Алекс Савчук - Прутский Декамерон

Именно так все и случилось: моя пассия со второго захода стала заметно раскованней и активней, и я услышал, к своему удовольствию, и ахи, и охи, и вздохи, и даже обращенные ко мне слова любви. На этот раз, после более продолжительной любовной схватки, мы обнялись и тотчас уснули, а часам к пяти утра проснулись от прохлады, проникающей с улицы в бар, и Раиса, размягченная после любви и, по всей видимости, вполне удовлетворенная, потянулась сладко на матрасе и сказала:

– И чего я, дура, с первого дня тебе не отдалась? А ведь хотела. К черту эту дурацкую партийную, а заодно и семейную мораль, столько времени зря потеряли, – и она уткнулась лицом мне в плечо, в стеснении пряча глаза. Я не ответил, только крепко обнял ее и она, затихая в моих объятиях, вскоре почувствовала как что-то твердое уткнулось ей в живот и я ее опять «захачиваю», поэтому сказала, чуть ли не просительным тоном:

– Мне кажется, милый Савва, нам пора в гостиницу, пойдем, пожалуйста.

– Да, пора, – отозвался я, неохотно поднимаясь, надо было позаботиться о дискретности нашей встречи.

Через несколько минут, выпив по стакану холодного бутылочного апельсинового сока – Раиса старалась даже не смотреть на бутылки с вином, – мы вышли в предрассветную темноту и бодрым шагом направились к центру города, где располагалась гостиница райкома партии.

Сонная администратор, в течение минуты разглядывавшая нас сквозь стеклянные двери, без слов открыла, а когда мы вошли, тайком, исподволь оглядела нас с головы до ног, после чего равнодушно отвернулась – работницы гостиничного хозяйства были вышколены не хуже райкомовских водителей. Когда я осторожно поцарапался в нужный нам номер, за дверью, казалось, нас уже ждали, и я услышал нахальный голос моего напарника:

– Кто там и что надо?

– Открывай скорее, мудилка, это мы пришли, – радостно зашептал я, склонившись к замочной скважине. Через минуту дверь открылась, выпуская одного и впуская другого человека.

Раиса, стесняясь Кондрата, протянула мне на прощание руку, и я пожал ее прохладную ладошку.

– Зря ты не пошел с Вероникой, – сказал Кондрат, когда мы вышли на улицу, и я, оглядевшись по сторонам и никого не заметив, наконец-то с облегчением вздохнул. – Это целый фонтан любви.

– Ага, в следующий раз я буду иметь это в виду, – язвительно сказал я. – Она, между прочим, сама тебя выбрала, тут мое мнение не учитывалось.

– Я об этом почему-то не подумал, братишка, – сказал извиняющимся тоном Кондрат. И добавил, не преминув кольнуть: – Раньше, насколько я помню, мнение женщины в таких случаях тебя не очень-то и интересовало.

Но я не отвечал, с наслаждением вдыхая по-утреннему прохладный воздух, пока мы энергично шагали к ресторану.

Часы показывали половину седьмого, когда мы вошли внутрь, захлопнув за собой дверь, а еще через десять минут в нее постучали, я открыл – и мы увидели перед собой «всю сборную» общепита: директора Наину Васильевну, замдиректора Марью Ивановну, завпроизводством Дору Марковну, за их спинами маячило еще несколько работников рангом пониже, следом за ними выстроились повара и официанты – впереди всех стояли две уборщицы с орудиями труда наперевес.

Я настежь открыл двери бара, включил весь свет и он словно ожил: уборщицы зашуршали, убирая в баре и протирая столы; затем столы были расставлены по центру, после чего повара и официантка засервировали их по самому высокому разряду – хрусталем и импортной посудой; я выставил фирменные цветные бокалы чешского стекла. Когда все было готово, придирчивая Мамочка, сопровождаемая мной, сделала обход: в вазочках блестящими в искусственном свете горками лежала черная и красная икра; рыба была нескольких видов – в основном лососевые: заливные, копченые, соленые, в масле, в собственном соку и еще черт знает в чем. Печень трески, приготовленная салатом; чуть суховатые, как мне кажется, на любителя севрюга и белуга; паштеты – печеночный ресторанного приготовления и из банок – гусиный и куриный; салат «оливье» – как же без него; салат плебейский – с капустой, закуска «по-молдавски» – лук, редис, брынза и огурцы; на краю стола вина, шампанское, коньяк и отдельно было выставлено охлажденное пиво шести сортов – чешское, немецкое и польское, каждого по два вида.

– И все это предназначается слугам народа на завтрак, – задумчиво, словно про себя сказал я.

– Да уж, на завтрак, – усмехнулась наша Мама-директор общепита. – А ведь блинчиков и творожку со сметанкой и медом под горячий кофе с молоком вполне хватило бы нормальным людям для завтрака.

Телефон в подсобке зазвонил неожиданно, прерывая наш разговор, и я, извинившись, подошел и поднял трубку.

– Алло! – послышался далекий голос. – Ресторан?

– Да, – ответил я, – бармен Савва слушает.

