хотела услышать. Не беспокойся.

Я двигалась мимо него, когда его рука дергается и берет меня под руку.

– Ты хочешь уйти уже?

Не оглядываясь, я говорю через плечо, ощущая, как немеет все мое тело.

– Только захвачу свою накидку.

Шатер для проведения вечеринку оформлен не так, как для проведения обеда. Люди везде

и повсюду и дорожки усеяны гостями, СМИ и агентами спецслужбы. К Бену постоянно

обращаются люди, желая что–то сказать или просто спросить. В отличие от нас. Мы идем

обратно к столу в полной тишине, у меня такое чувство, будто я тащу за собой по полу

цементный блок или два.

Когда мы приходим, бабушка улыбается, но выражение ее лица меняется на

обеспокоенное, когда она смотрит на меня, пока я беру свою накидку со стула.

– Ты уезжаешь? – спрашивает она недоуменно.

– Да. – Это все, что я отвечаю.

– У нас не получилось достаточно пообщаться. Как насчет обеда или ужина на этой

неделе? Мы будем в городе до воскресенья.

Я до смерти устала, зла и не в настроении отпускать умные комментарии.

– Я позвоню тебе.

– Я пыталась позвонить тебе, прежде чем мы приехали... – начинает она.

– Пожалуйста, бабуля, у меня куча работы на Холме. Это вовсе не развлечения и

вечеринки. – Я жду, что она начнет как–то возражать или начнет объяснять, что у нее

очень плотный график и ей надо знать ответ прямо сейчас. Но этого не происходит.

– Ты ведь не продолжаешь зависать с мистером Рихтером? Не тогда, когда у тебя есть

другие интересы, которыми надо заниматься?

– О чем ты говоришь? – Меня словно ударили прямо в самую глубь.

– Просто... он не тот, с кем ты должна сейчас общаться.

Я готова сказать ей, что мы с ним сейчас не в лучших отношениях. Очень хочу. Хоть мы с

Джоном и не в ладах, я не хочу, чтобы она винила его. Сделала что–то, что может

непосредственно навредить ему.

– Это, наверное, моя вина. Я позволила тебе думать так, потому что мне так надо было.

Мы с Джоном никогда не встречались. Мы всего лишь друзья.

– С чего бы это мне думать, что ты встречаешься с геем? – отвечает бабушка в тот момент,

когда дед выскальзывает из–за стола, держа в руках бокал с его любимым бурбоном и

кока–колой.

– Принцесса, ты великолепно смотрелась, танцуя с президентом.

Собрав весь свой здравый смысл, каким я обладаю, я игнорирую деда, обращаясь к

бабушке.

– Ты все знаешь?

– Конечно, да. Я в курсе многих вещей. Все, что тебе нужно сделать, это попросить

рассказать тебе правду. Веришь или нет, но твой дед и я не сплетники. Мы хотим, чтобы

наша семья была счастлива. Мы не раздуваем скандалы. Распространять слухи не лучший

вариант. Будь осторожна на этом поприще, дорогая.

– Звучит как угроза, бабуль. – Я бросаю взгляд на Беннетта. Он разговаривает с мужчиной,

кем–то из кабинета Кастро.

– Глупость, не так ли. Я обещаю. Позвони мне, Ксавия. – Бабушка похлопывает деда по

плечу. – Стэн. Помогите мне, сэр.

Слово «сэр», произнесенное моей бабушкой словно нож, вонзающийся мне в голову. Нет.

Совершенно не то значение, в каком я использую его с Беннеттом. Я пытаюсь вспомнить,

сколько раз она произнесла его, но не могу мыслить здраво.

– Послушай свою бабушку хотя бы раз. – Резко прерывая мои мысли, дед берет меня за

руку и сжимает. Поддавшись его очарованию, он смотрит на меня холодным взглядом. –

Потребовалось достаточных усилий, чтобы ты оказалась здесь. Не ты одна поставила все

на карту. Мировая экономика нестабильна. Пора взрослеть, Ксавия. Не упускай эту

возможность. – Его слова, словно лед медленно проникают в меня.

Я не могу притворяться, что не потрясена, когда я ищу его лицо и пытаюсь понять, к кому

он говорит слово «усилия» и мое место здесь.

– Мистер и миссис Стилман, – говорит Беннетт, стоя рядом со мной. – Это был

замечательный вечер.

– Сенатор Стоун, – отвечает дед в то время, когда они с Беном жмут друг другу руки. –

Мы крайне впечатлены Вашими результатами и Вашим будущим. Мы поговорили с Вице–

президентом и скоро встретимся с Вами.

Это больше похоже на политическую любезность, то же банальное дерьмо, которое я

слышала сегодня и я ненавижу эту часть игры. Бабушка слегка обнимает меня, также как и

дед. Я чувствую их пристальный взгляд, молча одевая свою накидку. Когда мы прощаемся,

у меня нет слов, я растеряна и не могу уйти из Белого дома достаточно быстро.

***

– Это вовсе не мое воображение, – говорю я Беннетту, когда он въезжает в подземный

гараж отеля «Франклин». – Мои бабушка и дед участвуют в каком–то...заговоре.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он, пока паркует машину на месте,

принадлежащему номеру, которым он владеет. Номером, куда он приводил своих саб и я

снова мои мысли возвращаются к вопросу, который я задала ему о сенаторе Уорнер и на

который он отказался ответить, были ли они любовниками?

– Я не знаю. Это внутреннее чувство.

Снаружи было темно, но внутри меня было еще темнее...тьма со всей ее грязной ложью и

грязными секретами, которая лезла из всех щелей быстрее, чем я могла с ней справиться.

Я подавляю дрожь при мысли о президенте, моих бабушке и дедушке, возможно, Вице–

президенте...сколько еще таких, как они плетут интриги в этой исковерканной

политической шахматной партии?

– Если ты не уверена, почему бы нам не поговорить о чем–то конкретном? – Он открывает

свою дверь, прежде чем я могу ответить. Что я могу сказать, не разжигая огня?

Открыв мою дверь, он берет мою руку и тянет меня вверх. – Ничего конкретного. В этом и

проблема, – отвечаю я.

– Но кое–что всплыло наружу. И ты все еще утаиваешь от меня что–то.

Я не отвечаю ему. Не только я одна утаиваю.

– Правительственные обеды никогда не бывают скучными, разве это не твои слова? – В

его голосе проскальзывает издевка. Я смотрю в его задумчивые глаза, в которых появился

намек на гнев, в этих его зеленых глубинах. Он медленно моргает и взмах его темных

ресниц настолько притягателен, как никогда прежде.

– Было очень сложно. Но пребывание рядом с моей семьей в течение пяти минут может

привести к этому. Трудно сказать. – Я напоминаю себе, что совсем не время выдать все

мои секреты.

– Но у тебя есть свое мнение, – отмечает он.

Мы подходим к частному лифту и, когда мы останавливаемся перед полированной

металлической дверью, я бросаю на него взгляд. По крайней мере, я настолько разгневана,

насколько я себя чувствую, гнев для меня как спасательный круг, который держит меня

вместе, а не дает распасться на части.

– Мы можем подождать, пока не поднимемся наверх, чтобы обсудить, что произошло?

– Никаких проблем, как ведь пожелаешь. – Двери плавно скользят, открываясь и Беннетт

жестом предлагает мне войти.

Обычно к этому времени он прижимал меня к стене лифта, врываясь своим языком мне в

рот, сжимая в кулак мои волосы и предоставляя самое лучшее в моей жизни. Но не

сегодня. Мы стоим рядом друг с другом, наши плечи не соприкасаются.

Он приглашает меня выйти из лифта и вот мы стоим перед дверями номера люкс. Внутри

меня целый кордебалет, который рвется наружу и жаждет получить ответы на вопросы. Он

с силой проводит своей магнитной карточкой, точно такой же, какую он давал мне.

Голосок в моей голове шепчет:

– Сколько таких как ты?

Остановись! Перестань думать о том, сколько раз он делал это. Он открывает дверь и

замирает, позволяя мне войти первой. Я обхватываю себя за талию, прохожу вперед, а он,

как тень, следует за мной.

Я слышу как стучат наши каблуки по полу. Их звук разрозненно отдается эхом от стен,

чем–то напоминая мое сердцебиение, отдающееся в моей груди. Сейчас не время убегать и

прятаться. Весь этот хаос – это самое то. Он уничтожает все. Есть только один выход. Все

что мне нужно – это смелость, чтобы действовать.

Проглотив комок сомнений, я напоминаю себе, что я не собираюсь быть игрушкой Норта.

Я твержу про себя: «Я могу сделать это». Я собираюсь устроить представление на пустом

месте. Я приехала в Вашингтон, желая узнать правду. Нужно знать правду! Это путь, мой

путь, и я объявлю войну любой ерунде, которая может возникнуть. Пока я иду, я пытаюсь

найти то, зачем я пришла или я... мы... все навсегда потеряем. Это настоящая граната, мой

шанс, появился наш шанс выложить все начистоту. Обратного пути нет и сейчас как раз

время, чтобы снять все преграды. Что есть у меня в качестве оружия? Мой ум, мой

инстинкт. Моя способность приспосабливаться.

Мы идем в гостиную и я останавливаюсь около дивана. Пришло время скинуть «бомбу»

номер один.

– Во–первых, ты задолжал мне ответ на вопрос. Простое «да» или «нет» без объяснений

меня устроит.

– Что произошло сегодня? – спрашивает Беннетт хриплым голосом, когда останавливается

позади меня. Его слова ласкают мои обнаженные плечи. До сегодняшнего вечера, было бы

так просто притвориться, откинуться назад, потеряться. Я качаю головой, скорее борясь с

желанием ответить ему, а не наоборот поддаться ему.