– Да, – загорелся Витек.

– Только очень осторожно, все ползком, чтобы тебя током не шандарахнуло. (От станции Жмеринка и далее практически везде по стране поезда, ведомые электровозом, следуют на электрической тяге).

Захватив с собой разводной ключ, Виктор полез по вагону, добираясь до «бандуры». Хитрец, он, прежде чем гайки открутить, ключ тряпкой обмотал, да так тихо действовал, что я не услышал.

– Принимай товар, Савва, – услышал я его голос, донесшийся откуда-то сверху, получасом позже. Я приоткрыл дверь и высунул голову – по стенке вагона сползала кислородная подушка, наполненная вином. Я принял ее и опустил вниз, следом спрыгнул довольный Витек.

– Экзамен сдал, – похвалил я его, нацеживая в стаканы вино через соску подушки. – Вором ты уже можешь быть, значит, скоро и проводником настоящим станешь.

Близился вечер, наш состав еле тащился по пригородам какого-то города, по нескольку минут замирая чуть ли не у каждого плетня. Во время одной из таких остановок наш вагон перекрыл пешеходный переход-тропинку, и около вагона стали собираться люди, которым необходимо было перейти через пути. Те, что помоложе да побойчее, нырнули под вагон и отправились дальше, а у вагона еще оставались три-четыре пожилые женщины и одна молодая девица.

Женщины были сплошь сельского типа, девица же – явно городская, разительно отличалась от них: на ней были джинсы, кокетливо заправленные в сапожки, модная кожаная куртка и меховой берет.

– Поднимайся, красавица, – в шутку сказал ей Витя, высовываясь из двери. – Покатаешься с нами.

– А я могу через ваш вагон пройти? – вдруг спросила она.

– Куда пройти? – не понял я.

– Ну… – девушка неуверенно махнула рукой. – На ту сторону.

– Конечно, поспособствуем, – подмигнув напарнику, пригласил я. – Поднимайтесь, пожалуйста.

Девица, чего я уж совсем не ожидал, и впрямь полезла в вагон.

«Сумасшедшая баба, – решил я. – Определенно сумасшедшая». Протянув руку, я помог ей забраться внутрь. Выпрямившись, девица оказалась выше меня ростом. Следом за ней, покашливая, за поручни ухватилась одна из бабок.

– Э– Э, – предостерег я ее. – Вы это, того, бабулька, пожалуй, воздержитесь. Здесь прыгать придется с высока, расшибетесь.

Бабулька, недовольно бубня, отошла.

– Ой, а я тоже боюсь прыгать, – сказала девица.

– Тебе и не придется, – сказал я ей, закрывая двери. – Присаживайся, гостья дорогая.

Девица неуверенно огляделась в малюсеньком купе и осторожно присела на краешек топчана.

– Стаканчик сухого белого вина? – спросил я. – Или водочки?

– Лучше водки, – просто ответила она.

– Будьте добры, коллега, поухаживайте за дамой, – повернулся я к Виктору. Тот достал из НЗ бутылку водки.

– Давайте знакомиться, ребята. Дарья, – протянула руку девушка.

Ладошка девушки относительно ее сложения оказалась неожиданно маленькой и нежной. Я осторожно пожал ее; мы назвались. Витя, стоявший чуть сбоку и сзади девицы, покачал одобрительно головой, я проследил за его взглядом – бедра девушки, обтянутые голубой джинсой, были стройными и крепкими, а ноги – длинными. Витя протянул ей стакан, наполовину наполненный водкой, девушка сняла свой берет, длинные густые светло-русые волосы рассыпались по плечам. Я взял стакан с вином и чокнулся с ней.

– За знакомство, Дарьюшка. Скажу тебе честно, мы и не ожидали, что такие красавицы встречаются в этих забытых богом краях. За тебя.

Выпили.

– А что, у вас в Молдавии красивых девушек разве нет? – с легким кокетством спросила Дарья, отставляя пустой стакан.

– Есть, конечно, – ответил я, пододвигая к ней шоколадку, – да все какие-то мелкие. А ты вот… – я закатил глаза вверх, а в моих словах был неприкрытый восторг.

Еще через час состав, оставив за собой пригороды, набирая скорость, взял путь на юго-восток. Под мерный перестук колес я задрал шикарные длинные ноги Дарьи чуть ли не под самый потолок, и мы с ней устроили на топчане настоящую сексопляску.

Было уже совсем поздно, когда мы с Дарьей сделали перерыв.

– Ты че вообще села к нам? – спросил я, тыльной стороной ладони нежно поглаживая девушку по щеке.

– Да так просто… скучно было, – ответила она. Витька на верхней полке во все время нашего разговора подкашливал, и я, не выдержав, сказал:

– Еще один намек, напарник, и я тебя удалю с поля. Пойдешь в отсек до конца тайма прохлаждаться, там и накашляешься.

– Не ругай его, – вдруг попросила Дарья. Она стала гладить мои волосы. – Ты не ревнуешь к своему другу, кудрявенький?

– Нет, солнышко.

– Ему ведь тоже сладенького хочется. Иди сюда, Витек. Только чуток водки мне перед тем плесни.

– Нету, – сказал Витя, с сожалением встряхивая пустую бутылку. – Есть спирт, будешь?

– Сто грамм, не больше. Только не разбавляй, не порть напиток.

