Все вместе мы собрались уже после полуночи: Яшка, режиссер, я и Катерина, которая, кстати, осталась в этот поздний вечер совсем без внимания. Она с упреком поглядывала на меня, когда я вернулся в наш номер с той телкой, минетчицей и футбольной болельщицей. Однако сил больше ни на что не оставалось, и я, стараясь не встречаться с Катюшей взглядом, отправился спать, а Яшка, сидя рядом с ней, стал предпринимать попытки ее соблазнить, а она отчего-то артачилась. Не знаю уж, чем там у них все закончилось, я уснул.

А утро следующего дня началось с приятных неожиданностей: едва мы проснулись, как в дверь постучали, я приоткрыл и услышал: «доброе утро», затем: «ваш заказ», открыл шире – к нам была целая делегация: две официантки и метр из ресторана вошли внутрь с полными подносами, уставленными всякой снедью; за ними кухрабочий и лифтер занесли в ящиках все недостающее и, как оказалось, все это нам было предназначено на завтрак! Для Яшки принесли отдельный поднос: он соблюдал некое подобие кашрута – свинину не ел, а мясное не смешивал с молочным, и когда чуть позже Катрин его спросила, что это такое – кашрут, он сказал, что это такая специальная религиозная диета сугубо для нежных еврейских желудков. Через минуту следом за официантами прибыл и сам Яша – в костюме, чисто выбритый, улыбающийся, а с ним режиссер Вольдемар с какой-то новой, незнакомой нам молодой женщиной.

Мы сели за стол и отдали дань всякой вкуснятине; были открыты бутылки с шампанским, коньяком и даже водкой, но лично я считаю потребление алкоголя излишним во время завтрака, хотя еда, надо признать – соответствовала: без крепких напитков ее попросту нельзя было одолеть. Какие-то салаты из помидоров и огурцов (и все это, заметьте, в марте месяце!), ассорти рыбное и мясное, икра, и еще какие-то блюда, даже мне, работнику общепита незнакомые, но вкусные и нежные – паштеты фирменные натуральные из птицы ресторанского производства, мясо в горшочках и т. д. Этот завтрак нам обошелся в 300 рублей – Яша мне позже об этом по секрету поведал.

Во время завтрака я с интересом разглядывал новую спутницу Вольдемара – Нелли: это была сексапильная – пухлые губки чуть подвывернуты наружу, – хорошо сложенная и броская внешне, обладающая к тому же довольно крупным бюстом темная шатенка. Несколько вульгарный макияж выдавал в ней представительницу известной всем древнейшей профессии, и вид у нее, надо признать, был даже чересчур сексуальный, – от нее, как мне показалось, просто пахло сексом, о чем я не замедлил сообщить Вольдемару.

– Не разглядывай ты ее так, – хохотнул он, когда мы с ним вышли покурить в коридор. – Хочешь, поменяемся, ты мне – Катерину, – на одну ночь, я тебе Нелю – хоть навсегда?

– Я тебе честно признаюсь, она на меня так действует, что я не могу оторвать от нее глаз. (Я не сказал ему, что порой так же притягательно на нас действует уродство человека, заставляя вновь и вновь на него смотреть, да еще и вслед оборачиваться). – Но, увы, лично я маршала на потрепанного солдата сексуального фронта не меняю, – пошутил я.

– Э-э, не скажите, товарищ, она хоть и проститутка, да не простая, ее дядя сидит там, – Вольдемар указал пальцем куда-то вверх, – заведует общим отделом ЦК.

– Так что же она… – вырвалось у меня, – …дядю своего позорит?

– Да она не столько ради денег этим занимается, сколько ради искусства – любит она это дело, – Вольдемар рассмеявшись изобразил руками недостойный жест. – Впрочем, я пошутил, можешь с ней просто договориться, ее цена для своих полтинник за ночь, могу записать телефончик.

– Запиши-запиши, Вольдемар, не забуду твоей доброты, чем-то она мне действительно приглянулась.

После завтрака нам с Катюшей была предоставлена полная свобода действий, Яша объявил, что сбор после обеда, здесь же, в гостинице, а сам тут же укатил куда-то по своим делам. Мы с Катюшей пошли гулять по городу, а когда подошло время обеда, отправились в европейский зал «Интуриста».

Несмотря на излишнее внимание со стороны мужчин – надо же, и здесь все то же самое! – Катюша вела себя вполне пристойно и корректно, со всеми была вежлива, со мной предупредительна, и вообще, поведение ее за последние несколько дней сильно улучшилось – она с каждым днем все более походила на светскую даму, отвыкая от роли дешевой шлюхи.

Я привел ее в ресторан лишь с одной целью – чтобы она на людей посмотрела, а не из желания поесть – у меня в желудке еще достаточно обильный завтрак полностью не переварился.

Кое-кому, быть может, описание наших с Катериной бесконечных походов по барам и ресторанам покажется утомительным и скучным, но без этого и сам рассказ не имел бы смысла – ведь все происходившее с нами и – главный момент этой истории – о котором будет рассказано впереди, было тесно связано именно с этими «злачными местами». Неподалеку от нашего столика весело и шумно гуляла какая-то солидная компания, и одним из членов этой компании оказался вчерашний наш «знакомый» из бара на 14 этаже – тот самый лысый придурок лет 40, низенького роста, который вчера на Катьку заглядывался.

