— Алексей Витальевич?..

— Можно? — только и спросил он.

— Ох!.. Ну конечно… проходите, — добавила уже не очень уверенно.

А он уже протягивал ей букет роз.

— А это… зачем? — приняла она букет и не удержалась, сунула в него нос. Ожидаемо, розы не пахли, ну или совсем слабо. Но ведь и на улице зима.

— Не знаю, зачем, — тоже порядком растерялся он. И вообще, он сегодня был явно не он. Таким Люда его не видела даже тогда, когда еще не знала, кто он. Сильный, волевой и бескомпромиссный мужчина смотрел на нее так, словно боялся того, что она может сказать или сделать.

И тут Люда поняла, что стоит перед ним в одной пижаме. Халат-то она сняла, когда вернулась с кухни, чтоб не мешал завтракать.

— Ой!.. Ну вы проходите, — уже убежала было Люда, унося огромный букет. Потом снова остановилась, повернулась к нему и добавила: — В мою комнату, — и умчалась быстрее ветра, благо, в коридоре было где разогнаться.

Последнее, что успела заметить, была веселая улыбка на этих обычно суровых губах.

Люда уже успела облачиться в халат и рассовать по местам разбросанные в комнате вещи, а Алексея все не было. И куда это он запропастился?

Выглянув в коридор, она стала свидетелем умилительной картины. Алексей стоял в окружении почти всего семейства Марии. Тут была и она сама, и муж ее, и часть детей. А одного Алексей даже трепал по светлым волосам с таким радостным видом, что у Люды неизвестно отчего защемило сердце. Ну и конечно, ее застали за подглядыванием.

— Иди уже, Лешенька, а то мы тут тебя задерживаем, — лукаво проговорила Мария. — А вы, живо домой! — прикрикнула на детей. — Нечего мотаться по коридору!

Когда впустила его в комнату, то снова растерялась, не зная, что можно сказать или сделать.

— Алексей Витальевич?..

Но договорить он ей не дал. Прикрыв дверь в комнату, быстро шагнул ей навстречу и прижал пальцы к ее губам.

— Люда, перестань уже так называть меня, — тихо попросил, заглядывая ей в глаза. А она и сама не могла отвести взгляда от его лица. И даже пальцы его казались такими теплыми и мягкими, так нежно они прижимались к ее губам. А внутри Люды творилось что-то неописуемое словами. И такое сильное, что ноги подкашивались в прямом смысле слова. А руки сами поднялись и легли ему на плечи. — Я больше не твой начальник. Я… Прости меня! — судорожно проговорил и накрыл ее губы своими.

Как она оказалась в кольце сильных рук, когда ее пальцы ворвались в его немного непослушную и такую шелковистую шевелюру, Люда и не поняла, полностью растворяясь во властном и одновременно трепетном поцелуе. Его губы изучали ее и подстраивали под себя, не оставляя ни единого шанса не откликнуться, не ответить на поцелуй. Руки Алексея крепко прижимали Люду к груди, гладили спину, касались волос. Если бы не эти руки и то, как крепко сама она держалась за него, обнимая за шею, наверное, она упала бы, настолько трудно было стоять, как и сохранять условную ясность мыслей. Она не осознавала ничего, кроме того, что хочет продлить этот поцелуй как можно дольше. Пусть он не заканчивается никогда, пусть она задохнется от наплыва эмоций. Но это казалось ей настолько прекрасным, что стоило любых жертв.

— Как же я хотел это сделать! — пробормотал он ей в макушку, когда поцелуй все же прервался, а Алексей обнял Люду так крепко, что перехватило дыхание, которое и так не собиралось выравниваться, вырываясь из груди судорожными толчками. И как громко колотилось его сердце, совсем рядом.

Он вновь заключил ее лицо в ладони и принялся покрывать его поцелуями. Сантиметр за сантиметром, пока снова не добрался до губ. И Люда не хотела ему мешать, решив, что если это сон, то пусть он длится вечность.

Но это был не сон, и вскоре вопрос сам сорвался с губ.

— Зачем ты это делаешь? — заглянула она в лицо Алексею в перерыве между поцелуями. И ей важно было услышать честный ответ. Очень важно! Настолько важно, что даже дышать на время себе запретила.

— Что именно? — погладил он ее щеку большим пальцем, ненароком касаясь губ и заставляя душу Люды исходить трепетом. И смотрел он так, как не смотрел на нее еще никогда. Если бы она не считала, что такое в принципе невозможно, то могла бы поклясться, что он ее любит. А иначе, зачем он так на нее смотрит?

— Целуешь меня?

— Потому что не могу этого не делать, — улыбнулся Алексей. — Потому что с ума схожу, когда вижу тебя рядом. Потому что ты стала для меня личным наваждением и даже во сне преследуешь…

Говорит ли он все это на самом деле? Или ей только слышится все то, что так давно мечтала услышать из этих уст? Уст, что целуют так сладко. Завораживают, притягивают к себе. Манят, обещая подарить еще большее наслаждение.

— Не могу поверить, — ладонь легла на его свежевыбритое лицо. Она ли решилась на это? Касается его, потому что вот он, тут рядом, позволяет ей это делать. И кажется, ему это даже нравится.

— Чему ты не можешь поверить? Тому, что жизнь без тебя потеряла всякий смысл? — прижал он ее руку своей, а потом принялся покрывать ладонь поцелуями. Это было и щекотно и безумно приятно одновременно.

А Люда смотрела на него и пыталась бороться с ощущением, что все это только сон. Но какой же реальный сон. Вот он, так близко, что она может протянуть вторую руку и обнять его за шею. А потом зарыться в волосы. И это его волосы. Она отлично помнит, какие мягкие и шелковистые те на ощупь, как приятно их касаться. Не случайно, а намеренно, пропускать их сквозь пальцы. Гладить лоб, брови, щеки, подбородок…

— Я не могу поверить, что все происходит на самом деле, — отозвалась Люда и собственный голос услышала словно издалека. — Что ты стоишь тут… Что приехал в Питер и пришел в гости. Кстати, ты ведь так и не сказал, зачем приехал, — пытливо всмотрелась она в глаза Алексея, все еще боясь верить тому, что видит там, на их дне. — Ты сказал, что по делам. В командировку, значит?

— Люда, — взял ее Алексей за плечи и легонько встряхнул. — Неужели ты не поняла, что приехал я к тебе? Только к тебе, понимаешь? Ни в командировку, ни по каким другим делам. Я так хотел увидеть тебя, что сейчас не могу наглядеться, — улыбнулся он. — А еще нацеловаться, — даже немного смутился. Но возможно, это Люде только привиделось. Да и рассмотреть он как следует не дал, вновь приникая к ее губам в глубоком, безумно ласковом и до ужаса страстном поцелуе.

И Люда, наконец-то, позволила себе в нем раствориться. Просто потому, что так мечтала об этом. Устала гнать эти мечты от себя. Не в силах избавиться от воспоминаний. Ни на что не надеясь и тщетно пытаясь внушить себе, что Алексей остался в прошлом.

Сейчас она награждала себя за все те вечера, что грезила о нем. Заполняла те ячейки в душе, что считала опустевшими навечно. Любила его, не надеясь, что ответное чувство настолько же сильно.

Она прильнула к этому мужчине всем телом, чувствуя себя неотъемлемой его частью. Гладила его волосы, шею, спускалась на плечи, спину. Ей хотелось обхватить его всего, утопить в своих объятьях. Но на деле получалось, что тонула сама, плавилась под его руками и губами.

Поцелуй показался ей настолько долгим, что какое-то время после него Люда не могла сообразить, день сейчас или ночь, плохо осознавала, где вообще находится… Знала одно, что обнимает мужчину, которого любит больше всего на свете, несмотря ни на что и даже вопреки всему!

— Я лишил тебя завтрака, — проговорил он ей в волосы.

— Что? — подняла она к нему разгоряченное лицо.

И ответить Алексей не смог. Глядя на нее, такую трогательную и доверчивую, сверху вниз, он в сотый раз не смог бороться с желанием ее целовать. И хотел он прямо сейчас всего! Всего того, что может дать только она. С трудом сдерживал собственные порывы, останавливал свои руки, когда те норовили распахнуть на ней халат, чтобы добраться до того, что под тем скрыто. Возбуждение мешало мыслить трезво. И еще одну вещь Алексей осознавал очень четко — так как эта девчонка, его еще никто и никогда не возбуждал. В паху аж все болело, до такой степени требовало удовлетворения. Но разве же он мог поступить с ней так. Наброситься на нее, как того требовала его плоть. Что тогда она о нем подумает? И это будет плюсом в ту копилку идиотских поступков, что эта девушка уже стерпела от него.

Всего один еще поцелуй, и он возьмет себя в руки. Одно касание этих припухших и таких сладких губ. А потом… потом он будет смотреть, как она завтракает, а плоть его будет остывать. Он заставит ее подчиниться! Иначе он рискует напугать эту малышку до икоты.

— А теперь завтракать, — оторвался Алексей в очередной раз от губ Люды и подтолкнул к столику, где уже давным-давно остыли оладьи.

— Только вместе с тобой, — сразила она его такой улыбкой, какой раньше еще у нее он не видел. В ней сочетались робость, радость, благодарность, сдержанность… И все это было пропитано страстностью, которую она тоже едва сдерживала, это он отчетливо читал по ее глазам, в которых зрачок сейчас занимал всю радужную оболочку.

Господь свидетель! — он любил эту девушку с каждой минутой все сильнее. Но даже себе пока боялся признаться, насколько же сильно это чувство.

Люда сбегала на кухню и разогрела оладьи. А потом они вместе ели их с каким-то вареньем, вкуса которого Алексей не чувствовал, потому что слизывал то с ее губ. А губы ее казались самыми вкусными на свете.

И все время, пока длился завтрак он запрещал себе прикасаться к ней слишком часто. Несмотря на все внутренние уговоры, возбуждение не хотело утихать в нем, вспыхивая с новой силой от каждого взгляда на эту удивительную девушку, что сидела напротив него с ногами на кровати и с таким довольным видом поедала оладьи, что даже ревность невольно просыпалась. Хотелось забрать у нее тарелку, чтоб завладеть ее внимание целиком.