Когда за окном стемнело, нам все же пришлось спуститься вниз, так как к этому времени все уже основательно проголодались. Я растопил маленькую печку и мы стали в восемь рук готовить ужин: девушкам было доверено почистить картошку, затем я, слегка ее обжарив, стушил с добавлением вина в казане, а под конец вывернул туда же банку тушенки. Ну, чем, скажите, не царский ужин?

Ужинали мы романтично – при свечах; мы с Петро по-прежнему баловались водочкой, девушки наслаждались портвейном, отказавшись от водки, а заодно – с негодованием – и от сухого вина, которое, к тому же, носило такое – тьфу! – странное название: «девичье».

С каждым часом нашего путешествия мы все больше отдалялись от родного нашим попутчицам Витебска, что, впрочем, судя по всему, наших дам совершенно не беспокоило: они чувствовали себя в вагоне вполне комфортно и удивлялись, наверное, лишь тому, почему это мы с Петром до сих пор для разнообразия не поменялись партнершами.

Петруха, конечно, был бы не против обмена – периодически сталкиваясь с «моей» Люсей в тесном пространстве купе, он то и дело как бы невзначай проводил рукой по ее пышному бедру, или же касался груди, но я строго следил за порядком и не позволял ему безобразничать. Где им, нашим милым подругам, было знать, что причиной нашего столь «высоконравственного» поведения являлись банальные мандовошки, – о том, что у девчонок для нас тоже могут быть свои сюрпризы «от Венеры», мне и думать не хотелось.

После ужина Люся одним махом взлетела на верхнюю полку, чем вызвала наши восторженные возгласы – она весьма быстро приобрела этот навык, и на сей раз исполнила его просто мастерски.

– Я присваиваю тебе, Люся, – сказал я слегка заплетающимся от водки и усталости языком, – звание проводника первого класса. – И пояснил: – За освоение высшего пилотажа в вагонной акробатике.

Петро и Ульяна дружно захлопали в ладоши.

В таком вот времяпровождении практически незаметно миновали сутки, совместно проведенные нами в дороге, что было отмечено очередным тостом; а часом раньше наш состав пересек границу с одной из братских прибалтийских республик, что было поводом для тоста предыдущего.

Отношения в нашем небольшом коллективе за это время сложились великолепные, мы чувствовали себя легко, весело и непринужденно. Однако, немного поразмыслив, я решил, что настало время разрушить создавшуюся идиллию и попрощаться с девушками. Мне, признаюсь, было нелегко это сделать, так как я и сам уже привык к ним, а девушки, судя по всему, вовсе не собирались покидать нас; казалось, они готовы были путешествовать вместе с нами сколь угодно долго, деля все тяготы и прелести походно-кочевой, поездной жизни. Тем не менее, дождавшись момента, когда впереди по ходу движения показались станционные строения и поезд стал замедлять ход, я решительно объявил, что настало время для последнего поцелуя. Петро бросал на меня умоляющие взгляды, девушки были в недоумении, но я был непреклонен, выдал им тридцать рублей на дорогу и высадил на полустанке, вблизи которого располагался пассажирский вокзал.

Уже растаяли на уносящемся от нас перроне силуэты наших белорусских подружек, а Петро все поглядывал через открытые двери в их сторону и вздыхал. Он бы, наверно, еще долго бы так стоял, дожидаясь, пока я на него не прикрикну, но я сказал спокойно и дружелюбно, передавая ему флакон с дихлофосом:

– А теперь, Петро, ты должен подумать о своем здоровье и озаботиться тем, как победить гнусных насекомых. Впереди нас ждет город высокой культуры Рига, а вместе с тем новые отношения с интеллигентными дамами. Вот, возьми это, отправляйся в отсек и побрызгайся, причем повтори эту процедуру пару раз через несколько часов. А девочки эти, поверь мне, скоро забудутся, так как их место займут другие.

Мои слова напарник воспринял как обещание, и, несколько приободрившись, полез в отсек.

Глава третья

Город Рига – конечная цель нашего путешествия, встретил нас не очень приветливо – в том смысле, что при виде наших вагонов с надписью «вино», стоявших у всех на виду, на первом пути товарной станции, никто из многочисленных прохожих умильно не улыбался, и даже железнодорожные рабочие, обычно жадные до халявки, в двери вагона не стучали и банку вина налить не просили.

«Похоже на то, что мрачные предсказания опытных проводников начинают сбываться», – с тоской подумал я, вглядываясь в лица граждан, проходивших мимо вагона, – лица эти, вполне нормальные, не воспаленные алкоголем и явно не требовавшие похмелья, мне, конечно же, не нравились.

Налив и передав машинисту станционного маневрового тепловоза чайник вина, я попросил его поставить наши вагоны в подходящее, с его точки зрения место, где мы могли бы продавать вино; стесняться в такой ситуации было глупо. Машинист, подумав немного, зацепил вагоны и тронул с места, после чего наш маленький состав отправился в небольшое путешествие по городу, и получасом позже мы оказались в городской промышленной зоне, где в прямой видимости от нас были расположены несколько заводов и фабрик. Время для торговли было самое подходящее – пять вечера – трудовой люд как раз заканчивал свой рабочий день.

