Пока Лека озиралась по сторонам, я достал матрас и бросил на пол, после чего опустился на него коленями, увлекая девушку за собой. Ольга от неожиданности споткнулась о мои ноги и повалилась навзничь, но тут же стала барахтаться, сопротивляться, упираясь в меня руками, а я, даже не прикасаясь к ней, а лишь сдерживая, стал нежно целовать со словами:

– Лелечка, милая, хорошая, прелесть моя, не волнуйся и не бойся. – И неожиданно добавил: – Поверь, я и сам боюсь. – И это было правдой.

Лека, не чувствуя какой-либо агрессии и даже объятий с моей стороны – я касался ее лишь губами – стала понемногу привыкать к новому для себя положению и вскоре почти успокоилась. Мы лежали рядом, она не делала больше попыток вскочить и убежать, а я легко поглаживая рукой ее шикарные каштановые локоны, спрашивал:

– Ты меня боишься, милая? Или себя? А может, тебя страшит это, близость между мужчиной и женщиной? Не бойся, я буду самым нежным и ласковым из всех, кто когда-либо прикасался или прикоснется к тебе.

«Да… – думал я в замешательстве, почти физически осязая страх своей партнерши, – можно об этом говорить сколько угодно, но какие слова нужно произнести, чтобы убедить девушку отдаться в первый раз – ведь даже если она этого хочет, то все равно боится, не понимая, и что ее при этом ждет, она попросту испытывает чувство страха перед неизведанным. Это только слово такое красивое – дефлорация, будто бы цветок срываешь, – а сам процесс…».

– Савва, – прошептала Ольга. – Я понимаю, я все понимаю, но я не могу…

– Не можешь «что»? – спросил я, мгновенно сжав ее в своих объятиях.

– Я понимаю, что ты мужчина, что тебе нужна женщина, что ты хочешь…, но я не могу… ведь у меня, ты же знаешь, есть парень, там, в Кишиневе, через месяц у нас с ним свадьба. Все уже решено и договорено.

– Ну так и что из того, значит, я тебя подготовлю к семейной жизни, – жестко сказал я, целуя ее.

– Нет, нет, милый, – просила она, отвечая, тем не менее, легкими поцелуями на мои, – не надо, не сегодня, не сейчас.

– Но я хочу тебя сейчас, и ты будешь моей, – не сдержался я и вновь крепко сжал ее в объятиях. Теперь вместо слов послышались всхлипывания, я разжал объятия и вновь стал нежно целовать ее, очень целомудренно, как в прошлую, первую ночь нашего знакомства. Вскоре, почувствовав, что она опять стала успокаиваться, я сказал:

– Лека, ты можешь сейчас встать и уйти, и ничего не будет. Только сейчас, слышишь, уже через минуту будет поздно, потому что я так хочу тебя, что больше не смогу за себя отвечать.

Она покачала отрицательно головой и, всхлипнув, прижалась ко мне…

Признаться, в это мгновение кровь, бушующая во мне, достигла точки кипения, и я тут же набросился на нее, срывая с девушки одежды. И это мне почти удалось, Лека лишь слабо сопротивлялась. Но когда я добрался до нижнего белья – трусиков и лифчика, Лека стала сопротивляться с удвоенной силой, неожиданной и удивительной для меня в таком хрупком теле. С огромным трудом мне удалось справиться с ее трусиками и вот она, милая Оленька, передо мной – полностью обнаженная и такая прекрасная. Ранее скрытое от меня одеждой ее тело было прелестно – девичье тело, невинное и ужасно желанное. Лека уже ни о чем не просила, все свои силы направив против моих объятий, она даже слегка вспотела, ее тело пахло при этом словно тело ребенка – парным молоком. Мы по-прежнему лежали на матрасе перпендикулярно ряду шкафчиков, Ольга стала отодвигаться из-под меня ползком назад, послышался скрип – это прогнувшаяся половица поддалась давлению нашего веса, из-за чего неожиданно отворилась дверца ближайшего к нам шкафчика.

Секундное затишье, и я опять пытаюсь сократить расстояние между нашими телами, Лека вновь ползет от меня на спине и ее голова по плечи уходит в проем шкафчика. Я преследую ее – моя голова влезает в тот же шкафчик, только полкой выше – теперь между нашими лицами тонкая фанерная перегородка. Создалась ситуация смешная и курьезная одновременно, только, думаю, моя пассия не могла оценить ее по достоинству. Лека вздохнула мучительно, почти со стоном, – в эту минуту она поняла, что теперь ей некуда больше отступать. И действительно – мы обнажены, она у меня в руках, мое естество предельно напряжено, наши тела соприкасаются, и хотя я уже очень близок, буквально в миллиметрах от цели, я все еще не делал решительных движений. Проходит минута в таком положении, затем другая, девушка немного успокаивается, чуть-чуть расслабляется, и я шепчу Ольге, не видя ее лица:

– Лека, ты самая милая и прекрасная девушка на свете, вылезай из шкафа, я хочу тебя… видеть.

– Нет-нет, ты мне сделаешь больно, Савва, – говорит она вновь напрягаясь, пытаясь тем самым сохранить между нашими телами дистанцию, хотя это не просто – удержать восемьдесят моих агрессивных килограммов.

– Не бойся, – шепчу я сквозь фанеру, – расслабься, вылезай, и все закончится хорошо.

– Я хочу, но я боюсь, – шепчет она в ответ сдавленным голосом.

