Алекс Савчук - Прутский Декамерон

Я остановился на полпути и задумался. Что я мог сказать ее родителям? Что я люблю их дочь? Что меня переполняют теплые чувства к ней? Что нам хорошо вместе? Или что у нее не будет свадьбы с тем парнем, который считается ее женихом?.. Я с грустью глядел на них, оставаясь незамеченным, я видел перед собой тихую интеллигентную семью, и я, наверное, не имел права врываться туда, в их мир, пугать их своим появлением, ломать все их планы… И я ушел.

Ольга уехала на следующий день вместе со своими родными в Кишинев, и так получилось, что мы не успели даже попрощаться. А может, так было даже лучше, не знаю. И в сердце моем с того дня поселилась легкая грусть, и маленькая такая, незаживающая ранка, которая вот уже много лет дает о себе знать.

А сразу после Нового года Кондрат созвонился с Ириной и договорился с ней о встрече, на которой, естественно, должна была присутствовать и Ольга. Как мы когда-то и планировали.

И вот, тихим зимним вечером, было что-то около восьми, мы стоим с Кондратом у ресторана гостиницы «Интурист», что в центре Кишинева. Целая толпа разодетых людей волнуется у входа, топча потемневший на асфальте влажный снег и горя желанием проникнуть внутрь, но на двери висела уже такая привычная в подобных местах табличка «Свободных мест нет»; я же нетерпеливо вглядывался в том направлении, откуда должны были появиться девчонки, и ничто другое в этот момент меня не интересовало.

Наши девчонки прибыли вместе, рука об руку, видно договорившись обо всем заранее; мы их увидели издалека. Мы тут же пошли навстречу и вот они перед нами: две солидно одетые юные и красивые дамы. Мы обнялись. Все вместе, вчетвером, встав в кружок, голова к голове, лицом к лицу. Мелкий, еле ощутимый снежок падал на наши лица, а мы разглядывали друг друга и улыбались без слов. Затем мы вернулись ко входу, Кондрат прижал ладонь к стеклянной двери так, чтобы только швейцар мог видеть сквозь толстое стекло сложенный вдвое червонец. Дверь тотчас открылась, толпа ожидающих напряглась и подкатила ко входу.

– Извините, заказ! – сказал разряженный в сине-красно-золотую униформу седоусый швейцар разочарованной толпе, улыбнулся на мгновенье, пропуская нас внутрь, затем вновь надел на лицо официальное каменное выражение и тут же за нашими спинами закрыл дверь, после чего десятка, «честно» им заработанная, перекочевала в карман форменного пиджака.

Кондрат ухаживал за дамами, помогая им снимать пальто (пора было его приучать к этикету), а я тем временем изловил пробегавшую мимо официантку, выбрав ту, что была посимпатичнее, и сунув ей в руку четвертной, сказал:

– Столик на четверых не слишком близко от эстрады, хороший коньяк и полусладкое шампанское, остальное на твое усмотрение без ограничений и чтобы все – самое лучшее.

Девушке понравился такой заказ, сделанный на ходу, и она, указав мне пальцем сквозь стеклянный витраж на столик, который она засервирует для нас, упорхнула по своим делам.

Наши дамы, сняв пальто, оказались в шикарных платьях, поэтому мы с Кондратом, хотя и были одеты «из Березки», все же испытывали перед ними некоторое стеснение и даже робость, как молодые люди, приехавшие из провинции. Каковыми, впрочем, мы и были на самом деле.

Вчетвером, не торопясь, прошли мы через весь зал, направляясь к нашему столику.

Ах, чего только не было на этом столе? И все это, заметьте, предназначалось для двух «бедных» студенток, которых сопровождали двое пресытившихся молодых людей, которых, казалось, уже ничем не удивишь. Еды на этом столике хватило бы и на десять человек. И какой еды?! Все здесь было приготовлено и сервировано по высшему разряду. Столик – шестиместный – был заставлен разнообразной снедью так, что официантка едва не вспотела, пытаясь примостить на него пепельницу. Но меня все это изобилие не интересовало, я смотрел только на Леку, ведь у нас до сих пор еще не было возможности и словом перемолвиться.

Ольга была прекрасна. Прекрасна как девушка в тот переходный период, когда становится молодой женщиной. Жаркая волна подкатывала к сердцу, когда я глядел на нее, такую близкую недавно, и такую теперь недостижимую (я уже знал, что свадьба состоялась в положенные сроки и она замужем). И дело было вовсе не в физической близости, ведь мы могли не заходя в ресторан отправиться прямиком в гостиницу «Турист», где у нас с Кондратом, как всегда, было снято два номера и…

Возможно, во мне просто заговорил эгоизм, когда я увидел Леку, такую красивую и… такую далекую теперь от меня. Ведь не было и дня за минувшие два с половиной месяца нашей разлуки, чтобы я не вспоминал ее, не думал о ней.