Мы быстро подготовились к «работе», и в радостном возбуждении наблюдали, как целые толпы рабочих и служащих, выходя через проходные заводов, направлялись к остановкам автобусов, чтобы ехать по домам. При этом путь их пролегал в самой непосредственной близости от вагонов, однако, к нашему удивлению, никто из работяг не изъявлял желания купить вино. На двери вагона я мелом вывел толстыми крупными буквами слово «ВИНО» – чтобы ни для кого не было секретом, что именно в нем находится, оставалось лишь приписать рядом слово «в продаже», а на порог у двери для наглядности выставил ведро и банку.

И что бы вы думали? Вся эта суета в итоге оказалась напрасной – навязчивая реклама никого не привлекла, клиентов мы так и не дождались, а людской поток – поначалу широкий и бурный, вскоре понемногу иссяк, вино осталось невостребованным, а затем на улице стало темнеть, и наши шансы на заработок растаяли вместе с последней розовой дымкой заката.

Проведя до обидного спокойную ночь, ранним утром мы с Петро отправились искать маневровый тепловоз для того, чтобы он перекинул наши вагоны в новое, более подходящее для торговли место. Этот день был пятница, впереди были выходные, и еще оставался призрачный шанс на какой-нибудь, хоть небольшой заработок, – о том, что вагоны ждут на винзаводе, где наверняка уже были получены дорожные документы, я и думать не желал.

Найдя на запасных путях свободный маневровый, я налил машинисту полведра и напрямую сказал, чего хочу. Тот пожал плечами, зацепил наши вагоны и вскоре пристроил их в черте города, неподалеку от центра, на этот раз поблизости от винного магазина.

Однако для нас от этой перемены мест ровным счетом ничего не изменилось: прибалтийские выпивохи, скользнув равнодушным взглядом по нашим вагонам, заходили в магазин, где покупали себе «флакон», «пузырь», «фугас», «бомбу», «огнетушитель» или «фаустпатрон», – теперь я уже и не припомню точно, как в тех местах называлась бутылка портвейна, а после приобретения вожделенного напитка отправлялись по своим делам.

Магазинный бутылочный портвейн отличается от нашего тем, что, пройдя на заводе вторичного виноделия обработку, уже окончательно профильтрован, разбавлен водой, разлит в бутылки и стоит заметно дороже. Однако объяснять все эти нюансы, которые говорили в пользу нашего вина, попросту некому было: за целый день к нашему вагону подошли не более десятка клиентов, которые совместно купили от силы литров 15 вина.

Чрезмерно культурное поведение местных граждан, а также до обидного малое количество встречающихся здесь алкоголиков, начинало меня не в шутку раздражать. К тому же продавец винного магазина – толстая, сурового вида баба, которая уже несколько раз в течение того недолгого времени, как мы устроились по соседству с ней, выглядывала из дверей своего предприятия и подозрительно посматривала в нашу сторону, немало смущала меня. Из чего я сделал вывод, что мне просто необходимо отправляться к конкурентам на переговоры. Стоило попытаться наладить с продавщицей добрые отношения, подумал я, хотя бы уже для того, чтобы у нее не возникло желания позвонить в милицию.

У меня оставалась еще маленькая надежда на то, что удастся продать хотя бы им немного вина, поэтому я напялил на лицо самую жизнерадостную из своих улыбок и направился в магазин.

Переговоры, против моего ожидания, прошли как нельзя более успешно: суровая баба при знакомстве оказалась приятной собеседницей, и, что еще важнее, толковой и хваткой торговкой: мы быстро договорились с ней о небольшом взаимовыгодном дельце и поздним вечером того же дня я слил в две металлические бочки, привезенные на «жигулевском» автоприцепе, около 400 литров портвейна.

Конечно, нам пришлось отдать вино за полцены, то есть по два рубля за литр, но и это был для нас выход – ведь дополнительные 800 рублей в нашу кассу при любом раскладе лучше, чем ничего.

В субботу утром машинист маневрового тепловоза, все тот же неразговорчивый худощавый мужик, не желая больше нас слушать, зацепил вагоны и спустя полчаса затянул их на территорию винзавода, который, как оказалось, располагался практически в самом центре города. Из слов директора, который с заметным нетерпением лично встречал вагоны, мы узнали, что местный винзавод прямо-таки задыхается от недостатка виноматериалов, поэтому он, получив еще позавчера дорожные документы, потребовал от руководства железной дороги, чтобы вагоны, «затерявшиеся» где-то на городских подъездных путях, разыскали и немедленно доставили на завод.

С нашим приездом для многих работников завода выходной день, суббота, превратился в день рабочий: две лаборантки в синих халатах, уже вооруженные пробирками и бутылками, стояли на рампе в полной готовности. Таким образом, еще до девяти утра из цистерн были взяты анализы вина; после чего рабочие в брезентовых робах, подсоединив свои шланги, принялись сливать вино.