пока, наконец, он не говорит: – Выдыхай.

Я выдыхаю и он кладет обе свои руки на мои.

– У нас впереди длинная ночь. Тебе нужен кислород. Это простой трюк, если ты

воспользуешься им. Собственно говоря, если я узнаю, что ты задержала свое сладенькое

дыхание, я буду первым человеком, кто испробует твой прекрасный зад. Это моя

привилегия, как твоего Смотрителя, и даже если твой Дом не собирается тебя делить ни с

кем, я буду делать то, что в твоих же интересах. Не его.

Я хмурюсь. Он бы сделал все что угодно, чтобы напрямую побороться с Беннеттом? Это

вовсе не разумный план, которому надо следовать.

– Я буду помнить про дыхание, – заявляю я и демонстрирую, делая глубокий вдох, а затем

другой. – Спасибо, Смотритель.

– Твой псевдоним соответствует тебе [Прим. пер. – здесь автор имеет в виду игру слов в

оригинале «Miss Excess» можно перевести как «Мисс Крайность» или «Мисс Озорство»],

маленькая саба.

Что он имеет в виду? Но мои мысли обрываются. Он кладет свои руки на меня,

расстегивая застежку сзади, и внезапно платье соскальзывает с верхней части моего тела.

Прикрывая свою обнаженную грудь, я отстраняюсь на пару шагов назад. Я ахаю:

– Стоп!

Беннетт предупредил меня насчет используемых слов, но не совсем точно. Мой

Смотритель подготовит меня. Я не знаю, почему я решила, что я буду одета. Но я должна

быть абсолютно голой – мое сердце грохочет не переставая. Ничто не сравнится с тем, как

все это сводит меня с ума.

– Не так быстро, – говорит Джекс, в тоже время спуская мягкую, шелковую материю с

моих плеч. Он слегка поворачивает меня, а затем его пальцы вновь поднимают мой

подбородок. Он крепко держит меня. Снимая его, он берется за мое платье и ловко

опускает его на мои бедра, расстегивая молнию. Он держит меня за руку и говорит: –

Перешагни, – в то время как мое платье спадает с меня, скользя вдоль моих ног на пол.

Я чувствую, как меня закрывает ткань накидки и делаю, как мне сказано, шагая, не видя,

что Джекс ведет меня вперед. Его руки раздвигают складки накидки, надетой на меня,

чувствуя, как воздух охлаждает мою кожу. Его руки скользят вдоль моего бедра, теребя

резинку трусиков, и мои мышцы живота сжимаются. Он молчаливо тянет их вниз. Прилив

тепла, словно вздымающиеся штормовые облака поднимаются вверх от лопаток, прожигая

путь, и достигая моего лицо. Суда по его движениям, я понимаю, что сейчас он стоит на

коленях, спуская мои трусики вниз по бедрам.

Он берет мою руку, все еще стягивая мои трусики, которые скользят по коленям к

лодыжкам и снова говорит мне:

– Перешагни.

Я голая и с завязанными глазами, на мне плащ, маска и каблуки. Продолжая трястись,

будто лист в ужасный шторм, я смущена в высшей степени из–за того, что я нахожусь с

незнакомцем, чье лицо сейчас в нескольких сантиметрах от моей промежности. Я

задерживаю дыхание, молясь, чтобы это поскорее закончилось. Полы моего плаща снова

закрываются, и я ахаю от облегчения.

– Подними руки. За спиной. – По звуку его голоса я понимаю, что Джекс стоит позади

меня, и я делаю, как он говорит, я чувствую, что что–то металлическое – холодное и

крепко облегающее опускается сначала на одно запястье, а затем на другое. Я в

наручниках и он кладет что–то маленькое мне в руку.

– Ключ. Ты отдашь его своему Дому, – говорит он и я понимаю.

Беннетт сказал, что я должна буду что–то предложить ему в знак своей покорности. Этот

ключ является символическим действием, означающим мое желание, чтобы он освободил

мои запястья.

– Пора, – объявляет Джекс.

Я отгоняю слезы и сглатываю, сомневаясь в своем решении. Во всем, начиная с того,

чтобы быть раздетой незнакомцем – это не моя идея, как и в том, что можно хорошо

провести субботний вечер улюлюкая и громко крича, а в действительности будучи

выведенной в маске на сцену, в то время как люди будут смотреть на меня, и осознание

этого кажется в сто раз более нервирующим и... я замираю.

Вокруг меня стоит гул и по раздающимся шагам, я понимаю что, в комнате мы больше не

одни.

– Так, у нас новенькая? – Раздается рядом мужской голос, и я вздрагиваю.

– Ага. Как тебе тусовка? – Спрашивает Джекс невозмутимо.

– Все так же, как и накануне, – Голос человека глубокий, но мягкий, с властной нотой. Это

качество, которое мне нравится в голосе Беннетта и Джекса, и такой же у этого человека.

Возможно, они партнеры – те, о ком Бен говорит как о других Домах.