– Это дежурный по райкому говорит. Тут Матвей Остапович хочет вам пару слов сказать.

– Я весь внимание.

– Савва, – послышался в трубке знакомый низковатый голос, – это я, Матвей Остапович.

– Я весь внимание, – повторил я.

– Ну, как, вчерашний вечер хорошо завершился?

– Да… – ответил я неуверенно. «Знает, – понял я. – Знает все за вечер, и за ночь, старый лис, уверен, знает, уж слишком интонации его голоса игривы – для него необычны, я ведь с ним каждый из последних десяти дней по пару часов общался, немного изучил». И в трубку: – для меня, собственно говоря, вечер еще не завершился, я ведь вас тут с завтраком жду.

– Я хочу тебе сказать спасибо за все, – прогудел в трубку Матвей Остапович, – мы через пять минут выезжаем, от всего коллектива тебе привет. Особенно от женской его части.

«Знает» – теперь я уже был уверен в этом.

– Ивам спасибо, за науку, за стихи, за то время, что вы уделили нам. А что же, Матвей Остапович, насчет завтрака?

– Завтракать мы будем в Кишиневе, а то в такое раннее время, да еще в дорогу вредно наедаться, – засмеялся он и положил трубку.

Несколько секунд я простоял с трубкой в руке, затем осторожно положил ее на рычажок и вышел из подсобки. На лице моем, видимо, было написано безмерное удивление, так как директор тут же вопросительно уставилась на меня, а через секунду и все остальные застыли, глядя на меня словно в немой сцене «Не ждали». Я прошел к столу, поклонился всему коллективу и сказал:

– А теперь, господа-товарищи, я приглашаю вас всех за стол.

– Не приедут! – ахнула Наина Васильевна, следом за ней всплеснула руками ее зам, Марья Ивановна – высокая, красивая, импозантная женщина, остальные по-разному выразили свои чувства – кто-то вздохнул, кто-то, по-моему шеф-повар, даже всхлипнула.

Первой, как и следовало ожидать, взяла себя в руки Наина Васильевна. Шагнув к столу, она оглядела-охватила его одним взглядом, села в кресло во главе стола и только тогда, решившись, выдохнула:

– Садитесь все. Ведь это все мы с вами действительно заслужили. Только Савва, – обратилась она ко мне, – убери со стола крепкие напитки и налей всем по стакану вина. По одному на человека, не больше – впереди у всех нас долгий трудовой день.

Когда мы с Кондратом пробрались на территорию консервного завода, мои часы показывали 11.30; еще немного, 20–30 минут, и усталые студентки – работницы завода, закончив вечернюю, или вторую смену, что одно и тоже, повалят гурьбой через проходную к автобусам, которые отвезут их в студенческий городок, а там у девушек останется сил лишь на то, чтобы кое-как сполоснуться и завалиться спать.

А для меня и моего напарника по амурным делам вторая смена с этого часа только начиналась – так мы называли наши почти ежевечерние вылазки сюда с целью знакомства с девушками.

Этот осенний период – сентябрь-октябрь, называвшийся у студентов третьим или трудовым семестром, был по срокам совмещен с плодоовощным сезоном в наших краях, поэтому на консервном заводе, на всех его подразделениях и производствах трудились сотни девушек-студенток.

А мы вот уже второй год подряд выбирали себе партнерш для развлечений именно тут; в прошлом году здесь трудились студентки медицинского института, в этом году их сменили студентки Кишиневского университета.

Познакомившись с девушками, мы предлагали им целый комплекс развлечений, поэтому интерес в нашем мероприятии был взаимовыгодным: девушки, среди которых встречались порой очень даже хорошенькие, и сами были не прочь отдохнуть и погулять в свое свободное время с местными ребятами, для многих из них это вообще была почти единственная возможность расслабиться в череде скучных трудовых будней; ну а наш интерес, думаю, ни для кого не составлял секрета.

Приезжали мы на завод обычно загодя, к 23.30, а то и раньше, если была такая возможность, – учитывая, что и наша работа в ресторане заканчивалась зачастую лишь к полуночи. Проникнув на территорию завода, – что не составляло никакого труда, – мы обходили все подряд цеха и службы, и везде знакомились с девушками, выбирая по совокупности наиболее симпатичных, веселых и контактных, которых приглашали затем на ночной променад, и если все задуманное нами удавалось, то вечер в девяти из десяти случаев заканчивался интимом.

Почему нас интересовали именно приезжие студентки? В городе, разумеется, хватало и своих, местных девиц этого возраста, но они, в сущности провинциалки, были по сравнению со столичными девушками куда более закомплексованными, соответственно менее интересными в общении и, кроме всего прочего, уже достаточно примелькались и надоели нам (как и мы, в свою очередь, им). А кишиневские студентки оживляли и разнообразили своим присутствием наш тихий городок на юге Молдавии и довольно ощутимо поднимали его жизненный тонус. Ну, а нас с Кондратом интересовали, главным образом, новые лица, новые впечатления и ощущения, и девиз наш для достижения цели был прост: «Быстрота, натиск и нахальство».