Слегка уязвленный простотой и добротой нашей гостьи, я отправился на верхнюю полку. И вскоре уснул. Проснулся уже утром, оттого, что Витька, шумно топчась по полу купе, топил печку – потрескивая и помигивая желтыми огоньками, разгорались щепки и какие-то сухие ветки; в воздухе вился их смолистый аромат. Склонившись со своего топчана, я увидел, что девушка еще спит.

– Что? – спросил я напарника. – Холодно вам стало?

– Тебе наверху потеплее будет, – отозвался он. – От пола до верхней полки разница температур составляет, наверное, градусов 20–25.

Я согласно кивнул; это был факт, проводниками неоднократно проверенный. Вскоре Виктор набросал поверх разгоревшихся дров брикеты углей, и приятное тепло разлилось по купе, а затем и вовсе стало жарко.

– Будешь еще? – спросил Витя, кивнув на разметавшуюся во сне Дарью.

– Нет, – ответил я. – Что-то не хочется.

– А я ее всю ночь мучил, – похвастал Витек.

– На ближайшей станции выдай девочке двадцать рублей и пусть отправляется домой, – сказал ему я.

– А может?.. – просительно скривился Витя.

– Нет, Витек, нельзя, – прервал я его. – Поверь моему опыту.

От нечего делать я вскоре вновь уснул, а когда проснулся, Дарьи в вагоне уже не было.

– Жалко, – с грустью сказал Витя. – Она сошла. В щеку тебя поцеловала, ты не почувствовал, что ли?

– Почувствовал, конечно, – обманул его я. – Но виду не подал, чтобы не затягивать прощание. Да ты не расстраивайся так.

– Как не расстраиваться? – Витька зажмурился. – Она такая сладкая…

– Еще встретятся на нашем пути сладкие, – сказал я. – Не грусти.

Город Ростов наш состав миновал сходу, зато почти сутки мы простояли на Ботайск-товарная. Клиенты шли плохо, сухое пили неохотно, к тому же холодно, зима, пришлось даже сбавить цену до двух рублей за литр; но и после этого ночь прошла до обидного спокойно.

Рано поутру, услышав стук в дверь, я открыл и увидел двух молоденьких дамочек, которых, судя по их лицам, жестоко колотил похмельный синдром. Одной из них, как вскоре выяснилось, было 25, другой и вовсе 22 года.

– Да, мои «перышки», – ласково приветствовал я девушек. – Чем могу вам помочь?

– Налей банку, спаситель, – прохрипела старшая, дрожащей посиневшей рукой протягивая пятерку. Я зачерпнул банкой в ведре и подал ей. Ну и картинку эти девушки являли собой, я вам передать не могу. Руки у обеих трясутся, щеки бледные, глаза бешеные, вот-вот из орбит повыпрыгивают, лица поминутно перекашиваются неконтролируемыми гримасами – просто ужас какой-то: то ли маски-шоу, то ли шоу-обнаженка без масок.

Старшая взяла банку в обе руки, кое-как, едва справляясь с дрожью рук, приладила ее ко рту, однако пить ей все никак не удавалось – вино расплескивалось. Ее подруга, разевая словно рыба рот, напряженно за ней наблюдала, готовая каждую бесценную каплю хоть в полете перехватить, но и она тут была бессильна – руки у нее тряслись не меньше, чем у подруги.

Вид у девушек был в этот момент трагикомический, и я, заметив, что в банке осталось уже меньше половины, не выдержал и посоветовал:

– Прижми же банку к стене вагона, тогда ее хотя бы трухать перестанет, а хочешь, я тебе помогу.

Не дождавшись ответа, я спрыгнул и забрал из ее рук банку. Я держал банку, постепенно ее наклоняя, а девушка, жадно ловя струйку губами, медленно опускалась на колени. Третья часть от всего количества, возможно, и попала ей в рот. Мне от всего происходящего и внешнего вида этих дамочек стало нехорошо; вторую девицу я уже поил из стакана – как маленькую.

Витя, стоя в проеме двери, сопереживал, что ясно выражалось на его лице.

– Налей еще баночку, – подал я ему опорожненную посуду, – и напомни мне, чтобы в следующий рейс я с собой соломки коктейльные прихватил.

– У нас денег больше нет, – косясь на подругу, испуганно сказала младшая.

– Не важно, я вас угощаю, – усмехнулся я, протягивая ей банку.

Видели бы вы этих девушек через четверть часа. Глазки горят, щечки розовые, руки, приостановив свою ужасную пляску, стали выглядеть вполне нормально – наши гостьи настолько преобразились, стали такими хорошенькими, что хоть в ЗАГС их веди.

– Эк вас угораздило, девчонки, дойти до такого состояния, – вздохнул я.

– Так я ж только из ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий, где врачи в течение двух лет в палочно-строевом режиме пытаются лечить людей от алкоголизма) выскочила, – сказала старшая. – А Танька, вон, на днях туда собирается.

Я поглядел на Таньку, подумал, подруга шутит, а та говорит:

– Через две недели велели прибыть. – И обреченно так на меня глядит. Мороз пошел у меня по коже.

– Так сколько же вам лет? – спросил я. Девушки сказали.

– Бог мой, – прошептал я. – Ну и жизнь у вас, блин, еще хуже нашей. Танька, слушай, давай ты вместо ЛТП с нами поедешь.

– Куда?

– В малое кругосветное путешествие, – усмехнулся я. – По Союзу. Лекарства вон, навалом. – Я кивнул на цистерны. – Пей, сколько влезет. А сдохнешь, – похороним тебя с почетом где-нибудь в дороге, банка, надетая на палку, будет тебе вместо креста и портрета.