– Эй, очнись, Витек, – сказал я напарнику, видя, что тот заскучал, всматриваясь в проплывающие мимо нас зимние молдавские пейзажи. – Бери-ка, товарищ дорогой, в свои руки пломбы, проволоку, плоскогубцы и тренируйся – учись снимать и ставить их так, чтобы не было заметно, что они съемные. Я в первом рейсе начинал с того же.

Виктор, не споря, принялся за дело. Надо отдать ему должное: парень постигал премудрости нашего проводницкого дела с удовольствием и, что особенно приятно, о деньгах, которые предполагалось заработать, пока не заговаривал. При этом следует отметить, что и рейс у нас был, прямо скажем, не из лучших в смысле доходности – на Тбилиси, ведь вы сами понимаете, что вести туда вино – это примерно то же самое, что самогон и сало в Украину.

А дело было в том, что осенью прошлого года в Араратской долине из-за необычайно сильных морозов все виноградники померзли на корню, поэтому винограда, а, следовательно, и вина тамошние виноградари в этом году получили очень мало, и теперь, в рамках братской помощи, мы везли им наше, молдавское вино. По большей части мы везли в Тбилиси вина светлых сортов – так называемый шампанский материал, предназначенный для местного комбината шампанских вин, чтобы огромный завод не простаивал.

Всего у нас было три вагона в связке – «спецвагон», уже хорошо знакомый читателю по предыдущим описаниям, а спереди и сзади к «спецу» были прицеплены две цистерны «бандуры» – 60-тонники. В одной из них было вино «Фетяска» – «девичье», в другой «Алиготе», а в самом «спецу» – «Каберне по-белому». «Каберне по-белому», кстати, вино нежно-розового цвета, весьма приятного оригинального вкуса, и особо любимо истинными ценителями.

На станции Бессарабская, до которой мы добрались на второй день пути, наш состав разобрали, после чего, пропуская через «горку», нашу «группу три» включили в новый состав, следующий то ли до Жмеринки, то ли до самого Ботайска – есть такой город неподалеку от Ростова, большая узловая станция, знакомая каждому проводнику.

Осторожно приоткрыв дверь, я выглянул наружу: наш вагон, только-только миновав «горку», набирая скорость, покатился под уклон.

– Держись крепче, – сказал я Виктору. – Сейчас, возможно, так долбанет, что не знаешь где и приземлишься.

– Эй, на спецу, вас поймать, что ли? – услышали мы крик.

Высунувшись наружу и увидев парнишку-путейца, я энергично закивал.

– Только нальешь баночку, проводник, – добавил тот, – ладно?

– Если «пузырь» упадет, – весело крикнул я ему в ответ, устанавливая пустую бутылку на порог, – считай, не справился. (Это была такая игра, практикуемая между проводниками и путейцами: если произвести остановку вагона со всей осторожностью, то бутылка не упадет).

– Эх-ма, – крякнул путеец, бесстрашно бросаясь с тормозной колодкой под самые колеса нашего вагона. – Помогай, Васька, – подключил он к делу невидимого нам по другую сторону вагона напарника. Вагон стал плавно тормозить и вскоре остановился, легко ткнувшись буфером в стоявший впереди вагон. Бутылка накренилась, но вовремя подбежавший парнишка успел подхватить ее рукой, поставил на место и заулыбался довольный. Из-под вагона вынырнул второй путеец, сверстник первого, в грязном бушлате, с перепачканным лицом, очевидно, он и был тот самый Васька.

– Да, банку ты не заработал, – сказал я первому парню, невольно улыбнувшись в ответ на его улыбку, – но за находчивость, так и быть, налью.

Напарники, сторожко оглядываясь по сторонам, выпили по банке вина.

– Кислое, – скривился Василий, возвращая пустую банку.

– Сухое вино, брат. Другого в наличии не имеется, – сказал ему я. – Поверь, сами мучаемся. Зато, говорят, полезно для здоровья.

Часом позже, плотно пообедав в поселковой столовой и уложив в целлофановый мешок четыре огромных круглых каравая черного хлеба, выпекаемого на местном заводе, мы возвращались в свой вагон.

– Пропадет хлеб-то, – сказал Виктор, дорогой поудобнее перехватывая мешок с хлебами. – Зачем нам столько?

– Не пропадет, – уверенно ответил я. – У меня вот недавно был интересный случай, когда вот такой же хлеб два месяца пролежал в вагоне. Он остался от предыдущего рейса, зачерствел практически до каменного состояния, но не испортился. А когда мы оказались без свежего хлеба, вытащили его из мешка, разрубили топором, намочили, затем подержали в сковороде с жареной картошкой под крышкой – нормально пошло, даже вкус не изменился.

У вагона, как оказалось, нас поджидали: когда мы подошли, навстречу вынырнул неприятного вида хлыщ, на путейца не похожий. Дождавшись, пока мы заберемся в вагон, он подошел и спросил:

– Мужики, баба нужна?

– Какая баба? – спросил я, хотя конечно понял, что он имеет в виду.

– Как какая? – растерялся тот. – Самая настоящая – живая, и все при ней. – Хлыщ оскалился, изобразив улыбку. – Купите бабу, не пожалеете. На весь рейс можете ее с собой забрать. Молоденькая, всего восемнадцать лет девке.