Мы с Ольгой не сговариваясь и не присаживаясь за столик отправились в толпу танцующих, дорогой наши руки встретились чтобы потом долго, целый час не разлучаться. Мы танцевали; вначале она вела себя робко и стеснительно, и пользуясь своим небольшим ростом прижималась ко мне так, чтобы я не мог видеть ее глаз. Затем, когда мы оба несколько успокоились, она стала рассказывать о своей жизни и о своем муже. Свадьба прошла пышно, красиво и весело, только ее благоверный во время первой брачной ночи упрекнул Леку в том, что она не девственница. (Ах, а ведь я ее, дурочку, учил, как и при каких обстоятельствах можно обдурить жениха!). А затем началась семейная жизнь. Как мужчина он (при этих словах Ольга сжала губы и рассказ ее чуть не прервался слезами) оказался резким и грубым.

– Ничего с ним не ощущаю, – пожаловалась она. В голосе моей милой слышались затаенная боль и разочарование.

– Это пройдет, со временем все наладится, это от молодости и неопытности, – шептал я Леке на ухо, пытаясь успокоить ее и почему-то злясь при этом на самого себя.

Музыка окончилась, сменилась другой, затем следующей, а мы, не замечая времени, сцепившись пальцами рук, продолжали стоять у эстрады. Неожиданно Лека взяла мою ладонь обеими руками и прижала ее к своим губам.

– Савва, спасибо тебе за все. Я счастлива, что встретила тебя, что ты есть у меня, в моей жизни, в моей памяти. Спасибо, что ты сделал меня женщиной. Я ни о чем не жалею, поверь.

Глаза мои наполнились слезами, я еле сдерживался чтобы не расплакаться как мальчишка.

Когда мы вернулись к столику, даже Ирина, посмотрев на нас, воздержалась от комментариев, лишь вздохнула тягостно и стала наливать в рюмки коньяк. Вскоре мы повторили к заказу еще по бутылке коньяка и шампанского, но алкоголь совсем не пьянил нас. Ирина, чтобы разрядить обстановку, и не дать нам с Лекой разрыдаться прямо за столиком, увлекла меня танцевать и рассказала об Ольге то, о чем та сама о себе стеснялась сказать, а потом, когда мы вернулись к столику, объявила:

– Вот ведь какие казусы, друзья, иногда случаются с нами в жизни. Начали мы наше знакомство в канаве, а заканчиваем его в «Интуристе», не выпить ли нам за это восхождение?!

– Это тост! – воскликнул Кондрат и стал наливать в бокалы девушек шампанское.

Наша официантка, ставшая невольной свидетельницей Иркиных слов, удивленно оглядела всех нас, затем покачав головой незаметно отошла.

Позже, ближе к полуночи, когда мы покидали ресторан, и я помогал Леке в раздевалке надеть пальто, она взяла мои руки своими маленькими ладошками и прижала к своей талии. И я ощутил еле заметную округлость ее живота, не замеченную мною прежде. Пока я держал ее так, долго не решаясь убрать руки, она подняла голову закрыв глаза и подставив губы для поцелуя. Минутой позже, когда мы вышли на улицу, я спросил ее:

– Лека, и как же теперь все будет? С тобой, с ребенком, с вами обоими? (Не решаясь спросить о главном – от кого ребенок, которого она носит под сердцем).

– Не волнуйся за нас, все будет хорошо, – не сколько услышал, сколько понял я по движению ее губ.

Кондрат задержался в фойе, а я тем временем усадил Ирку в такси, заплатил и отправил машину, а для Ольги, едущей в другую сторону, смог поймать лишь частника.

Поцеловав Леку в последний раз и осторожно усадив ее на заднее сиденье «жигуленка», я протянул водителю, молодому парню, десятку, и сказал, записывая номер его машины на спичечном коробке:

– Довезешь мою… эту девушку до самого дома аккуратно и не спеша, слышишь?!

– Да-да, конечно, – ответил он, удивленно поглядев на меня и добавил: – Не волнуйтесь, уважаемый, все будет в наилучшем виде.

Машина уехала, и я долго смотрел ей вслед, пока голос Кондрата, подошедшего сзади, не вернул меня к действительности:

– Идем, герой-насильник, или герой-любовник, уж не знаю, как тебя правильнее назвать. Я там, в ресторане, договорился с двумя девушками, они нас будут ждать в баре. Вернее, уже ждут, – поправился он, поглядев на часы.

198? год.

Я как раз закончил обслуживать очередного клиента, когда в бар вошел мой бывший напарник Саша Чумаков – высокий, импозантный, элегантно одетый, пахнущий французским парфюмом; через плечо модная кожаная сумка.

Он протянул мне для приветствия руку, затем попросил моего разрешения войти, открыл дверцу стойки и прошел в подсобку. Через минуту я последовал за ним.

– Вот я тебе тут немного сувениров привез, – радостно блестя глазами сказал он, указывая на полку шкафчика, где красовалась бутылка виски с яркими наклейками, плоская бутылка джина, банановый боллз, баночек пять финского пива и с десяток пачек сигарет, «Кемел,» «Мальборо» и мои любимые на тот период «Джон плаер спешл». – Чтобы витрину было чем дооформить.