Все мы стараемся принять смерть стоически, но никто еще не сказал: «Да бога ради!», когда сумасшедший приставил к его голове пистолет для того, чтобы поживиться сотней долларов.

Мы панически, отчаянно боимся смерти – или не верим в нее.

Чужая смерть может ранить душу. Мы способны тяжело переживать утрату. Иногда, когда умирает кто-то близкий и старый, мы плачем, но быстро отпускаем его, так как чувствуем, что его время пришло.

Но даже если смерть не испугала нас, вдруг осознаем, что мы – следующие в очереди. И становится грустно, и хочется все успеть, и мы сгибаемся под грузом понимания того, что это невыполнимо.

Андрей заперся у себя в кабинете и отказывался с кем-либо разговаривать. Только что он провалил переговоры с производителями салатов в вакуумной упаковке. И ничуть не огорчился.

Возможно, он первый раз осмыслил, что есть кое-что поважнее, чем карьера, статус и личное пространство.

Он переживал не за себя. А за человека, девушку, чья жизнь зависела от него.

Это звучит ужасно.

От него зависит чужая жизнь.

Никто не хочет делать эфтаназию, даже несмотря на то что это гуманно. Никто не хочет думать о себе как о палаче.

Поневоле Андрей задумался и о собственной смерти. О той, что могла произойти, если бы его не спас демон.

Почему, интересно, ему захотелось умереть? У него выбили почву из-под ног, мир рухнул, но кто сказал, что в такие мгновения человек не открывает в себе удивительные возможности? Вероятно, он не мог бы удержаться на ногах, но мог бы… взлететь?

У любого есть мечта. Ты страдаешь, когда она далеко, и часто не веришь, что с каждым шагом она становится ближе, и страдаешь, потому что не ожидаешь уже, что пройдешь этот длинный путь за свою короткую жизнь, а потом вдруг оказывается, что ты уже жмешь мечте руку, и пьешь с ней на брудершафт, и приглашаешь ее пожить у тебя пару дней… А когда она оказывается рядом, то вдруг перестает быть мечтой, становится чем-то обыденным.

И тогда она для тебя словно умирает. Ты лишаешься того, что тебя поддерживало и утешало, и даже пугало – и тебе не хватает не только чаяний, но и страхов. Ты потерял что-то очень дорогое и не знаешь, как жить дальше.

Андрей знал, ради чего раньше жил. Ради денег, славы, ощущения собственной значимости. Он еще этого не обрел, но уже потерял – и жить стало незачем. Мечта скончалась от тяжелого недуга вдали от него – совсем одна.

– Эй, ты! – Андрей ткнул пальцем в грудь не то чтобы очень здорового, но довольно внушительного охранника. – Пусти меня туда! – И он указал на коридор, ведущий в ночной клуб.

Охранник отвернулся.

У них уже состоялся настоящий мужской разговор, из которого следовало, что охранник – тупица и не знает, с кем связывается, а Андрей – алкоголик, которого ни за какие блага (взятка в пятьсот рублей) не пустят в приличное место.

Откровенно говоря, место было не особенно приличным.

Начинал Панов где-то в центре, а закончил в Кунцеве, у дверей местного заведения. Сюда он приехал с какими-то людьми, которых потерял, кажется, у метро. Он ехал на метро? Андрей не помнил.

– Эй, да ты пьяный! – рассмеялась девица в магазине, где Андрея сочли достаточно трезвым, чтобы продать ему бутылку текилы.

Андрей обернулся.

– Ты сама пьяная, – отрезал он.

– И что? – не унималась девица.

Андрей посмотрел на нее повнимательнее.

Заурядная. Блондинка, джинсы в обтяжку, что-то там со стразами на груди, черные стрелки на глазах. Тушь осыпалась. Лет двадцать шесть.

– Хочешь текилы? – предложил он.

Она затащила его к себе домой, в пятиэтажный дом с запахом кошек в подъезде. Андрей давно не бывал в таких местах. В квартире витал дух семидесятых: свалка на балконе, горчичного оттенка обои, сто слоев облупившейся краски на окнах, высокий торшер с двойным абажуром. Призраков прошлого пытались изгнать с помощью черной магии ИКЕА: старый диван маскировало веселенькое покрывало в кругах, на полу лежал коврик в тон, пыльные окна закрывали шторы в крупных цветах.

Андрея мутило.

– Извини, – булькнул он и бросился в туалет, где его долго выворачивало в допотопный унитаз.

– Где текила? – поинтересовался Андрей, вернувшись в комнату.

– Может, тебе больше не надо?

– А может, признаешься, что ты когда-нибудь убивала человека? – почти заорал Андрей, схватив бутылку.

– О чем ты? – насторожилась девица. – Ты что, кого-то убил?

– Нет, но собираюсь, – Андрей отпил из горлышка.

Кажется, она испугалась.

– Давай ты больше не будешь пить, – сказала она, злобно сверкая глазами.

– Давай! – согласился Андрей и вылил текилу себе на голову. – Так лучше?

– Что ты делаешь?! – Девица тут же превратилась в чудовище.

Андрей мысленно прибавил ей двадцать килограммов, заменил шелковый пеньюар на застиранный банный халат и заранее пожалел того мужчину, который на ней женится.

– Пошел вон! Быстро! – орала девица.