– Сообщение со сцены. Не снимай с сабы накидку.

– Поверь мне, – парирует Джекс. – Я уже всего наслушался. Этот аукцион обещает войти в

историю. Здорово, что это первый вечер, после возвращения Бена обратно. Готов

предположить, что есть несколько серьезно настроенных членов клуба. Честно говоря, я

не знаю, что из этого выйдет. Если кто–нибудь захочет получить ее первым, то этот

аукцион перерастет в настоящий хаос.

– Я понял тебя, но они пляшут под его дудку. У них нет ничего на него.

– Скорее под кнут, которым он прикладывается, – фыркает Джекс.

– Клуб уже готов, – отвечает другой человек.

– Давай посмотрим. Все ли службы безопасности на своих местах? – Джекс держит меня

за локоть.

– Да, – говорит мужчина. – Как только Орел будет в гнезде, все подъезды и выезды будут

заблокированы.

Они говорят приглушенными голосами. Как обычно деловым тоном, но их уверенная речь

не помогает моему животу не скручиваться в тугой узел. Становится еще хуже, когда меня

выводят из комнаты. Двигаясь по обе стороны от меня, Джекс и второй мужчина держат

меня за локти, сопровождая, как я думаю в зал, где люди толкаются и извиняются. Мы

идем вперед, затем поворачиваем, а затем оказываемся в что–то типа лабиринта, где я

слышу приглушенные голоса. Кто–то стонет, слышны звуки порки, кто–то мычит, в то

время как мы проходим мимо дверей, и я полагаю, это те комнаты, где происходит все, что

угодно. Беннетт сказал мне, что есть комната, где нет никаких дверей. Должно быть, это

она и есть.

Насколько я знаю, все комнаты Дома, за исключением одной открыты для просмотра. В

некоторых приватных комнатах есть окна, доступные только Домам и их сабам. Бен

обещал мне, что мы не будем ни в одном из открытых пространств клуба. В наш первый

раз у нас будет столько уединенности для утверждения своих прав на сабу, насколько это

возможно получить в Доме, это означает, что с одной стороны будет находиться зеркало, а

с другой стороны, люди которые буду смотреть.

Мои сопровождающие остановились и из крошечной щелки сбоку маски, я вижу, что

освещение отличается. Рассеянное. Тусклое. Но вокруг нас что–то потрескивает. Голоса

говорящих приглушенные. Я слышу какой–то звук, хрустальный звон и бесконечный смех.

– Мы проведем тебя на три ступеньки вверх на сцену и ты должна встать на колени, –

советует мне Джекс. – Подожди, пока твой Дом не обратиться к тебе. Делай так, как он

велит, или ты будешь наказана. Прямо тут на сцене. Поняла?

– Да, Смотритель, – шепчу я хрипло, чувствуя, как слабеют мои колени.

Если бы не двое мужчин по обе стороны от меня и их властная хватка на моих руках, я бы

ни в жизни не сделала эти три шага. И вот я на сцене и как мне сказано, с их помощью,

встаю на колени, чувствуя жесткий пол. Я качаюсь на коленях, чувствуя себя ужасно, в то

же время дергая за наручники. Шум голосов становится все громче, и по доносящемуся

гулу голосов я могу понять, что речь идет обо мне.

Мужчины и женщины обсуждают мою роль в виде сабы и чтобы они хотели сделать со

мной. Как бы они находили удовольствие в моем теле. Как бы они делили меня.

Вместо того, чтобы сидеть с кротким понурым выражением сабы, я вздергиваю

подбородок. Может быть, я и с завязанными глазами и мои руки скованны за спиной, но,

черт возьми, я не собираюсь делать вид, что у кого–то в этой комнате есть гребанный

шанс делать со мной все, что угодно!

– Ради всего святого, – слышу я рычание Беннетта и его шаги, раздающиеся с конца

сцены. – Похоже, что ты хочешь завоевать мир, моя маленькая саба.

Глава 5

НАРУШАЯ ПРАВИЛА.

Двигаясь, отсчитывая ступеньки до сцены, у меня возникает сильное желание сблевать.

Дом настолько переполнен, что яблоку негде упасть. Я одет в черную футболку, кожаные

брюки и мотоциклетные ботинки, выходя на сцену, все мое внимание сосредоточено на

Ксавии. Несколько минут назад, я видел, как ее ввели вовнутрь Джекс и Ноа. Моя челюсть

по–прежнему сжата. Я напоминаю себе, что она вошла на сцену без каких–либо

инцидентов. До сих пор никто не сделал ошибки всей своей жизни, прикасаясь к ней.

То, что Джекс раздевает ее – уже достаточно, чтобы довести меня до предела, но, по

крайней мере, в нем я уверен – он смотрит на мужчин, а на нее он не взглянет. Конечно, за

пределами нашего клуба, никто не обсуждает, что спикер Палаты представителей гей.

Уверен, что Джекс будет засовывать свой член в женщину, но только в том случае, если в