем то, чего и нет?

– Но я жду с нетерпением встречи с ними, – на всякий случай добавила она, чтобы он снова не рассердился.

И вот теперь, один за другим, слуги выходили из тени, и она знакомилась с ними.

Первой шли Дургабаи, горничная и повариха, миловидная женщина из Махараштры с острыми скулами и блестящими карими глазами, и Шукла, ее семилетняя красивая копия, прятавшаяся за ее юбками.

Потом подошел Динеш, худой как палка и безупречно аккуратный, и поклонился без улыбки. Джек сказал, что Динеш был его опорой последние три года. За ним подошел Ашиш, дхоби-валлах (мужчина-прачка) с высохшей ногой и молочными глазами, застенчивый, как маленькая девочка. Дургабаи держалась очень приветливо, улыбалась и качала головой, говорила: «Приветствуем вас, мэмсахиб», словно заглаживая неловкость остальных.

За ленчем – гороховым супом с копченостями и пересохшей бараньей отбивной – Роза шутливо призналась Джеку, что ей ужасно трудно запоминать индийские имена и что даже с лицами у нее проблемы, они кажутся ей одинаковыми.

Он положил нож и вилку и сказал довольно резко, что ей нужно сосредоточиться, потому что нехорошо их обижать. Потом рассказал ей историю про индийского майора в его полку, который за неделю выучил все имена.

Она расстроенно уставилась на отбивную. Какую глупость она сказала! Когда она снова подняла голову, две пары темных глаз с любопытством смотрели на нее из дверей.

Джек рявкнул несколько слов на хинди, Роза услышала сдавленное хихиканье, и дверь закрылась.

– Что ты сказал, Джек? – спросила она.

– Я сказал, что, если он не перестанет пялиться на мэмсахиб, я приду в его дом и буду пялиться на его жену.

– Джек! – воскликнула она. – Да ты озорник!

– Мэмсахиб, – обратилась прямо к ней Дургабаи, появившаяся в дверях. – Простите, что помешала, но у задней двери вас спрашивает дхоби-валлах.

Роза беспомощно повернулась к Джеку.

– Что мне сказать?

Джек снова положил нож и вилку.

– Скажи ему, чтобы он пришел снова, когда мы поедим, и что мы не хотим, чтобы нам мешали. Для тебя это хорошая практика.

– Мы кушаем, – сказала она мужчине дрожащим голосом. – Мы не хотим, чтобы нам мешали. Извини. – Дверь закрылась.

Она вздохнула и опустила голову.

– Не знаю, как у меня все получится. Мне так многому надо учиться.

– Не торопись, – успокоил ее Джек. Поскреб затылок и тоже вздохнул.

После ленча Джек повел ее показывать то, что он называл садом – бетонную полосу с крошечной лужайкой и несколькими глиняными горшками с розами, которые жаждали воды. Все это уместилось бы дома в Англии на овощных грядках.

В конце сада стояла шпалера, за которой на земле возле хижины сидела женщина и кормила ребенка.

– Ты обычно ешь ленч дома? – вежливо поинтересовалась она, когда они шли рядом по дорожке, посыпанной гравием.

– Нет, обычно в гарнизонной столовой или на ходу, – ответил он, к ее огромному облегчению. – Но очень приятно забежать домой и увидеть там тебя.

– Спасибо. – Она бросила на него быстрый взгляд. – Ах, божественно! – Она, прищурясь, посмотрела на безоблачное голубое небо. – Неужели здесь бывает зима? Сейчас так тепло.

– Да, верно, – согласился он. – Но ты не представляешь, как тут жарко летом.

– Я люблю жару.

– Хорошо.

Он попросил у нее прощения и пошел в дом. Она стояла на солнце в своем новом тропическом шлеме, довольно тесном, слушала шум воды в ватерклозете и его покашливание. Вернувшись, он, казалось, был рад, что вспомнил что-то новое.

– Роза, – сказал он, – возможно, завтра к тебе зайдет миссис Клэйтон Бут. Она просто кладезь информации про то, где что покупать, про прислугу и прочее. Надеюсь, ты не возражаешь, что я договорился с ней.

