Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

В коридоре пахло старым карри и средством от мух, но когда они вошли в квартиру Дейзи, она сразу понравилась Виве. Тут были высокие потолки, беленые стены, много воздуха, да и выглядела она как-то по-деловому – с аккуратными стопками книг и яркими подушками. В гостиной на письменном столе виднелись пишущая машинка и стопки бумаги, вероятно, проверочные работы студентов.

– Идите сюда и посмотрите, какой вид! – Дейзи вывела ее через гостиную на просторный балкон с белым мозаичным полом и видом на множество крыш и мечеть. – Превосходное место для вечеринок, – улыбнулась она; солнечные лучи отражались от ее бледной кожи. – Вчера мы играли тут в бадминтон. Хотите чаю? Сэндвичи? Вы голодная?

За чаем Вива решила, что Дейзи ей нравится. За ее добрыми глазами она почувствовала практичный и энергичный ум, который знал, как делаются дела. Но пока еще она не могла понять, можно ли чувствовать себя в безопасности рядом с ней. За второй чашкой чая Дейзи рассказала ей, как участвовала в движении под названием «Сеттлмент»[54], созданном женщинами из Оксбриджа с университетским образованием. «Мы такие испорченные и пользуемся всеми привилегиями, – решили они. – Мы поедем в Индию и будем учить женщин в местном университете».

Гораздо позже Вива узнала, что у Дейзи, с ее неряшливыми платьями и безупречным, аристократическим произношением, есть титулованный отец, владеющий землями в Норфолке; но она отказалась от богатой жизни. Ей хотелось делать благо для других людей, но за это ее высмеивали в ее кругах.

– Индийские женщины… в университете? – Вива удивилась. – Извините, но я думала, что большинство из них неграмотные.

– Ну, верно, многие деревенские женщины неграмотные. – Дейзи задумалась, наморщив лоб. – Но Бомбей очень прогрессивный город в некоторых вопросах, и у нас здесь есть женщины-юристы, поэтессы, доктора, художницы, инженеры. Они великолепные – яркие, любознательные, с хорошими мозгами. Если вам интересно, можете с ними встретиться.

Помимо преподавательской работы Дейзи, по ее словам, и сама проходит шестинедельный курс обучения в университете, чтобы лучше говорить на урду.

– А вы знаете этот язык? Ах, такой роскошный! Если вы интересуетесь поэзией, позвольте дать вам пару книг. Такое открытие!

– Я была бы очень рада.

– А вы? – Дейзи направила на нее добрый взгляд из очков в металлической оправе. – Вы жили когда-нибудь в Индии?

– До десяти лет. Мои родители погибли на севере в автомобильной аварии. – Ложь легко слетала с ее губ. – И тогда я вернулась в Англию. А сейчас приехала отчасти для того, чтобы забрать их вещи. После них в Шимле остался дорожный сундук.

– Бедняжка, как это печально.

– Ну… – Вива никогда не знала, что говорить в таких ситуациях.

– Вы планируете работать?

Вива прокашлялась.

– Я хочу быть писательницей. – Ее дела шли неважно, и такое заявление показалось ей фальшивым. – В Англии у меня напечатаны несколько статей.

– О! Как здорово!

– Не слишком. В данный момент. Хотелось бы, чтобы это было так. Вообще-то, сейчас я ищу любую работу, которая могла бы меня поддержать.

Дейзи налила еще чая в обе их чашки.

– Но ведь вы только что приехали, – удивилась она. – А сейчас в Индии такое замечательное время – меняется буквально все. Идеальное время, по-моему, для писателя.

Она рассказала Виве про партию Индийский национальный конгресс, которая теперь полна решимости вырвать страну из рук Великобритании, про призывы бойкотировать британские товары и о том, как Ганди, «истинный вождь», спокойно мобилизует индийцев.

– Как вы думаете, после этого индийцы начнут ненавидеть англичан? – спросила Вива, как всегда, не зная, на чьей она стороне.

– Нет, не думаю, – ответила Дейзи. – Индийцы очень легко все прощают – они самый теплый и самый дружелюбный народ на планете, пока не разозлятся, и тогда все меняется. – Она щелкнула пальцами. – Некоторые горячие головы в самом деле разжигают пламя. Имейте это в виду. И будьте осторожны. Но давайте вернемся к нашему разговору. – Дейзи достала ручку и блокнот и задумалась. – Сколько вы собираетесь прожить в Индии?

– Минимум год.

– Вы говорите на хинди?

– Чуточку.

– Великолепно. Но попробуйте выучить и маратхи – между ними такая разница!

Дейзи сказала, что тоже знает Ллойда Вудманси.

– Прежде он был художественным редактором в «Таймс оф Индия», а также работал в «Пайонер». Я не уверена, пишут ли для них женщины, а если и пишут, то, вероятно, только про наряды и «Шоу Хризантем». Но попытаться не мешает. Теперь он очень старый и немного обеднел. Купите ему шоколадный кекс.

Из своей потертой сумки она достала листок бумаги и написала его имя и адрес.

– Он живет напротив рынка Кроуфорд.

– На какие деньги я могу рассчитывать, если мне повезет и я сумею написать нужный материал? – У Вивы учащенно забилось сердце.

– Ох, боюсь, что вы практически ничего не получите, если только не пишете как Редьярд Киплинг. За пару вещей, которые я сделала для них недавно, мне вообще ничего не заплатили.

– А-а.

– Ой, дорогая… извините.

– Все нормально. – Вива отвернулась. – Спасибо, что вы попытались мне помочь.

Дейзи поставила чашки на поднос, тщательно выровняв их.

– У вас очень плохо с деньгами? – спросила она.

Вива кивнула, убитая тем, что почувствовала, как по ее щеке ползет слеза.

– У меня осталось примерно двадцать пять фунтов, – сказала она наконец. – Мне должны были оплатить проезд, но потом человек, нанявший меня, передумал.

– Это несправедливо.

– Да, – подтвердила Вива, – несправедливо.

– Слушайте, посидите еще секундочку, – сказала Дейзи. – Я нашла другой вариант, ничего выдающегося, но он поможет вам продержаться.

И она рассказала Виве, что, помимо преподавательской работы «Сеттлмент» поддерживает два детских приюта в Бомбее: один, под названием «Тамаринд», находится в Бикулле, там днем кормят уличных детей и дают им самые простые знания, навыки чтения и письма. Несколько детей живут там как временные квартиранты, и в данный момент в приюте не хватает одного ассистента. Плата скудная – рупия в день, но зато там гибкие часы работы, что важно и удобно, если собираетесь продолжать писать книгу. Работнику предоставляют маленькую комнату в соседнем доме, у хозяина которого, мистера Джамшеда, парси, дочери учатся в университете. О, дети расскажут вам столько всего, что сможете потом писать всю жизнь, – добавила она. – И уж это точно лучше, чем хризантемы и платья.

Вива немного подумала.

– Я возьмусь за эту работу, – утвердительно кивнула она.

– Великолепно. – Дейзи покачала головой.

Пока они разговаривали, небо над городом вспыхнуло огненным пламенем. Где-то на улице водонос кричал: «Пани!»

– Пожалуй, – сказала Дейзи, – нам пора поискать автобус, который отвезет вас домой. Скоро стемнеет.

И впервые за много дней Вива не испытывала ужаса перед пустой, одинокой ночью, ждавшей ее. Ничего даже отдаленно не получилось так, как она ожидала, но начало было положено.

В тот день, когда Вива вышла на свою первую работу в Бомбее, Роза молча сидела у окна в экспрессе «Декан». Они с Джеком были женаты три недели и теперь ехали в Пуну, где должны были переселиться в их первую семейную квартиру. Трех недель молодой жене хватило, чтобы понять, что ее муж не любит, чтобы его отвлекали, когда он читает газету, и что отныне его планы будут всегда считаться более важными, чем ее.

Такое заявление было сделано терпеливо, но твердо, в спальне старинного гостевого дома в Махабалешваре, где они провели четыре дня их запоздалого медового месяца.

– Как славно! – воскликнула она и захлопала от восторга в ладоши, когда он объяснил, что они остановятся на один-два дня в Бомбее, когда будут возвращаться в Пуну. – Я повидаюсь с Тори, а может, с Вивой.

Ей очень хотелось встретиться с подругами и услышать их новости. Он нахмурился, и она увидела, как на его щеке замерцал желвак – она уже знала, что это признак его недовольства.

Он объяснил, что ему надо взглянуть на какую-то там лошадь, а потом они должны кое-что купить для их нового дома. Смешно, но она была разочарована, хотя изо всех сил старалась не дуться.

– У тебя будет масса времени, когда мы обустроимся. – Он немедленно смягчился и обнял ее. – Но сейчас нам нужна мобильность.

Слово «мобильность» было любимым у Джека. А еще «давай двигаться», или, если у него было игривое настроение, «аванте», или на хинди «джалди» (поторопись).

Иногда она замечала, что он с изумлением смотрел на местных жителей. Многие из них, казалось, были способны проводить долгие часы, просто уставившись в одну точку. Он никогда не смог бы так жить.

Тихонько, чтобы не толкнуть Джека под руку, Роза достала коричневый кожаный бювар и золотую авторучку, подарок ее отца накануне отъезда, и написала:

«Ну, дорогие мои родители, старая замужняя леди едет теперь в поезде. Час назад мы покинули Бомбей, и нам предстоит дорога в сто пятьдесят миль[55]. Я в восторге от того, что увижу сегодня к вечеру нашу новую семейную квартиру. Кстати, вот мой новый адрес: гарнизон Пуна, Ларчез 2. В окне я вижу крутые, лесистые склоны, местность становится все более романтичной и индийской!»

Вообще-то, леса были довольно бурые от жары и пыли – хотя Джек сухо заверил ее, когда закончил чтение спортивного раздела в «Пайонер» и бегло просмотрел объявления, что наступит сезон муссонов, и все зазеленеет.

Тут Роза подняла голову и вспомнила менее романтичную картину, которую они видели утром, – она до сих пор краснела, вспоминая. На обширном запыленном поле на окраине Бомбея дюжины туземцев справляли нужду при свете белого дня. «Номер два».

– Не смотри, – приказал ей Джек, но она видела краешком глаза эти ужасные зады, на первый взгляд похожие на полевые грибы.