Алекс Савчук - Прутский Декамерон

Поднявшись по ступеням мы вошли внутрь. По всему периметру помещения располагались ярко подсвеченные прилавки, в них поблескивали, сверкали, подмигивая нам, отливали всеми цветами радуги сотни золотых и серебряных украшений, с камнями и без. Молодая симпатичная продавщица в синей форменной одежде, вышедшая нам навстречу, улыбнулась и сказала:

– Что желаете? Хотите выбрать что-нибудь?

Зоя в растерянности поглядела на меня.

– Да, – сказал я, улыбнувшись ей ободряюще. – Нам надо что-нибудь выбрать. Вот девушке помогите выбрать то, что она пожелает, любую вещь на ее вкус.

Теперь на меня смотрели уже две пары удивленных глаз. Испытывая от собственных слов огромное удовольствие, я повторил:

– Да-да, любую вещь, которая ей понравится.

– За десять лет работы в магазине я что-то подобного случая не припомню, – в замешательстве пробормотала продавщица, приглашающим жестом подзывая Зою. Чтобы не мешать дамам, я отошел на противоположную сторону и стал рассматривать выставленные в витрине часы.

Зойка, наверное от растерянности, выбрала скромный золотой перстенек, надев который подошла и прошептала, пряча глаза: «Зачем, Савва? Я не заслужила от тебя подарка».

Рассчитавшись у кассы, я обнял ее и прошептал на ухо:

– Дурочка, ты заслужила, конечно, гораздо большего, а это лишь та малость, что я могу тебе дать.

В тот же день Зоя уезжала обратно в свой город, мы попрощались у автовокзала, и я ее больше никогда не встречал. Знаю только, что свою маленькую дочь она оставила на родителей – сдала, так сказать, на воспитание бабушке с дедушкой, а сама поступила в Кишиневский университет и успешно его закончила – то есть, нашла своим деньгам наилучшее применение.

1981–1982.

Вот ведь не зря же говорят, что понедельник – день тяжелый. Сегодняшнее радостное утро ну ничем не предвещало плохого дня и… на тебе!

Впрочем, обо всем по порядку. Я пришел на работу в ресторан как обычно утром, было что-то около девяти, облачился в синий халат, в котором выполняю все хозяйственные работы – уборку, раскладку товаров, складирование тары и прочее, и подумал было, что уж сегодня, в свой выходной, я спокойно и без помех сумею сделать все необходимые дела по бару, а в это самое время стучится ко мне директор ресторана, и я слышу из-за двери ее голос:

– Савва, открой немедленно, у меня есть к тебе серьезный разговор.

– Весь внимание, – распахивая дверь говорю я с улыбкой и отступаю на шаг. – Доброе утро, Александра Семеновна.

А она, останавливаясь в дверях и держась рукой за косяк, продолжает без паузы:

– Здравствуй. Скажи, ты можешь одолжить мне 250 рублей?

Я на несколько секунд задумался. Этот вопрос показался мне не совсем простым: с одной стороны директор, как коллега по работе, возможно, просто хочет одолжить у меня денег; с другой – она мой начальник и этим уже кое-что сказано; а в третьих, она часто участвует в ревизиях, в том числе и у меня в баре, и не просто присутствует, а является председателем комиссии. Тогда это уже совсем другой разговор и, возможно, Александра Семеновна таким способом собирается вымогать у меня деньги. Тут главное – правильно определиться, сориентироваться, хотя и сумма то – не ахти. Правда, – а это уже тема отдельного разговора, – и такой суммы у меня при себе сейчас не было.

Я отвечаю осторожно:

– Если вам не срочно, то я могу завтра из дому принести.

– А если мне нужно сегодня, сейчас?

«Так-так, манера разговора у нее почему-то агрессивная, это не к добру», – подумал я и развожу руками:

– Ну, тогда я не знаю…

Моя шефиня напрягает голос, проявляя явное нетерпение:

– Ну, у тебя же есть кассовые деньги!

«Так, вот оно что, вон в чем дело!»

– Есть, конечно, – отвечаю.

– Так ты не можешь их мне сейчас дать, а завтра из своих в кассу доложить? – спрашивает Александра Семеновна. – И ордерок за два дня завтра приложишь.

– Я не знаю… не хотелось бы оголять кассу, – говорю я, лихорадочно соображая как же мне поступить, затем продолжаю: – Ведь я должен деньги за выходные дни – субботу и воскресенье – сегодня сдать, это для буфетчиков, как вы знаете, обязательное правило. (Все это не проблема, теперь мне просто любопытно, что моя директриса еще посоветует, как далеко в своих запросах и советах зайдет).

Я смотрю на мою директрису, на ее напряженное лицо, и тут до меня начинает доходить, что у Александры Семеновны наступил решающий момент захвата власти в ресторане, и она мне это сейчас недвусмысленно демонстрирует; то-то я заметил что в последнее время она постоянно конфликтует то с заведующей производством, то с заведующей кондитерским цехом, теперь вот и за меня взялась. Мы трое – материально ответственные лица, а директор – лицо административное – хочет всем нам показать, кто здесь руководитель, что она здесь тоже кое-что значит и решает.

И, словно в подтверждение моих мыслей Александра Семеновна говорит:

– Ну вот, я так и знала, что ты именно это мне скажешь, что откажешь своему директору. И была готова к этому. И вообще, ты знаешь, дальше так дело не пойдет, Савва. Мы не сможем больше работать вместе.

– Почему же? – говорю я, изобразив удивленно-простодушное лицо. – Разве что-нибудь не так? А раньше, мне казалось, все было просто замечательно, мы с вами так слитно и плодотворно работали…

– Да, не так! – Александра Семеновна вдруг сходит с русла нормального разговора и переходит на крик. – Я вот покрываю тебя на собраниях, и защищаю от нападок начальства. Сколько уже было разговоров, что ты здесь, в баре, по ночам гулянки устраиваешь, по утрам девки от тебя выходят, да и парни тоже.

(При последних словах рожа моя от удивления вытянулась – с девками-то все понятно, а когда это парни от меня выходили? А, постой, ну, конечно же, вспомнил, было как-то раз – в карты с друзьями допоздна заигрались, пойти больше некуда было).

– И все эти вопросы я закрывала своей грудью, можно сказать, – продолжала она. – А теперь все, больше не хочу и не буду.

Я внимательно слушал. До сих пор у нас с Александрой Семеновной действительно были нормальные рабочие отношения, как у подчиненного с директором, мы, как мне казалось, вполне понимали друг друга. Раз в неделю по установленному мной же порядку я заносил ей представительский набор: бутылочка коньяка, банка икры (красной), банка кофе, шоколад там, пивко, напитки разные, соки, но денег – ни-ни, даже и разговора об этом не было. Да и должность ее – директор ресторана – была не престижной – ей не удавалось поставить себя над материально ответственными лицами.

– Короче, – продолжает тем временем моя Александра Семеновна, – я думаю, что нам вдвоем с тобой не ужиться в ресторане под одной крышей и теперь вопрос стоит так: или ты, или я.

«Вот даже как?» – от ее слов неприятно кольнуло в затылке.

– А почему не вы и я – вместе? – спрашиваю я ее. – Вы мне объясните ситуацию, я, может, чего недопонимаю, молод еще. И тогда под вашим чутким руководством будем конструктивно решать вопросы. Вместе – вы и я.

– Нет, Савва! Уже поздно! Я тебе говорю, что в ресторане останется один из нас: ты или я, и все, точка!

– Раз так, тогда остаюсь я! – неожиданно для самого себя выпалил я и тут же испугался своих собственных слов.

Александра Семеновна же от растерянности, казалось, и вовсе потеряла дар речи и несколько мгновений молча открывала рот, словно рыба, лишенная родной стихии, затем, не сказав больше ни слова, выскочила наружу и захлопнула за собой дверь.

А я задумался, с лихорадочной быстротой перебирая в уме варианты:

«Что я наделал? Я сам себе отрезал все пути к отступлению. Ну, хорошо – есть ли у меня теперь хоть один шанс из десяти, из ста, в конце концов? Директор общепита Наина Васильевна – мамочка – относится ко мне неплохо, но… денег я ей не заношу, поэтому она меня против Александры Семеновны не поддержит, – кто я такой по сравнению с директором ресторана. И, главное, стаж последней в партии – 27 лет, жутко сказать! А кто и что я? Нерадивый комсомолец, который даже копеечные взносы не вовремя платит. Директор торга Владимир Викторович тоже с симпатией ко мне относится, но… и с ним нет у меня денежно-любовных отношений, только по пьянке как-то раз состоялся у нас с ним разговор, что мы, бармены, берем под свою ответственность приемы партийных гостей и друзей торга… И все. Явно недостаточно.

Парторг торга, он же завотделом кадров, вроде ко мне благоволит, но… у него был личный конфликт с неоплаченными банкетами в ресторане, из-за которых он, кстати, чуть с работы не вылетел, так что и он может в случае чего принять сторону моей начальницы. Да и по партийной линии опять же… Несомненно, Александра Семеновна ему как бы роднее, ближе.

Остается… ПАПА. Он же Первый секретарь райкома партии. Самая высокая и последняя в нашем городе инстанция и моя единственная надежда. Ему я денег не носил, водкой поить бесплатно не обещал, но… он величина – не чета остальным! Он единственный, кто может решить сейчас мой вопрос – более подходящего варианта я не нахожу. Благоприятного для себя, имеется в виду. Кроме того, мне кажется, что я уже знаю, о чем мне надо говорить с Первым, какую тему выбрать».

Прошло с полчаса, я ожесточенно перемываю посуду, понемногу успокаиваясь и отрабатывая в голове детали предстоящего разговора с ПАПОЙ, и тут вдруг в бар входят замглавбухгалтера Галина Ивановна, и… «родная» моя Александра Семеновна, которая с порога объявляет, словно обухом по голове огрела: