На экране Рональд Бозенкет под конец программы рассказал Эндрю Гартнеру анекдот о канарейке, которая научилась высвистывать девятую симфонию Бетховена.

Из холла вернулась Роза, ее глаза возбужденно блестели.

— Профессор Коуплэнд собирается послать Пендлу счет за испорченную шляпу. Он купил ее в магазине Герберта Джонсона за пятьдесят фунтов.

— Роза, ты не будешь возражать, если я отправлюсь в постель? — сказала я. — Я все еще чувствую слабость, и у меня был сегодня довольно изнурительный день.

Я улеглась в постель, прихватив с собой котенка, и погасила свет. Завтра я уберусь отсюда и не буду больше болтаться ни на чьей шее.

Через несколько часов я услышала, как по коридору, приглушенно переговариваясь, прошли в свои комнаты Джек и Туз.

Глава шестнадцатая

Было еще очень рано, когда на следующее утро ко мне в комнату зашел Туз и передал письмо от Джейн.

— Мы с Джеком собираемся в Манчестер на встречу с нашим адвокатом, — сказал он. — Вернемся к ланчу. А ты не очень хорошо выглядишь, наверное, слишком устала вчера. Не поднимайся с постели, пока я не вернусь. — Он ласково провел пальцем по моей щеке. — Мне очень жаль, что ты вынуждена присутствовать при нашем семейном кризисе.

Туз повернулся и пошел к двери, а я панически пыталась запечатлеть в памяти черты его лица: ведь мне никогда больше не придется его увидеть. Я чувствовала себя так, как будто у меня из груди медленно вырезают сердце. Когда Туз протянул руку к дверной ручке, я не выдержала этой пытки и окликнула его.

— Я должна поблагодарить тебя за то, что ты ухаживал за мной и, вообще, за все.

Туз повернулся ко мне.

— А я еще не закончил.

— Прости, я, наверное, была трудным пациентом.

Его лицо расплылось в улыбке.

— Ты была чертовски трудным пациентом, — сказал он и вышел из комнаты.

Я вскочила с кровати, быстро оделась и покидала свои веши в чемодан. Потом зашла к Розе, которая пришла в ужас оттого, что ее разбудили в такой безбожно ранний час.

— Я только что получила письмо от своей матери, — сказала я. — Она тяжело заболела, поэтому сейчас некому присматривать за отцом. Так что, боюсь, мне необходимо немедленно уехать.

— О, дорогая, — несколько раздраженно отозвалась Роза. — Ну в чем дело, я не понимаю: все уезжают. Сначала Пендл, потом Джимми, потом Мэгги, а теперь и ты. Прямо как у Чехова. Ладно, не обращай на меня внимания. Но ты обязательно должна приехать к нам снова. Брэддок подвезет тебя до станции.

— Роза, ты не будешь возражать, если я заберу с собой котенка? — спросила я.

— Конечно нет, здесь и так слишком много животных. Надо только найти для него какую-нибудь корзинку.

Я решила написать письмо Тузу, и это заняло у меня целую вечность: очень трудно писать кому-то прощальное письмо, когда хочется без конца повторять: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…» В конце концов получилась коротенькая записка, в которой я сообщила о болезни матери и еще раз благодарила его за заботу.

Мистер Брэддок уложил мои вещи в машину. Котенок бегал внутри закрытой корзинки и жалобно мяукал. Я зашла на кухню попрощаться с миссис Брэддок. Там сидела Береника, ела свою «крысиную шерсть с опилками», разведенную в молоке, и читала «Гардиан». Я проигнорировала ее присутствие и начала тепло обнимать миссис Брэддок.

— Прощайте, миссис Брэддок. Спасибо вам за эти подносы с едой в спальню и за все, все остальное тоже спасибо.

Миссис Брэддок вытерла концом фартука повлажневшие глаза.

— Ты хорошая девочка, и ты так много поработала вчера. Мы будем очень скучать по тебе. Я надеюсь, что ты скоро снова приедешь сюда, хотя, вполне возможно, тогда меня здесь уже не будет, — сказала она и посмотрела на спокойно жующую Беренику тяжелым взглядом.

В дверях показался мистер Брэддок.

— Моя радость, нам следует поторопиться, если мы хотим успеть на поезд.

Я направилась к двери, все также не обращая внимания на Беренику. Но она оторвала глаза от газеты и обратилась ко мне:

— Прощай, Пруденс, я уверена, ты скоро найдешь нового постоянного партнера. И надеюсь также, у тебя окажется достаточно сильное эго, чтобы не воспринять отказ Айвена как признак твоей личной непривлекательности.

Секунду я задумчиво разглядывала ее.

— Как ты сама проповедуешь, чтобы жить здоровой, полноценной жизнью, человеку следует поступать в соответствии со своими сиюминутными побуждениями, — сказала я, взяла в руку тарелку и вывернула всю эту здоровую пищу на ее чисто вымытую голову. Струйка молока тут же потекла по ее лицу, кусочки «крысиной шерсти» стали отваливаться и падать на пол. — Я, конечно, приеду на твое венчание и буду разбрасывать перед тобой коричневый рис, — добавила я и поторопилась выйти из дома к ожидавшей машине.

Роза ждала меня снаружи. Был отличный день: ярко светило солнце, на чистом снегу ослепительными звездочками вспыхивали искры, а по сугробам радостно катались собаки. Все это казалось ужасно несовместимым с моим мрачным настроением.