– Умеет что-нибудь делать эта твоя девка? – спросил я. Хлыщ, не поняв, сделал удивленное лицо, и тут я вспомнил, наши ребята-проводники совсем недавно рассказывали, что здесь, в Бессарабской, путейцы многим проводникам устраивают хорошо отработанный «кидняк»: за ведро вина они подсаживают в вагон девку, а перед самым отправлением состава она сбегает, иногда чуть ли прямо ни на ходу с вагона сигает. Многие проводники, купившись на это, «попали» на ведро вина, а девка так ни с кем ни разу и не уехала. Находчивые станционные работники сами ее «пользовали», да еще вино, как мы видим, им даром доставалось.

– Ноги умеет раздвигать, велика наука, – цинично оскалился парень.

– Ладно, волоки свою девку сюда, – сказал я ему, в голове моей уже созревал план.

– На черта она нам нужна, Савва? – негромко спросил Витька. – А вдруг она больная, как в дороге лечиться будем?

– Да не больная она, – обиделся парень, услыхав его слова. – У меня дома эта подруга целый месяц прожила. А недавно скулить начала: хочу покататься, говорит, белый свет повидать. А я, говорит, ей уже надоел.

– Ну, веди сюда свою кобылку, – говорю я. – Посмотрим на нее. Не очень стремная?

– Да ничего, нормальная, – говорит парень. – Я сейчас, мужики, по скорому ее приведу. Только вы ведро вина приготовьте. Вина у вас вон сколько, не жалко вина-то для этого дела. – Парень усмехнулся и, изобразив руками неприличный жест, ушел.

Прошло минут двадцать, я обрисовал Виктору ситуацию и поделился своим планом, сам еще не зная, что и как у нас из этого получится. Одним словом, решил я каким-нибудь образом наказать хитрокрученых путейцев.

А спустя несколько минут на путях появилась странная процессия, направлявшаяся в нашу сторону: пятеро путейцев в промасленных и драных одеждах, у одного из которых в руке было белое эмалированное ведро, вели девку. Когда процессия приблизилась, стало видно, что девка действительно молодая, но выглядела лет эдак на 50 – изможденное лицо, нездоровый вид, одежда поношена, но особенно выделялись ее грязные руки с черными ногтями.

– Что это еще за мурзилка? – рассмеявшись, спросил я, когда они приблизились. – Она у вас что, путейцем работает? Что у нее с руками?

Девка удивленно поглядела на свои руки, не понимая, чего это я так веселюсь; лицо Виктора при виде нее исказила брезгливая гримаса.

– Как зовут тебя, барышня-красавица? – вновь спросил я, ткнув напарника локтем в бок.

– Так ты берешь девку, или нет, – нетерпеливо спросил меня старший из мужиков. – Давай вина и действуй, нам еще вон работать надо. Евдокия ее зовут.

Прозвучал гудок тепловоза. «Наш» – догадался я. Следующий, второй гудок означал отправление. Чтобы исполнить свою задумку, мне нужно было все, вплоть до секунд предусмотреть – путейцы народ ушлый, они ведь могут и состав, если потребуется, остановить.

– Давайте ведро, – сказал я. – Только вы в курсах, хлопцы, у нас вино сухое.

– Пойдет, – подавая мне ведро сказал хлопец, который накануне договаривался с нами.

– Пойди, нацеди, – сказал я напарнику, передавая ему ведро. – И добавил шепотом: – Только не торопись. Когда услышишь второй гудок – дуй сразу ко мне, а ведро отставь в сторону. – И вновь громко: – Ну, полезай в вагон, красавица Дунька.

– Эй-эй, – воскликнул старший. – Ты сначала ведро давай.

– Так мы разве ж не договорились, друзья-товарищи? – разведя руками в стороны, деланно удивился я.

– Договорились, – сухо отозвался тот, – вот и давай вино.

Витя вылез из дверцы отсека, передавая мне наполненное ведро.

– Садись, – сказал я ему, ставя поверх ведра дощечку. – Садись и жди.

– Ну че, мужики? – вновь занудил старший. – Ведро-то давайте.

– Девку сначала давай, – упирался я.

– Торопится, – усмехнулся он, обернувшись к своим товарищам. – Думает, не успеет. – Те захихикали. Парень тем временем, обращаясь к девице, сказал: – Давай, Дунька, полезай в вагон, и легкой тебе дороги. – И он неприятно захохотал.

Вновь звучит гудок, уже второй, и вслед за этим весь состав передернуло. Дуня подошла и взялась рукой за поручень.

– Залезай уже, мадам, – говорю ей я, спрыгивая на землю. – Там наверху старший, познакомься с ним.

Парнишка, который передавал нам пустое ведро, шагнул, было, ко мне, и в это самое время состав тронулся. Я оттолкнул его, хотел просто отодвинуть, чтобы не мешал, но не рассчитал сил и парень, отлетев, упал на землю.

– Принимай, – крикнул я Витьке, хватая и подсаживая Дусю на лестницу. Та охнула, не ожидая от меня такой прыти, Витя тут же подхватил ее за руки и поднял в вагон, мгновение – и я влетел следом.

«Эй, это че, блин, делается?..» – послышался чей-то голос; «Мужики, что за херня, ведро-то верните!» – прокричал другой; «Бабу-то отдайте, гады!», – писклявым голосом заверещал третий.

– На обратном пути ее получите, – крикнул я им, торопливо закрывая за собой железную дверь, чтобы не бросили чем-нибудь тяжелым. – А ты сиди, не дергайся, – прикрикнул я на Дусю, в растерянности стоявшую у двери. Та испуганно заморгала и села на топчан.