Она вытолкала смеющегося Андрея из квартиры, и только на улице он понял, что забыл у нее пиджак, и телефон, и кошелек.

Пиджак, телефон и кошелек полетели вниз, в кусты.

Наличных в бумажнике не было.

– Наташа! – заорал Андрей. – Ты меня обворовала! Наташа!

– Я не Наташа! – крикнула девица с балкона. – Заткнулся и пошел вон!

– Я буду петь тебе песни, Наташа! – веселился Андрей. – А ты просто кидай мне за это мои деньги! Я хочу ря-ааадом бы-ыыть, я хочу все-еее забыыыть…

Спустя полчаса его забрала милиция.

– Я пьяный, но это же не повод воровать мои деньги! – возмущался Андрей. – Отнимите их у нее и возьмите себе! Там десять тысяч!

Милиционеры, как ни странно, последовали его совету, но деньги вернули ему. Андрей всучил им пять тысяч, «за причиненное беспокойство», как он выразился, и его доставили в отделение, где он заснул раньше, чем у него спросили адрес.

Очнулся он дома. Алина сидела рядом, читала.

– Время сколько? – пробормотал Андрей.

– Два часа ночи. Кто же так нажирается еще до полуночи? – ответила она, не отводя глаз от книги.

– Я. Я нажираюсь…

И он побежал в туалет.

После душа чуть-чуть полегчало.

– Ну, что случилось? – спросила Алина, взяв его за руку, когда Андрей упал на кровать и накрылся пледом.

– Мне плохо, – ответил он.

– Андрей! – строго произнесла Алина. – Объясни, что с тобой происходит.

– Дай сигарету.

– Тебя снова вырвет.

– Тогда дай сигарету и тазик! – закричал он.

Алина вернулась с сигаретами, апельсиновым соком и таблеткой алказельцер.

– Не поможет, – покачал головой Андрей, но таблетку принял. – Алин, тебе приходилось делать что-то, с чем ты потом не сможешь жить?

– Ты о чем? – нахмурилась она.

– Мне надо приничинить вред одному человеку. Плохо должно быть либо мне, либо ему.

– Это по работе?

Андрей кивнул.

– А какой именно вред? – поинтересовалась она.

– Ну-у… Представь, что ты угощаешь виски человека, и тут тебе говорят, что он потенциальный алкоголик, и алкоголь его убьет.

– Убьет прямо сейчас? У меня на глазах? – уточнила Алина.

– Да какая разница?! – разозлился Андрей.

– Вообще-то, огромная! – усмехнулась Алина. – Если у него… ну, не знаю… аллергия на алкоголь, какой-нибудь там злостный отек Квинке, и в радиусе ста километров нет ни одного врача – это одно. Но ты понимаешь, он же должен об этом знать…

– А ты представь, что он не знает. А вот ты знаешь.

– Ну, то есть он прямо умрет от капли спиртного?

– Нет! Он станет пьяницей и умрет!

– Бред какой-то! Как бы то ни было, это не мое дело, – она пожала плечами. – Человек сам решает, пить ему или не пить. В любом случае, лично я не сделаю его алкоголиком. Он сам себя сделает.

– Но получится, что ты помогла ему начать…

– Да нет, конечно! – Алина сердилась. – Такие люди обвиняют кого угодно, кроме себя, но зачем их слушать? Ты собираешься страдать от чувства вины за чужой выбор? А?!

– Не знаю… – Андрей покачал головой. – Я запутался.

– Андрей, но это же маразм! – Алина схватилась за голову. – Ты взрослый человек, успешный менеджер, умеешь принимать решения! И ты не можешь отвечать за судьбу других людей! Это какая-то маниакальная рефлексия! Так не должно быть!

– Спасибо, – Андрей взял ее за руку.

Он не читал книги и не любил кино за то, что они учили его размышлять, о личной ответственности в том числе. Он боялся превратиться в одного из тех, кто считает, что все в мире взаимосвязано и каждый твой поступок – звено очень длинной цепи.

Он не хочет быть таким! Это страшно. Тяжело, в конце концов!

Вся эта история его доконала. Но он должен преодолеть психологический барьер, чтобы снова стать самим собой. Он изменился, поумнел, но не настолько, чтобы взвалить на плечи ношу любви ко всему сущему. Он не Иисус, блин, Христос! Он не Спаситель.

Но на следующий день он все-таки сделал то, чего не должен был делать.

Позвонил Маше и пригласил ее выпить кофе.

У Маши оказался настолько хороший аппетит, что Андрей удивился, как же она остается такой стройной, даже худой.

Салат, суп, блины, еще блины с жюльеном, «Наполеон», клубника со сливками…

Ее не кормят дома?

Булемия?

Нервы?

– Ты учишься? – спросил он.

– Я работаю в юридической фирме, – не без гордости сообщила Маша.

– Первая работа? Платят немного? Я мог бы…

Маша перебила его:

– Я зарабатываю сто тысяч рублей каждый месяц. Так что спасибо тебе, все хорошо.

– Ой, прости… – Андрей приложил руку к сердцу. – Просто ты живешь с мамой…

– Не поняла, – Маша действительно удивилась.

– Ты не подумай… Каждому свое… – Андрей сделал вид, что смутился. – Просто я думал, что люди живут с родителями, когда у них нет денег на съемную квартиру.

– А мне не нужна съемная квартира. У меня есть своя.