— Прощай, Роза, — сказана я, усевшись в машину. — Передай привет Джеку и… Тузу. Скажи, что я их люблю.

Когда она помахала мне вслед, я почувствовала, как что-то оборвалось в груди.

Горы мерцали, как мраморные, на фоне синего неба. Снег, покрывавший стены, крыши, каждую веточку и травинку, ярко блестел в солнечном свете. Мне вспомнился отрывок из поэмы, которую я учила еще в школе. Как там было?

В руки кнут берет возница и мы трогаемся в путь, мимо нас дома, деревья — успевают промелькнуть. На последнем повороте мы глядим былому вслед, и прощаемся печально с тем, чему возврата нет…[39]

Я обернулась и бросила последний взгляд на дом Малхолландов и окружающие его замерзшие сосны. Да, в этом доме я пролила слишком много слез.

Вдруг я услышала приглушенное хихиканье и с недоумением посмотрела на бесстрастное лицо мистера Брэддока. Он снова захихикал.

— Мы с миссис Брэддок с трудом смогли сдержаться, чтобы не поаплодировать вам, — сказал он, трясясь от смеха. — Я до самой смерти не забуду выражение ее лица и эту кашу с молоком на ее голове. Как бы я хотел собраться с духом и сделать что-нибудь подобное. В любом случае ваше имя навсегда будет записано золотыми буквами в нишей памяти.

— Дорогой мистер Брэддок, вам, пожалуй, не стоит сильно об этом распространяться. Туз придет в ярость.

— Неважно, если эта женщина станет хозяйкой Эмблсайда, то нас с миссис Брэддок все равно выкинут отсюда пинком под зад.

И он снова удовлетворенно захихикал.

После того, как мы купили билет и погрузили в купе мой багаж и корзинку со все еще яростно мяукавшим котенком, мистер Брэддок сказал, что ему надо уезжать.

— Я еще должен хорошенько поработать лопатой. Но позвольте пожать вашу руку напоследок.

— Очень приятно, что осчастливила хотя бы одного человека, — мрачно проворчала я.

Поездка в Лондон была кошмаром. Я чувствовала себя отвратительно, слезы непрерывным потоком текли из-под темных очков. К несчастью, поезд был забит до отказа. Меня ужасно раздражали все эти старые леди, сидевшие в моем купе, которые сначала упрашивали меня выпустить из корзины котенка, а потом, когда им надоело, что он гуляет по ним и дерет их чулки, стали умолять посадить его обратно. Не выдержав их общества, я сбежала из купе и всю оставшуюся до Лондона дорогу провела в уборных, кляня себя за глупость и перебираясь из одной уборной в другую, когда кто-нибудь дергал дверь.

Джейн, очевидно, вообще не ждала моего возвращения и на полную катушку пользовалась моим гардеробом. Когда я приехала домой, моя одежда была разбросана по всей спальне, а флакончик с моими любимыми духами был наполовину пуст. Я нашла в кладовке жестянку из-под омаров и сделала домик для котенка. Потом долго бесцельно бродила по квартире, раздумывая, что скорее всего я спятила, если так спокойно брожу среди этого беспорядка.

Джейн вернулась домой около десяти вечера и страшно обрадовалась моему возвращению. А потом ужасно смутилась, так как была одета в мои шубу и сапоги. Внезапно она внимательно посмотрела мне в глаза, и ее смущение превратилось в ужас.

— Пру, ты выглядишь так, как будто попала в дорожную катастрофу. Признавайся, что, а вернее, кто довел тебя до такого состояния?

— Я болела, — сказала я и вдруг горько расплакалась. Так, рыдая в три ручья, я и поведала Джейн всю мою историю.

— Конечно, так и должно было произойти, — уверенно заявила она. — По твоему письму я сразу поняла, что ты довольно быстро покончила с Пендлом и перекинулась на Туза.

— Приди в себя, — продолжала Джейн. — Я думаю, что ты просто опустила руки. Я бы ни за что не сдалась и обязательно стала бы бороться за него с этой Береникой — имя-то какое слащавое! Только вспомни, как энергично ты действовала в случае с Пендлом, и посмотри на себя сейчас. Ну хорошо, пусть даже Туз был немножко влюблен в эту женщину раньше, но ведь сейчас-то, очевидно, нет. Подожди, он еще прискачет сюда за тобой.

Но Туз не прискакал за мной, и я впервые в моей жизни поняла и почувствовала, что такое ад. Оказывается, для этого не нужны демоны и раскаленные сковородки, а надо просто отнять у человека того, кого он безумно любит, и все, этого будет вполне достаточно. Раньше, когда у меня случались любовные неудачи, мне для того, чтобы мое мрачное настроение улетучилось, достаточно было только заметить заинтересованный взгляд красивого мужчины на улице или увидеть кусочек синего неба над крышами домов.

Но на этот раз все было по-другому: я испытывала какое-то непроходящее отчаяние. Я как раненое животное бродила кругами по своей спальне и рыдала каждую ночь напролет.

Прошел, казалось, бесконечный уик-энд — ни письма, ни телефонного звонка. Я даже позвонила на телефонную станцию справиться, все ли в порядке с аппаратом. Джейн сначала переживала из-за меня, а потом ей это надоело. Я ее понимала — никто не может бесконечно сочувствовать чужому горю. В субботу она позвонила Родни, и он пригласил ее на ланч, где они, должно быть, долго пили и обсуждали, что делать с этой бедняжкой Пруденс и как ей помочь.