– Конечно, нет. – Она привстала на цыпочки, одновременно прикрывая глаза и складывая губы трубочкой – она почти решила, что поцелует его, когда услышала за шпалерой шорох листьев.

– Дорогая, – воскликнул Джек, отталкивая ее, – больше не делай этого прилюдно, при прислуге!

– Ох!

– Это задевает их скромность.

– Прости, Джек.

– Роза, почему у тебя такой странное выражение лица? Тебе действительно еще многому нужно учиться.

Как она должна выглядеть, скажите, пожалуйста? Ох, пропади ты пропадом! Ей хотелось убежать в дом и поплакать.

– Прости, – снова сказала она еле слышно.

Он зашел в дом, чтобы собрать свои вещи, а она стояла в середине ее нового сада и размышляла, не совершила ли она самую большую ошибку в своей жизни.

Проснувшись на следующее утро, Роза вспомнила, что даже не потрудилась прочесть письмо от Тори – оно так и лежало в ее кармане вместе с тем, другим.

Ей приснился мармелад, да так явственно, что она ощущала его запах. Каждый год примерно в это время мама и миссис Пладд устраивали большую заготовку. Покупали апельсины, отмывали запылившиеся кастрюли, промывали марлевые мешочки для процеживания желе, писали этикетки и, наконец, извлекали из ящика со столовыми приборами специальную ложку, покрывшуюся за десятки лет пятнами, чтобы мешать ею сладкую массу.

В доме потом много дней пахло апельсинами. Странно, что вызывает у тебя тоску по дому. Звезды другое дело, или, по крайней мере, мысль, что те же самые звезды, которые подмигивают тебе с высоты, горят и над ее спящими родителями в тысячах миль от нее. Или вчера при виде двух маленьких девочек, прыгавших возле клуба через шланг, она затосковала по Тори. Не по взрослой Тори, разъезжавшей по Бомбею в «Форде» Си Си, а по той, прежней, с вечно ободранными коленками, которая скакала с ней на пони, валялась на лужайке, искала клевер с четырьмя листочками и болтала о пустяках в те летние дни, когда время замирало и не надо было ни о чем беспокоиться.

Она встала с постели и нащупала в кармане два конверта. Так, в первом: Вива нашла работу, у нее теперь есть собственное жилье, и это замечательно. А вот когда она прочла приглашение Тори пожить у нее, по ее щекам потекли слезы. Ей страшно хотелось поехать к ней, но это зависело от многих вещей. Она села у туалетного столика, долгими, ритмичными движениями расчесывала волосы и размышляла, нравится ли вообще Тори Джеку. Скорее всего нет. Роза удивлялась, почему мужчины не видели, какая она абсолютно замечательная – веселая, добрая, с открытым сердцем, да все что угодно!

Она тихонько положила щетку на столик, повернулась и посмотрела на Джека. Он спал, вытянув на простыне длинные загорелые ноги.

Пока она глядела на него, он тихонько чмокнул губами, протянул руки над головой и уронил их на подушку. Она смотрела на пучки влажных светлых волос под мышками, на пальцы, трогавшие ее в разных местах. Ох, ради бога, глупая женщина, упрекнула она себя, чувствуя, как у нее внутри зреют рыдания. Что с ней творится? Она не должна плакать, никак не должна.

В Бомбее становилось жарко; ты словно нырял в горячий суп. Жара была влажная, она придавливала тебя и заставляла тосковать по очищающим дождевым струям.

У Тори высыпала потница, и она принимала ванну с «Джейз Флюид», когда услышала телефон.

Через несколько мгновений Си, которую все сильнее раздражали звонки, закричала через дверь:

– Некто по имени Фрэнк, судовой доктор, спрашивает особу по имени Вива. Я вообще не понимаю, о чем он говорит.

У Тори затрепетало сердце.

– Алло, странник в чужой стране, – проговорила она, позвонив ему через двадцать минут. – Что привело тебя сюда?