Он, конечно же, узнал ее, и уже несколько раз подходил и приглашал танцевать; мой взгляд, направленный на лысого, раз от раза становился все неприветливей. Катька же, как ни странно, не отказывала ему, весело крутила своего «кавалера» в танце, и хотя сегодня она надела новенькие туфельки почти без каблуков, все равно была на голову выше его, что немало меня веселило. Когда лысый подошел в очередной раз приглашать Катрин, я рассмеялся этому карлику в лицо:

– Слушай, катись ты ко всем чертям, шар бильярдный. Надоел, недомерок.

Может и обидно ему было это слышать, но он показался мне уж больно назойливым, и я хотел чтобы он это понял. Лысому после этого захотелось объясниться, и он пригласил меня отойти с ним на разговор, и мне подумалось, что он жаждет получить трепку, – поэтому, как только мы с ним вышли в коридор, я взял его за отворот пиджака и сказал:

– Или ты, карлик, уберешься с наших глаз и больше не будешь надоедать, или я тебя выброшу в окно (не приходилось даже говорить всерьез о драке с этим коротышкой). Однако он схватил меня за рукав пиджака обеими руками и стал запальчиво говорить:

– Вы кое-чего не знаете, Савва, я очень серьезный товарищ и Катя мне ужасно нравится.

– Мне тоже, – усмехнулся я, а про себя подумал: «Она мне, правда, лишь временами нравится, в частности, сразу после ванной».

– Но у меня в отношении нее только серьезные намерения, поверьте, – выпалил лысый и вновь, вытащив платок, стал вытирать лысину. – Вы, Савва, только выслушайте меня, я вам объясню, что это означает.

Лично по мне все же стоило послать его к чертовой матери, а еще лучше – треснуть по лысине, – я прямо горел желанием сделать это, но Гриша – так звали коротышку – уже успел что-то такое нашептать Кате во время танцев, отчего та, улыбаясь, глядела на него снисходительно и, как мне показалось, даже кокетливо-благосклонно. Итак, благодаря моему слишком доброму нраву, уже через десять минут лысый сидел за нашим столиком (влиться в их компанию я категорически отказался) и что-то там плел о любви с первого взгляда и тому подобный бред. Товарищ этот, признаюсь, был мне абсолютно антипатичен, к тому же теперь он называл меня почему-то не по имени, а по профессии – «барменщик», что выводило меня из равновесия, и я вновь стал подумывать, что не мешало бы ему все же для «профилактики» накатать по шее. Однако из его слов я уяснил себе, что он уже выпытал у Катьки секрет наших с ней отношений, он даже знал, что я женат, а она всего лишь подруга. В этом месте я втихаря показал ей кулак. В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что Катька ему наплела также, будто знакома со мной с прошлого года, с тех пор как закончила 10 классов, и теперь вот уже месяц как живет со мной, отдавшись мне девушкой – все это я понял из Гришиных намеков и недомолвок. Тут уж я ей показал кулак в открытую. Затем Гриша добавил без излишней скромности, что занимается камушками и антиквариатом и чувствует себя достаточно уверенно в материальном плане, а я из всего вышесказанного осознал главное – он просит у меня Катькиной руки.

У меня? Ха-ха! Катькиной руки? Хо-хо! Каково, а!?

Тогда я ему заявил немедленно, и на всякий случай с металлом в голосе, что он делает мне больно, если хочет разрушить нашу с Катериной «любовь». Теперь уже Катька не удержалась и под столом наступила мне на ногу, а я, надувшись как индюк, стал перечислять и расписывать вероятному жениху ее достоинства – настоящие и мнимые. В связи с очевидной серьезностью разговора мы втроем спустились на первый этаж, перейдя в бар «Лидо», где знакомый мне бармен Леня – высокий симпатичный и добродушный парняга медвежьего телосложения, предложил нам охладиться финским пивом. Оставив Катьку у стойки – развлекать бармена, мы с Гришей пересели за дальний столик. И там под финское по рублю за штуку баночное пиво я и продал Катьку, причем не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова, – Гришка пообещал мне за нее отступного.

Получилось так, что он сам спросил:

– Сколько, по-твоему, если без обид, я должен буду тебе за Катеньку?

– А сколько не жалко за такой бриллиантик? – спросил я.

– Сам назначь сумму… – осторожно протянул он.

– Скажу откровенно, что Катенька дорога мне как сто других «катенек», бумажных, если ты понимаешь, о чем речь, плюс одна.

– Обижаешь, – сказал Гриша, на лбу его выступил обильный пот. – Я так понимаю – десять тысяч? То есть десять тысяч сто рублей. Я согласен.

– Считай, это подарок тебе, – процедил я сквозь зубы. – Катька – сама по себе драгоценность. А какая упаковка, ты обратил внимание? Одна только упаковка стоила мне половину этой суммы, и куплена вся не позднее, чем вчера.

– Я учту, – вставил Гриша и судорожно сглотнул. – Только… можно я спрошу?

– Валяй.

– Скажи, почему сумма не круглая?

Я поднял уже руку, чтобы хотя бы шутя шлепнуть его по лысине, но потом, сдержавшись, с сожалением опустил: