Катрин (с этой минуты мне захотелось ее только так называть), проплыла между нами и грациозно присела на стул, стоящий посреди комнаты – девушка явно давала нам возможность полюбоваться ею. У меня в эту минуту даже вспотели ладони, а это у меня происходит чрезвычайно редко и только при больших стрессах.

– А, Яша, что скажешь? Сногсшибательная метаморфоза, тебе не кажется?

– Мне кажется, Савва, мне почему-то кажется, что мы с тобой недостойны даже рядом с такой дамой находиться.

– Успокойтесь, мальчики, и не надо преувеличивать, – произнесла Катрин, слегка покраснев. – Не перехвалите меня, а то загоржусь.

Яшка, минутой позже придя в себя, извинился и вернувшись к телефону позвонил еще по одному номеру, затем повернулся к нам с Катериной и спросил:

– Катенька и Савва, вы не будете против, если в ресторане к нам присоединится один нужный мне товарищ – он режиссер на киностудии «Молдова-фильм»?

Мы с Катюшей, естественно, не возражали, и через несколько минут втроем мы спустились на лифте вниз, направляясь в ресторан. Мы отправились не в общий зал ресторана, что располагался от гостиничного входа налево, а свернули под арку направо, где в небольших, грубо вырубленных прямо в камне под землей гротах, расположенных анфиладой, находились уютные, интимные кабинеты, каждый всего на несколько столиков – это место называется «Крама». При этом в каждом зальчике играл свой небольшой, из двух-трех человек, оркестрик.

Во все время нашего следования туда внимание всех окружающих мужиков было приковано к нашей прекрасной даме: они отдавали дань ее внешности кто тихими вздохами, а кто, – из тех что были попьянее, – и восторженными возгласами, и даже встреченные нами женщины уступали Катерине дорогу, словно чувствуя ее превосходство. Я пофантазировал секунду – наш приход в ресторан мне представился выходом королевы к своим подданным, никак не меньше.

Привыкший к большим и шумным ресторанам я поглядел на Яшку и спросил:

– Яшенька, а там, в большом зале, нам не будет удобнее?

– Думаю, нам и тут понравится, – ответил он. – Интим, знаешь ли, здесь можно спокойно с друзьями посидеть, никто за твой столик присаживается не будет, и даму твою за руку на танец не поволочит.

– И то правда, – усмехнулся я, живо представив себе картину, расписанную Яшкой.

В одном из гротов, где стояли четыре столика, и занятыми оказались лишь два из них, оркестрик из трех человек при нашем появлении заиграл щемяще-задушевную мелодию, и я понял, что музыканты, увидев Яшу, решили сделать ему приятное – исполнить еврейскую «Хава Нагила». Скрипачом в этом оркестре был Игнат – один из лучших молдавских музыкантов, по происхождению цыган. Его скрипку все мы слышали в таких фильмах как «Лэутары» и «Табор уходит в небо», даже самого исполнителя видели, а вот в лицо его, как и других музыкантов, скорее всего не запомнили.

Под следующую еврейскую мелодию юркий официант практически незаметно накрыл перед нами стол и водрузил посредине бутылку марочного коньяка.

– Катенька, ты коньяк пить будешь, или заказать шампанского? – поинтересовался я.

– Что вы будете то и я, – ответила девушка просто.

Яша взял бутылку в руки, и в эту самую минуту к столу подошел его друг – режиссер, Яков радостно приветствовал его и тут же представил – «Вольдемар», затем стал разливать коньяк по рюмкам, а Вольдемар обменялся со мной рукопожатиями, Катюше чинно поцеловал ручку, затем присел на свободный стул около нее и стал что-то нашептывать девушке, наклонившись к самому ее уху, – не сомневаюсь что это были одни лишь комплименты.

– Уважаемый Вольдемар, – сказал я, заметив, что его монолог до неприличия затянулся. – Я надеюсь, вы не собираетесь приглашать девушку на главную роль в своем новом фильме, как это заведено у вас, режиссеров, потому что, хочу вас заверить, она у нас и так на главных ролях.

Яшка, бросив на меня удивленный взгляд, усмехнулся, а Вольдемар манерно повернулся ко мне и сказал красиво поставленным баритоном:

– Я, уважаемый Савва, да будет вам известно, снимаю только документальное кино.

– Вот в этом мы с вами схожи, – подмигнул я Яшке. – Мы тоже по жизни большие реалисты. Поэтому-то я и беспокоюсь за девушку.

Посмеялись; Вольдемар, извинившись, оставил Катюшу в покое и мы вчетвером завели общий без всякого смысла разговор.

Вечер протекал мирно и пристойно, мы по очереди танцевали с нашей единственной дамой, и, наверное, кому-то было интересно наблюдать со стороны, как эти трое мужчин приглашают на танец девушку, которая была выше любого из своих кавалеров ростом.

Вольдемар, несмотря на свою показную высокопарность, оказался интереснейшим типом, он беспрерывно рассказывал всевозможные истории, сплетни и байки из частной жизни сотрудников и актеров киностудии «Молдова-фильм» и местных театров; они перемежались долгими прочувственными кавказскими тостами в исполнении Якова.

Я в перерывах между тостами с интересом оглядывался по сторонам и вскоре обратил внимание на молодого человека, сидевшего за соседним столиком, который крутился на своем месте, будто чувствовал себя здесь неуютно, и своим поведением волновал довольно симпатичную даму, сидящую рядом с ним.

Заиграла очередная мелодия, Вольдемар встал и пригласил Катюшу на танец. Она с грациозностью леди выплыла из-за стола и отправилась танцевать; Вольдемар так прижимался к ней, что я в какое-то мгновение даже почувствовал укол ревности, чего раньше за собой по отношению к Катрин никогда не замечал, и радостно вздохнул, когда танец, наконец, закончился, и ее вернули на место.

Вновь заиграла мелодия – и опять еврейская, и тогда беспокойный сосед, сидевший за соседним столиком, встал и решительно направился к нам.

– Добрый вечер, – сказал он, обращаясь к Яше (каким-то образом он почувствовал что тот среди нас старший). – Разрешите я представлюсь: капитан КГБ, – рука молодого человека потянулась к внутреннему карману пиджака, но Яша небрежно махнул рукой:

– Мы вам верим, товарищ.

Молодой человек все же показал удостоверение и действительно оказался капитаном госбезопасности – я прочел написанное на корочке медленно и вслух.

– Послушайте, это неслыханно – заказывать все время еврейскую музыку, – оглядывая нас сказал он каким-то обиженным тоном.

– Разве мы какую-нибудь музыку заказывали? – манерно улыбнувшись спросил Яша, затем деланно – удивленно поглядел на нас и развел руками.

– Мы и с места не вставали, – подтвердил я.

– Эта музыка не должна звучать в нашей стране, она здесь под запретом, а играют ее в основном в Израиле, государстве, где проживают наши идейные враги.

Наш оппонент, казалось, был в восторге от собственных слов.

– Извините, я в музыке не разбираюсь, – вновь улыбнулся Яша (в скобках замечу: недавний выпускник театрального института и обладатель довольно приличного голоса!), но с удовольствием слушаю любую мелодию, которую исполняют музыканты, они здесь, говорят, высокие профессионалы. Кстати, я только что собирался подарить им два рубля. – Яшка стал рыться в карманах. – Если вы не против, конечно, товарищ капитан.

(Несколько позже я узнал что, бывая здесь, Яшка всегда оставлял музыкантам четвертак – 25 рублей).

Кэгэбэшник оглядел нас всех по очереди долгим оценивающим взглядом, затем извинился и отправился к музыкантам – разбираться теперь уже с ними. Те популярно объяснили ему, что все, что он слышал в этот вечер, относится к музыке румынских цыган, и пришлось разочарованному человеку из «органов» отправиться на место и дожевывать свой антрекот без всякого аппетита, потому что следующая же мелодия вновь оказалась еврейской – зажигательной 7-40.

«Ну, вот опять происки израильских агрессоров», – подумал, наверное, комитетчик, давясь куском.

После ужина мы отправились обратно в номера, Катерину по-прежнему сопровождали восторженные взгляды всех тех, в чье поле зрения она попадала.

Когда мы вышли из коридора в фойе, нас окликнул швейцар и «передал» Яшке «из рук в руки» трех дам, одетых, несмотря на конец марта, в легкие меховые полушубки. Правда, иногда по вечерам, включая и сегодняшний, на улице бывает еще довольно прохладно, а дамочки эти, простите за игру слов, очень напоминали тех, что «работают на улице», то есть проституток.

Мы поднялись наверх, в свои номера двумя партиями – за один раз не смогли все вместе в лифте уместиться. Когда все девушки, включая Катюшу, вошли в комнаты, Яша отозвал меня в сторону:

– Эти девочки, Савва, приглашены по «культурной программе», – сказал он, улыбнувшись, – две занимаются сугубо минетом, а третья дамочка, та, что постарше, – предназначена только для секса постельного.

– Спасибо за информацию, – поблагодарил его я. – Расклад несложный и даже мне, рядовому обывателю, понятен.

Впрочем, мне не обязательно было все это объяснять: как только я увидел наших «гостий», сразу понял, кто есть кто: две дамочки что помоложе (в пределах 25 лет), были не слишком симпатичными и на большее, кроме как для минета, не годились.

(Благодаря моему образу жизни я нередко сталкиваясь с минетчицами, и при этом вспоминаю, как некоторые мои знакомые ребята говорят: а я вот женюсь на некрасивой, зато она мне верна будет). Третья же, та, что постарше, была интересной блондинкой на вид лет 33–35, с хорошей фигурой и ухоженным лицом.

Несколько позже Яков, выбрав минуту, рассказал мне историю этой женщины. Злая судьба вынудила ее стать проституткой: муж этой дамочки, режиссер все той же киностудии «Молдова-фильм», еще недавно блистательный и респектабельный, угодил за какие-то свои финансовые манипуляции в тюрьму, да еще умудрился при этом влететь по статье «с полной конфискацией имущества», а потом, уже находясь в зоне, его угораздило проиграться в карты на сумму в пять тысяч рублей, которых у него, естественно, не было. Таким образом, его жена в один день распростилась с кооперативной квартирой и машиной, и жила вместе с дочерью временно у подруги; а теперь еще – в дополнение ко всему, – она оказалась перед выбором: либо уйти с дочерью куда глаза глядят, либо отрабатывать долг мужа, так как из зоны пришла от него слезная «малява», в которой он просит к такому-то дню передать эти пять штук – (пять тысяч рублей) через того-то, а сроку-то – смех – два дня.