Алекс Савчук - Прутский Декамерон

В это время Василий Васильевич, с удивлением и недоверием разглядывая свою мишень с редкими попаданиями, подошел ко мне.

– Ну что, бармен, – сказал он, – будешь прощения за свое поведение просить, или как?

– Или как, – ответил я, доставая из-за пояса пистолет и взводя его. – Я смотрю, Василий Васильевич, ты по-доброму не отъ…шься, значит, настало время свести с тобой счеты.

– Э…э! – подался он от меня. – Ни у кого же нет патронов.

– Зато у меня есть полный магазин, – сказал я, выбрасывая обойму на ладонь и тут же со щелчком возвращая ее обратно. Офицеры, услышав наш разговор, окружили нас, но близко не подходили.

– Так вот, Шишигяну, ты стоишь сегодня перед выбором: или ты, наконец, станешь человеком, или тебя за все твои прегрешения постигнет тяжелая кара. Я тебя вызываю на дуэль! Вот тебе четыре патрона и мне три, и разошлись на тридцать шагов.

Василий Васильевич, сделав несколько шагов назад, сказал:

– Савва, ты что, ты это… не шути с этим.

– А я и не шучу, – говорю я ему, тем временем подмаргивая остальным, чтобы не принимали наш разговор всерьез. – Говори, долго еще будешь мне мозги парить?

– Не буду, не буду, – заверил меня Василий Васильевич, положа руку на сердце, – никаких с тобой больше дел.

– Ладно, – сказал я, засовывая пистолет за пояс, – в таком случае я тебя прощаю.

В это время подъехал автобус, все потянулись к Виталику за патронами, и стали набивать магазины, но особого желания продолжать стрельбу ни у кого не было.

Виталий на этот раз выглядел еще более пьяным чем до отъезда. Наверняка уже в каком-то кафе отметился, подумал я. Переходя от одного стрелка к другому он стал всех расспрашивать:

– Банан, где мой пистолет?

– Не знаю, – отвечал тот, – у меня свой.

– Яник, я тебе свой пистолет не давал? – спросил он другого.

– Нет, – отвечал тот. – А ты номер то свой помнишь?

Обойдя почти всех, Виталий покачиваясь подошел ко мне:

– Савва, ты не видел мой пистолет?

– Не знаю, – спокойно отвечаю я. – У меня мой. – Сказал, и потопал на линию стрельбы.

– Вот блин, – развел руками Виталий, – отдал кому-то, а кому, не помню.

Прошло минут наверное десять, затем ко мне вновь подошел Виталий.

– Эй, какой же у тебя твой? – спросил он. – Ну-ка давай посмотрю номер.

С улыбкой я возвратил ему его пистолет.

Стрельбы в тот день завершились благополучно, пострадавших не было. Но менты почему-то меня больше с собой никогда на стрельбы не брали.

Ровно в полдень я распахнул двери бара и с этого начался мой трудовой день.

Вообще-то я любыми способами старался избегать работы днем по вполне банальной причине – отсутствие посетителей: наш городок небольшой и, хотя он считается «центром» юга Молдавии, всего в нем проживает меньше сорока тысяч народу, и в полуденное время – с двенадцати до пяти часов вечера – наши потенциальные клиенты, как и подавляющее большинство нормальных советских граждан, трудятся на производствах и по барам не ходят, поэтому эти часы я всегда считал и считаю бездоходными как для общепита, так и для себя лично.

Иногда случалось, конечно, что в полуденный час в бар забредала какая-нибудь скучающая молодая особа из приезжих курортниц; да еще если дамочка искала приключений и не была обременена строгими моральными устоями… и, таким образом, могла скрасить бармену, а заодно и себе это скучное время дня… Но это бывало так нечасто, так нечасто…

Впрочем, я отвлекся.

Во все дни недели, исключая выходные – субботу и воскресенье – зал нашего ресторана в обеденные часы работал в режиме и по ценам обычного кафе, и сюда стекалась масса народа со всех концов города, чтобы в приятной обстановке и под музыку вкусно и недорого пообедать. Но сегодня, в связи с ремонтом паркетных полов в означенном зале, обед, понятное дело, не состоялся, и десятки, а может и сотни постоянных клиентов пришли и… ткнулись носом в закрытые двери. Табличка от администрации с извинениями не всех удовлетворила и часть клиентов направилась в бар, поэтому мне терпеливо и в учтивой форме пришлось объяснять расстроенным людям ситуацию, и тогда некоторые из них, махнув рукой на пропавший обед, оседали, занимая место в баре, заказывали какой-нибудь коктейль, а к нему непременно пару бутербродов и сок, – это и был их сегодняшний обед.

Вскоре бар заполнился народом, в основном служащими молодого и среднего возраста, работавшими в городских учреждениях, преимущественно почему-то женщинами от 20 до 35 лет, поэтому, когда в помещение быстрой легкой походкой вошла очередная посетительница, одетая в летнюю импортную курточку, с копной темно-русых волос на голове и улыбкой на открытом симпатичном лице, я подумал: «Вот еще одна горемычная, из тех, кому придется сегодня вместо полноценного обеда довольствоваться бутербродами».

Девушка подошла к стойке, а я, извинившись, выскользнул на минуту в вестибюль, чтобы передать со швейцаром на кухню записку, где было сказано, что мне немедленно требуется еще с полсотни бутербродов. Лицо девушки, на которую я успел взглянуть мельком, показалось мне знакомым, но позже, вернувшись и приглядевшись повнимательнее, я так и не смог припомнить, где встречался с ней раньше, из чего заключил, что она просто похожа на кого-то из множества молодых, симпатичных дамочек из тех, что мелькают перед моими глазами каждый день.

Вернувшись на свое рабочее место, я улыбнулся ей: «Да, пожалуйста?», и девушка, присаживаясь у стойки, попросила:

– Коктейль «Тройку», будьте добры.

Я кивнул и ловко, одним пальцем за ножку выудил из стройного ряда посуды подходящий узкий фужер. Коктейль «Тройка» был у нас самый ходовой – классический американский «короткий» кислый коктейль: водка, ликер и сок лимона – последовательно 50+30+20=100, не считая нескольких кубиков льда, – смешал ингредиенты и готово. Естественно, я эти незамысловатые коктейли «лепил» всего за несколько секунд. Девушка, сидела напротив меня, потягивала через соломинку золотистого цвета коктейль с плавающими внутри кубиками льда и ниточками лимона, и изучающе на меня поглядывала.

«Кого-то она мне все же напоминает» – опять подумал я, пытаясь угадать, о чем девушка думает в эту минуту – вполне вероятно, подойду ли я ей как партнер на сегодняшнюю ночь, – с некоторых пор я стал уже привыкать к такого рода взглядам. Впрочем, я не слишком заблуждался на свой счет: ведь до того, как я стал работать в баре, я почти не пользовался успехом у женщин, поэтому их внимание к своей персоне я прежде всего соотношу с местом своей нынешней работы. Решив со скуки все же заговорить с ней, я, в очередной раз взглянув на девушку, начал с первого, что пришло на ум, с ее одежды:

– У вас такая симпатичная курточка…

– Да, это не ширпотреб, – улыбнувшись, поддержала она разговор и похвастала: – мне брат привез ее из Москвы в подарок.

– Боюсь, что мы с вами сегодня не смогли бы вместе пройтись по городу, даже если бы вы этого вдруг захотели, – сказал я.

– Да, это почему же? – спросила девушка заинтригованно.

– Потому, что я сегодня пришел на работу точно в такой же курточке, – добродушно улыбнулся я.

– Правда? – тонко улыбнулась она в ответ. – Мой брат купил ее в специализированном магазине «Березка» в Москве, на Таганской набережной; вот не думала, что в вашем городе найдется еще одна такая же.

– И представьте себе, есть такая, до сегодняшнего дня единственная в городе, я ее в том же магазине, что и ваш брат покупал. – Я усмехнулся. – Вполне возможно, что мы с ним в одно и то же время в очереди толкались – эти курточки, как я сейчас припоминаю, расхватали за какой-нибудь час.

Принесли бутерброды, и я предложил девушке на выбор: с колбасой; с селедкой; с яйцом; и даже с отварным языком, но она отказалась, сказав что сыта.

Продолжив взаимоинтересную тему, мы поговорили с ней о Москве, о чековых магазинах «Березка», которые девушка, как оказалось, посещала довольно часто, и разбиралась в их ассортименте не хуже меня. Разговор наш занял минут, наверное, двадцать, после чего я предложил:

– Давайте, наконец, познакомимся, меня зовут Савва, а вас?

Она подала свою руку, я подумал что для рукопожатия, улыбнулся, протянул через стойку свою, и тогда она взялась рукой сверху за мою кисть, и привстав, потянулась перегибаясь через стойку, наклонилась почти к самому моему уху и прошептала:

– То, что ты, Савва, не помнишь моего имени, меня не удивляет, потому что я приезжаю сюда не чаще раза в год, и не больше, чем на неделю. А теперь, ну-ка вспомни, – добавила она, освобождая мою руку и медленно, не сводя с меня взгляда, опускаясь обратно на свой пуфик, – ведь в прошлом году мы уже знакомились с тобой, а потом провели ночь вместе – это ты тоже забыл? – Глаза ее в эту минуту сверкали, а голос, вначале приглушенный, теперь вибрировал, почти звенел от негодования.

– А-а-а-а, – протянул я, будто бы припоминая, а сам тем временем оглядываясь с легким беспокойством по сторонам – еще не хватало, чтобы этот разговор услышал кто-либо из моих знакомых или постоянных клиентов, – ну конечно, то-то я думаю, откуда мне твое лицо знакомо…

– Подлец! – шепчет она мне почти ласково. – Извини, конечно, за выражение, но ты пошляк и блядун! Хоть я и не имею на тебя никаких прав, хочу сказать, что совести у тебя нет совершенно, и несчастна будет та женщина, что полюбит тебя.

– Успокойся… Тома! (я вдруг вспомнил девушку, ее имя и даже, кажется, некоторые детали той ночи, что мы провели вместе). – Ведь нам с тобой это не грозит: любовь… верность… права друг на друга… – Мои глаза подобрели, и я закончил почти ласково: – Но вину свою я готов искупить. Причем сегодня же вечером.