для нас сразу же выделяют место в дальней кабинке. Журналистам придется постараться,

чтобы добыть информацию о нас, хотя некоторые уже имеют достаточно

высокотехнологичное оборудование для получения тонны фотографий из окон снаружи.

– Что бы ты хотел съесть? – спрашивает она, выглядывая на меня из–за меню.

– Мне сделать заказ за нас обоих?

Она закрывает меню.

– Давай попробуй.

– Как насчет остренького?

Она выгибает брови.

– Чем острее, тем лучше.

Я заказываю нам двойной гамбургер с жареным гусиным яйцом и сыром Гауда, но на этот

раз без обжаренного лука и чеснока.

Когда нам приносят пиво, она поднимает свой бокал и произносит:

– За нас.

Я поднимаю свой и стараюсь отбросить на задний план мысли о Норте. Я не собираюсь

допустить, чтобы этот сукин сын разрушил хотя бы долю секунды проведенного времени

с Кса.

– За наше с тобой будущее.

Мы чокаемся своими запотевшими кружками со свойственным стеклянным звоном. Затем

я делаю глоток из своей, наблюдая за ней поверх края кружки. Господи, сколько раз я

делал это? Смотрел. Ожидал.

Я не могу продолжать играть в эту игру. В начале это казалось правильным – это

дополняло мою потребность обладать ею, давая мне ясность в установленной,

вынужденной сдержанности.

Но не сейчас. Я не могу притворяться, что то, что мы делаем, относится к разряду

жесткого траха. Я хочу ее. Всю ее, даже вне нашей кровати. Мы провели почти месяц

вместе и я единственный, кто настаивает на этом.

С ней я всегда был голоднее, жаднее, и возбужденный ночь напролет, я не хочу

продолжать этот танец притворства, который мы устраиваем для всего мира. Я полностью

понимаю, что я попал и разрушаюсь ради Ксавии. Я должен встать и уйти. Для нее. Для

меня. Бл*ь, почему я не могу сдвинуться с места?

– О чем ты так усердно думаешь? О чем–то очень мрачном? – спрашивает она с

озабоченным выражением на личике. – Ты хмурый.

– Я думаю... о нас. – Я бросаю на нее взгляд. Если бы я только знал, как оценить то, что

чувствует она в ответ. Расшифровать ответ на невысказанный вопрос, но который,

несомненно, существует. Проблема, о которой все знают, но предпочитают молчать.

– Хм, все еще звучит как–то сердито. – Она вздергивает свой подбородок. – Ты думаешь о

«нас», с позиции «Сенатор – сотрудник»? Или «Кса и властное животное»?

Я провожу рукой по щетине на щеке, затем выдыхаю:

– Обо всем.

– И именно эти мысли раздражают тебя. – Мы по–прежнему смотрим друг на друга, она

глядит, не моргая, в мои глаза. – Ты беспокоишься. Почему?

Осознание волной проходит сквозь меня и усиливает мою потребность обладать ею.

– А ты? – я спрашиваю.

– Может быть. Иногда. Но не когда мы вместе. Тогда это проще.

– Мы стали друзьями, – шепчу я и это лишь часть правды.

– О, мы больше, чем просто друзья, – отвечает она.

Я выпиваю половину своего пива и смотрю на нее. Она, в большинстве своем, права. Это

легко, просто быть с ней и тяжело, когда мы не вместе. На мгновение, я перевожу свое

внимание на журналистов, делающих снимки, затем отбрасываю свои мысли подальше,

как я научился уже проворачивать подобное с журналистами, снующими вокруг,

записывающими очередные новости.

Но сейчас, я с ней, и это не политическое дело, но они постоянно нас преследуют. Это

похоже на то, к чему она привыкла, пока росла. Я читал отчеты Арчера, которые он дал

мне по Кса, но там есть прорехи и, начиная с сегодняшнего дня, я буду восполнять их,

пытаясь узнать, что за связь есть между Нортом и ее дедом.

– Каково это расти под фамилией Кеннеди? – Спрашиваю я, желая услышать ее версию.

Пожав плечами, она делает глоток своего пива и слизывает каплю с верхней губы, прежде

чем ответить мне. – Я действительно не знаю. Моя мама и я не относимся к клану Кеннеди

настолько сильно, насколько большинство людей считает. У нас есть доступ в некоторые

крупные партии. Мой отчим и мама по–прежнему друзья, которые трахаются регулярно,

словно дикари. Если что, это так говорит Вирджиния. Вся власть в руках моих дедушки и

бабушки. Сила, которая не так явно является движущей в Вашингтоне, но является очень

сильной в своей невидимой форме. Но я так понимаю, после того как ты собрал

информацию, тебе это не в новость. Слушай, не отталкивай меня. Что–то произошло

сегодня, и либо ты скажешь мне, что случилось, либо забудь об этом.

Мои глаза округляются, прежде чем я беру себя в руки и стараюсь скрыть свое реакцию.

Затем я рычу недовольно и решаю прекратить что–либо планировать и просто побыть с

ней.

– Ты права, – признаю я. – Я понятия не имею в какое осиное гнездо я вляпался, но когда

узнаю, я дам тебе знать. Это лучшее, что я могу сделать. Поверь мне.

– Я верю. – Она кивает и я чувствую, как напряженные мышцы шеи расслабляются. – Если

когда–нибудь ты захочешь узнать что–либо конкретное, ты всегда можешь просто

спросить меня.

– Я не оставлю попыток узнать о тебе все, но так как ты член клуба – это необходимое

условие.

– Итак, – говорит она, потягивая пиво.

– Итак? – Отвечаю я, прикидывая, как ответить ей.

Она закатывает глаза.

– Почему бы не спросить меня? Если ты нашел что–то, что заставляет тебя быть хмурым

сейчас, может быть, я смогу помочь. Я буду рада рассказать тебе все, что ты хочешь

знать... чего жду и от тебя тоже.

Просто так здесь не разобраться, поэтому я разрешаю ей сделать первый шаг.

– Спрашивай. О чем угодно.

Улыбка исчезает с ее лица.

– Почему у тебя ни с кем не было длительных отношений? Даже в колледже.

Мне повезло, что я не подавился пивом прямо сейчас. Вместо этого, я опираюсь локтями

на стол, сложив ладони вместе.

– Это то, где я обычно намеренно провоцирую срыв в отношениях. Еще в колледже, когда

девочки хотели «узнать меня», я улыбался, лгал сквозь зубы и саботировал эти отношения.

Я намеренно забывал позвонить или делал так, что они застукивали меня с другой

девушкой. Я специально хотел делать что–то невероятно ничтожное, чтобы испортить эти

отношения. Даже не надо учебника по психологии, Фрейд – говно, просто на сто

процентов мудак. Потом я обнаружил для себя, что контроль за всеми аспектами секса в

жизни, которые не соответствуют стандартам интимной жизни, связанны с вопросами и

историей моей личности. Только у тебя одной возникли подозрения, что моя жизнь менее

блистательна.

Только эта девушка является в равной степени моей сабой, которую я жажду связывать,

ломать, трахать и дверью в мою нирвану. Только с ней я готов рискнуть всем.

Сплетая свои пальцы с моими, она сжимает их.

– Ты можешь мне доверять, как я доверяю тебе. Теперь, спроси меня что–нибудь. Для тебя

я открытая книга.

– Мы оба являемся ими. – Я киваю, как будто убеждаю самого себя, как будто все то, что

мы собираемся сделать – это шаг в правильном направлении. Я бы никогда в жизни не

пошел этим путем.

Официантка возвращает с двумя корзинками на подносе. После того, как она ставит их на

стол, я прошу повторить, но не предпринимаю никаких попыток, чтобы заставить Кса

продолжить рассказывать о ее темных тайнах.

– Он огромен, – говорит она о своем бургере, разворачивает салфетку и кладет ее на

колени. – Итак, это одно из твоих любимых местечек?

Я поднимаю свой бургер, сжимая пальцами булочку, и блуждаю взглядом по ресторану,

затем снова смотрю на нее.

– Я прихожу сюда раза два в месяц. Есть несколько других бургерных в Вашингтоне,

которые я посещаю. Зависит от настроения.

– Бургеры и настроение, – отмечает она, улыбаясь пока официантка ставит бутылку соуса

А–1 [Прим. пер. Соус А–1 – традиционный густой английский соус к горячим и холодным

мясным блюдам, твердым сортам сыра, тушеным овощам и морепродуктам] перед ней.

Я откусываю огромный кусок от своего бургера, не осознавая до этого момента, как я

голоден. Пока я пережевываю, она разрезает свой пополам и я издеваюсь, говоря:

– Облегченная версия бургера.

– Что–то вроде этого. Я не собираюсь есть его весь. Расскажи мне о себе, о чем я еще не