«Моя милая девочка – она хочет!» Мое сердце билось учащенно и восторженно – ее желание выбраться из этого капкана я воспринял как желание близости. Секунды кажутся мне минутами, я уже не уверен, что делаю то, что нужно, и где-то начинаю понимать, что, может быть, пора остановиться, когда вдруг неожиданно ощущаю, как Ольга расслабляется, пытаясь выбраться из шкафчика и двигается мне навстречу.

– Только не делай мне больно, пожалуйста, Савва, – опять шепчет она.

– Ты в моих руках, и я буду делать то, что хочу… и чего хочешь ты, – голос мой был хриплый и прерывистый от возбуждения.

– Нет, милый, нет, не надо, – шепчет Лека, и ее лицо высовывается из-под фанеры. Контролируя положение ее тела, я позволил ей на самую малость выбраться из шкафчика, предоставляя девушке возможность полюбоваться моей напряженной и раскрасневшейся физиономией, и в ту секунду, когда наши глаза встретились, я медленно, но неумолимо опустился на нее всем своим телом – другого такого шанса, я знал, мне не представится, глядя ей в глаза я просто не смогу этого сделать. Ольга вскрикнула от боли, пронзившей ее, и обняла, порывисто обхватила меня руками за спину. Это было так неожиданно – это ее движение – оно говорило о доверии и вызвало во мне огромную волну радости, нежности и восторга. И я стал целовать ее руки, лицо, грудь, живот и шептать всякие милые глупости – такое было со мной впервые в жизни. Это была нежность, восторженно-возвышенная. И благодарность. Первой в моей жизни девственнице.

Захлебнулся женский вскрик,

И рассыпался, растаял,

Стала женщиной ты в миг,

В лоно я твое проник…

Я люблю тебя, родная!

(авт.)

После этого мы некоторое время лежали, приходя в себя, причем я в этом нуждался не меньше своей партнерши; без конца я говорил Леке ласковые и нежные слова, затем мы оделись, я бережно обнял ее и мы направились в бар.

Сладкая парочка – Кондрат и Ирка – мирно посапывали в угловой кабинке бара, где устроили себе постель из матраса и подушек – настоящее любовное гнездышко. Когда мы вошли, Ирка открыла глаза, приподняла голову и посмотрела на нас, сразу все поняла, и с размаху треснула спящего Кондрата по спине.

– Ну вот, я так и знала, что эти двое влюбятся друг в друга, – воскликнула она. – Кондрат, посмотри, как тебе нравятся эти голубки?

Кондрат разлепил один глаз, поднял свою длинную руку и, закрыв Ирке рот, ловко, одним движением уложил ее обратно на матрас.

– А ведь какая девушка была! – не успокаивалась Ирка, барахтая голыми ногами в воздухе и порываясь встать. – Никто не мог найти к ней подхода.

Лека, смутившись от ее слов, прижалась ко мне. Я обнял ее и нежно поцеловал.

– О, ненасытные! – продолжала Ирина, в голосе ее слышалась еле скрываемая зависть.

Мы решили, что для девчонок на случай ночной проверки будет лучше оказаться под утро в студенческом лагере; часы показывали без четверти четыре утра, когда мы пробрались туда сквозь дыру в заборе, и я повел их по территории лагеря; Кондрат остался дожидаться меня в машине. Над входом в барак, в котором жили наши девчонки, горела слабосильная желтая лампочка, а внутри виднелся край стула и нога в женской туфле – на стуле кто-то сидел.

– Старший преподаватель кафедры математики Алевтина Борисовна, – пробормотала Ирка. – Она дежурит сегодня ночью и не спит, дура набитая.

– Может, как-нибудь можно отвлечь ее? – предложил я.

– А как? – Ирка с нетерпением поглядывала на вход.

В это время послышался шум отодвигаемого стула, затем легкие шаги, и я рискнул сунуть голову внутрь. По коридору медленно шла женщина, удаляясь от входа направо.

– С какой стороны ваша комната? – спросил я девчонок.

– Налево, – мгновенно ответила Ирка.

– Тогда вперед! – сказал я, и они шмыгнули в здание, я еле успел поцеловать Ольгу на прощание. Однако незаметно проскользнуть в свою комнату моим девчонкам не удалось. Преподаватель, видимо, уловила движение у себя за спиной, и до меня донесся ее голос:

– Девушки, немедленно подойдите сюда! Ольга Ко… – Дальше фамилию я не расслышал, но хорошо понял, что это именно мою Оленьку она имеет в виду.

Настало время вмешаться. Не хватало Леке из-за меня проблем еще и с руководством университета. Я переступил через ступеньку и оказался внутри.

– Алевтина Борисовна! – сказал я громко и властно, увидев в нескольких шагах от себя высокую женщину в очках на вид лет 35 с тугим жгутом собранных наверх волос, она шагала по коридору мне навстречу.

Женщина замедлила шаг, подойдя ближе она остановилась.

– Да!?. – сказала она, близоруко вглядываясь в мое лицо, пытаясь, видимо, определить, знакома она со мной, или нет.

– Задержитесь на секундочку! – сказал я, добавляя в свой голос как можно больше металла, а левой рукой в это время у себя за спиной махнул девушкам, чтобы они уходили.

– Что вы?.. Кто вы, собственно? – спросила она, щурясь на меня сквозь свои очки с сильными диоптриями.